Голос Бориса оборвал ее мысли.

— Кто это был?

— Миша, — быстро соврала она и вышла с кухни, — позвал меня гулять.

Отчим ухмыльнулся как-то нехорошо, но ничего не сказал. Таня решила, что не хочет оставаться с ним наедине и если Люси нет, ей не обязательно сидеть здесь и караулить, чтобы его грязные лапы добрались и до нее. Она догадывалась, где сейчас Люся, но это мало волновало ее.

Она быстро оделась и вышла из дома, без шапки, в распахнутом пальто, как будто на улице и в правду была ранняя весна, а вовсе не декабрь.

Люся положила на холодную землю, присыпанную тонким слоем первого, но уже начавшего таять снега, две белоснежных розы и остановила на мгновение свою руку, прикоснувшись к уже изрядно завядшим цветам, принесенным ею в прошлый раз. Под снегом чернозем был все-таки теплым и оттого, казался живым. Она опустилась на колени и прижалась лицом к холодной ограде, поглаживая пальцами мертвые лепестки и землю. Второй рукой она прижимала к груди плюшевого медвежонка, которого принесла с собой.

— Ну зачем ты ушла… — прошептала она тихо-тихо, так, что сама не услышала звука собственного голоса, — зачем ты бросила меня? Сестренка… — голос сорвался на плач и она снова начала рыдать.

С неба что-то капало и, кажется, это был дождь. Он становился все сильнее, и ей невольно вспомнилась та ненастная ночь, когда она видела Наташу в последний раз.

А что, если Таня права и в случившемся никто, кроме нее не виноват? Она же не знает ничего о том, что произошло после ухода сестры из дома… Почему она так поступила? Вдруг она пошла бросаться с балкона неизвестного дома не потому, что ей что-то сказал Кир, а из-за того, что наговорила ей она? Ведь она сама подкинула ей такую идею, она порезала руку…

Люся аккуратно положила медведя на могилу и поправила пурпурный атласный бант, повязанный на его шее. Он смотрел на нее своими немигающими глазками-бусинками и довольно улыбался.

— Нравиться он тебе? — спросила она, зная, что не получит ответа. Но Люся знала, что ее сестра любила как ребенок плюшевые игрушки, разговаривала с ними. Она представила себе, как Наташа прижимает этого медведя к груди, гладит по плюшевой голове и улыбается, выдумывая ему имя. Смешная такая привычка…

Сегодня девять дней со смерти Наташи. Сегодня ее день рождения… Ей так и не исполнилось семнадцать лет.

Люся села на лавочку у ограды и спрятала лицо в ладонях. Так она просидела долго-долго под холодным сильным дождем, а рядом с ней лежал нож, предусмотрительно унесенный из дома. Где-то в глубине души она, придя сюда, надеялась увидеть здесь Кира и наконец-то сделать то, что собиралась. А потом с чистой совестью отправиться к Наташе и маме…

Она встала и пошла к выходу только спустя много времени. Одежда на ней промокла до нитки, как и медведь, лежавший на могиле и смотревший на нее своими добродушными глазами. Сделав несколько шагов, она не выдержала, остановилась и обернулась.

— С днем рождения, — проговорила Люся, и ее голос потонул в завываниях неистового ветра.

— Ну и погодка! — проворчал какой-то старик в автобусе, — декабрь на дворе, а льет как из ведра!

Его скрипучий голос вырвал Кира из оцепенения, и ему показалось, что до этого он спал и только теперь проснулся. Люди почти все сошли на предпоследней остановке, потому что кроме него, да старика с некрасивой женщиной неопределенно возраста, которой он жаловался на погоду, никто больше на кладбище ехать не хотел. Женщина с отсутствующим видом кивнула и заметила:

— Это все из-за глобального потепления.

— Вот! Испортили экологию! — подхватил старик, — скоро нас всех затопит из-за них!

О ком он говорил Киру понять было сложно, но мысль ему очень понравилась. «Мы все умрем, — решил он, — какое облегчение!»

