— Ух-х, хорошо! — Аня с наслаждением вытянулась на относительно мягком сиденье в кабине грузовика. — Тех, кто придумал идиотские скамейки в кузове, следовало бы расстрелять на месте. Это же сплошное издевательство над… — она запнулась, легкий румянец выступил на щеках, — над спиной.

Сергей посмотрел на нее, улыбнулся.

— Это точно. Ладно, поехали.

Он повернул ключ зажигания, мотор чихнул, поскрежетал, рывком завелся. Одинцов несколько минут погонял движок вхолостую, разогревая его, потом включил первую передачу и медленно, аккуратно вывел грузовик со стоянки. Аня некоторое время смотрела в зеркальце заднего вида на удаляющийся мертвый «КамАЗ». Почему-то она почувствовала облегчение, смешанное с горечью. Непонятно отчего, но ей вдруг стало очень жалко несчастный автомобиль, который, похоже, был обречен гнить на своем месте неизвестно сколько. Может быть до тех пор, пока не превратится в металлический скелет, медленно погружающийся в землю. Эта «фура» была живым воплощением всего того, о чем только что говорил Мишка. Все умерло. И без должного ухода начинает медленно разваливаться на куски…

— Странный он, правда?

Аня вздрогнула, оторванная от своих неприятных мыслей.

— Кто?

— Самарин. Странный какой-то. Неразговорчивый. Зачем мы его вообще взяли с собой?

— Кажется из-за того, что он знал меня… Непонятно, правда, откуда.

Сергей качнул головой.

— Это-то как раз понятно — я в том смысле почемумы его взяли — но я не про то. Он назвал тебя по имени и я подумал что это какой-то твой знакомый, а парни в кузове и спрашивать не стали — не до того было… Только зачем мы сейчастащим его с собой?

— Ну не знаю, — подумав, выдавила из себя Аня. А действительно, зачем?

— Вот и я не знаю. А еще не знаю, как к нему относится.

— Но мы же не могли его просто выкинуть на дорогу. Это было бы… — он замялась, подыскивая подходящее слово. — Несправедливо. Не по человечески.

— Может да, а может — нет.

— И что это значит?

Он коротко взглянул на нее, снова уставился на дорогу.

— Я и сам не знаю. Просто я ему не доверяю, что ли, — он помолчал, потом неожиданно спросил: — Помнишь, когда мы его подбирали, нам обоим показалось, что он ранен?

Аня покопалась в памяти. Помнила ли она? Вроде бы да, что-то такое было, но девушка не была уверена. События того утра как бы покрывались туманной дымкой, исчезали в тени.

— Вроде бы, хотя я и не уверена…

— В том то и дело, сейчас и я в этом не уверен. По нему вовсе не скажешь, что он был ранен. А прошло-то всего три дня.

Аня молчала, обдумывая сказанное.

— Да ладно, Бог с ним, в конце-то концов… Пусть едет, — Сергей улыбнулся, но как-то вымучено, словно бы сам не веря в свои слова. — Даже кормится сам. Интересно, откуда он еду берет…

— А мне вот совсем неинтересно, — отрезала Аня. Ей было не по себе от этого разговора. Почему-то казалось, Самарин может их как-то подслушать. Ей никогда не нравилось обсуждать других за спиной, она и сама не знала почему, но не нравилось и все тут. Некрасиво, что ли… А может просто хотелось верить, что благодаря этому ей не будут перемалывать косточки. (« Горячие трусики» — прошептал в голове голос, и она поморщилась).

— Извини, — Сергей посмотрел на нее и на этот раз улыбнулся более естественно. — Сам не знаю, что на меня нашло.

— Да ладно… — Аня поспешила сменить тему разговора. — Радио слушал сегодня?

— Да, утром, — Одинцов с неодобрением посмотрел на простенькую магнитолу. — Все одно и то же.

— Ты не против, если я…

— Конечно, — он пожал плечами.

Аня склонилась над радиоприемником, включила его, прибавила звук. На минуту замерла, чувствуя странную смесь возбуждения, надежды и отчаяния, а потом нажала кнопку поиска сигнала. Девушка напряженно прислушивалась к треску атмосферных помех, надеясь уловить хоть что-нибудь, хоть малейший намек на передачу, но эфир был пуст. Некоторое время она сидела, зажав похолодевшие ладошки между колен, чувствуя горечь во рту. Снова ничего. Пусто.