На улице по прежнему накрапывал дождь. Было серо и тоскливо, в такую погоду мир выглядел особенно удручающим. Свинцовые тучи готовы были вот-вот рухнуть и раздавить его своей невыносимой тяжестью и кладбищенские ворота и сами жались к земле, боясь столкновения с небом. Кругом была пустошь — за оградой начинался огромный пустырь, который летом зарастал чертополохом, крапивой и разными дикими цветами, которые собирали люди у которых не было денег на тепличные.

Кир закурил, купил опять две белые розы и пошел к Наташиной могиле. Он торопился, боясь, что опоздает, хотя уже и так безнадежно опоздал. Он был уверен, что застанет там Люсю, но к его несчастью, там было пусто. Только ветер пел свою мрачную тоскливую песню.

На земле среди цветов лежали две свежие белые розы и промокший насквозь плюшевый медвежонок с яркой красной ленточкой. Судя по тому, что розы не успели еще померкнуть, Люся была здесь совсем недавно. Ну почему? Почему он так долго ждал этот автобус? Что за рок? Что за проклятие? Почему именно этот транспорт выступает для него вершителем судьбы?

«Ладно, хорошо, — сказал себе он, — она еще придет сюда. Завтра… или…» Эти мысли потонули в нахлынувшей волне пылающей боли. Да не будет никакого завтра! Не будет другой возможности. Ничего уже не будет.

Он оставил цветы и побрел обратно, пытаясь согреть руки зажигалкой, в которой уже заканчивалась заправка, она только бестолково обжигала пальцы. Повинуясь какому-то немыслимому порыву, он свернул и уже совсем скоро стоял у могилы своего отца.

— Прав ты был, когда сказал, что ничего хорошего из меня не выйдет, — обратился он к нему. «Докатился, с покойниками беседовать!» — стукнуло у него в голове, но это его не остановило.

— Вот и не вышло, — Кир вздохнул, помолчал немного, чувствуя, как капли холодного дождя стекают по лицу, и только потом продолжил, — если все-таки есть ад, то мы с тобой там скоро встретимся. Совсем скоро.

Люсе повезло и ей не пришлось долго ждать автобус, он как раз отъезжал и водитель, сжалившись, открыл перед ней двери. Это была редкая удача, потому что до кладбища курсировал только один маршрут и делал это он раз в полтора часа.

Ей безумно не хотелось возвращаться в то место, которое она теперь вынуждена была называть домом, но в жизни слишком часто приходится делать то, что нам неприятно. Дверь открыл Борис, Люся не потрудилась ему ничего сказать, и ушла в ванную, чтобы переодеться в сухую одежду. Ее пугал этот человек и особенно после того, что она узнала минувшей ночью. Он же, напротив, питал к ней очень опасный интерес.

Борис поджидал ее у двери ванной и сразу же, стоило ей появиться, поинтересовался каким-то излишне язвительным голосом:

— Где ты была, красавица?

— Какое вам дело? — ощерилась Люся, испуганно прижимая к груди свои вещи.

— Почему так грубо? — поинтересовался мужчина. Люся испугалась, что может выдать Таню, рассказавшую ей и себя заодно и решила быть немного помягче.

— На кладбище я была. У сестры…

— Бедная девочка! — жалость в голосе была слишком откровенно фальшивой. Люся поморщилась и торопливо попыталась проскочить мимо него в комнату, чтобы скрыть отвращение на своем лице, но Борис ухватил ее за руку и больно сжал запястье.

— Позволь тебя утешить, — улыбка его в этот момент была пугающей и страшной. Он потянул ее на себя и Люся почувствовала его вторую ладонь у себя на животе под тонкой тканью водолазки, и эта ладонь уверенно двинулась вверх. Девочка не выдержала и не подумав о том, какие у этого будут последствия, врезала ему пощечину.

— Пустите меня! — потребовала она.

Борис не разозлился, только заулыбался еще сильнее.

— Да ты с характером! Это мне нравится, — заключил он и схватил ее за вторую руку, сводя их у нее за спиной, Люся попыталась вырваться, но мужчина был куда сильнее ее. Он наклонился к ней и провел языком по ее шее, а потом намеревался поцеловать ее, но Люся вспомнила о том, что у нее есть еще и колени, которые тоже можно использовать в целях самообороны и нанесла ему неожиданный удар. Борис взвыл и выпустил ее, и думать забыв о своих намерениях.