— Попробуй УКВ, — мягко предложил Сергей. Он взглянул на девушку, прекрасно понимая, что она сейчас чувствует.

Аня выпрямилась, откинула со лба челку и слабо улыбнулась.

— Нет, не стоит. И так понятно, что там тоже самое. В смысле, ничего.

Она замолчала, Сергей следил за дорогой. Мимо неспешно проплывали леса, подернутые туманной дымкой осени. Аня некоторое время смотрела в окно, но видела только слабое отражение своего бледного лица. Над деревьями поднялась стая птиц и безмолвно взмыла в воздух. Девушка проводила их взглядом, чувствуя, как в груди нарастает тоска. Она тяжело сглотнула комок, вставший в горле, потерла глаза, опасаясь, что опять плачет. Вроде нет. Хотя, быть может, и стоило бы.

— Неужели Мишка прав? — спросила Аня.

Сергей сначала хотел спросить, о чем она, но передумал. Было и так все ясно.

— Не знаю.

Ему самому не понравился этот ответ, и он неохотно добавил.

— Наверное, прав. Скорее всего.

— Я до сих пор не могу в это поверить, пусть и видела все своими глазами, — она вздрогнула, вспоминая здоровяка, чуть не задушившего Макса. Здоровяка, которому она с такой силой ударила по голове лыжной палкой, что тот сразу отключился.

Сергей заговорил, медленно, с трудом подбирая слова:

— Мы все в это не верили, хотя и знали правду. Но посмотри вокруг Ань, просто посмотри… и прислушайся. Слышишь? Ничего нет. Тишина. И знаешь что? Именно она меня и убеждает в том, что все происходит на самом деле. Никакой третье мировой, никаких метеоритов или, упаси Боже, пришельцев на своих летающих соусниках. Просто болезнь, убивающая не людей, но все то, что они создавали на протяжении столетий, хотя убивающая с помощью наших же рук. Может быть, это пугает больше всего: столько усилий было приложено для созидания, а разрушить все созданное оказалось не сложнее чем сломать песочный замок…

Сергей замолчал.

— И что теперь? Что дальше?

— Дальше… посмотрим, — ответил Сергей. Он задумчиво взглянул на девушку. — Не знаю, Ань. Вероятней всего, мы встретим еще людей… А может, будем жить отдельными небольшими группками, как, например, наша сейчас. Женщины есть, мужчины… О Господи, что я говорю, ради Бога, извини!

Сергей так покраснел, что у него заалели даже уши. Аня рассмеялась, чувствуя нежность к этому большому ребенку.

— Все в порядке, — она легонько прикоснулась к его плечу, все еще смеясь. Он смущенно поглядел на нее и тоже улыбнулся. — Я поняла, что ты говоришь это гипотетически, — девушка снова хихикнула. — Продолжай, у тебя хорошо получается.

— Ну… вот, — он на мгновение потерял нить рассуждений, она это видела, но потом снова нашел и продолжил: — Скорее всего, у нас будет кучка этаких кланов, в каждом из них, что очень даже вероятно, к власти придет самый сильный и хитрый мужик. Заметь, я не говорю умный. Ум сейчас будет стоить немного — гораздо важнее безопасность, которую сможет обеспечить только сила. А умного сильному подчинить легче легкого, но вот наоборот — почти невозможно. Это как возвращение к истокам, только у нас есть небольшое преимущество перед первобытными людьми: вокруг полно всяческих нужных и не очень штук, которые мы можем использовать для того, чтобы сделать нашу жизнь лучше.

— Например, включить свет в доме, — заметила Аня.

— Ага, ты уловила. Но… — он задумался, потом продолжил, уже тише. — Есть еще и куча штук, гораздо менее полезных.

Аня почувствовала холодок, пробежавший по спине.

— Ты про оружие?

— Да. Это ведь по большому счету всего лишь вопрос выживания — обзавестись или нет одной или даже несколькими — на всякий случай — подобными игрушками. И ответ на этот вопрос вполне логичен для каждого разумного человека. Проблема только в одном: многие из оставшихся при своем уме не отличаются наличием разума.

— Ты клонишь к тому, что некоторые из них могут попытаться использовать оружие против обычных людей вроде нас? — спросила Аня. Она испуганно посмотрела на мрачного Одинцова. — Но ведь это… глупо!