— А чему радоваться? — уныло поинтересовалась Ангелина и посмотрела ему в глаза. Наверное, она должна была растаять от этого взгляда, но ей было слишком плохо, чтобы впускать в свою душу иные эмоции или переживания, — наша жизнь похожа на этот дождь. Все идет, идет, идет. Серая, монотонная. Мы говорим себе — завтра будет солнечно, но дождь продолжает идти… Когда он наконец-то закончится?

— Ангелина, вы ошибаетесь, — возразил мужчина, доставая сигареты и заглядывая в пачку, где их осталось уже совсем мало, — все далеко не так плохо, как вам кажется…

— Но и не хорошо, — пожала плечами женщина, — можно? — он протянул ей сигарету, — все фальшиво, вам не кажется? А я устала от фальши. Вот вы… вы хотите меня затащить в постель, скажите честно?

— Нет, что… — заотпирался Кир.

— Опять фальшь, — вздохнула Ангелина, затягиваясь, — ну скажите мне правду, от этого никому хуже не станет…

— О, вы, значит, имеете очень слабые представления о том, что такое правда. Именно от нее всем всегда и становится хуже, — рассмеялся Кир и эти слова были по-настоящему искренними, — ну… предположим. Вы очень красивая… потрясающе красивая, — похоже, его совсем не увлекали эти философские вопросы, и он стремился их поскорее избежать.

— Но я замужем, — напомнила женщина.

— И что?… Вы не любите, друг друга, — совершенно спокойно отметил Кир.

— Да, это правда… — Ангелина вздохнула и прикрыла глаза, следя за огоньком на конце сигареты, который стремительно гас под порывами ветра с залива, — но это ничего не меняет. Мы связаны обязательствами…

— Обязательства — это не любовь! — перебил Кир с напором, похоже, ему совсем не хотелось верить в свое поражение.

— Конечно. Обязательства это обязательства, — отмахнулась Ангелина, — проводите меня до кафе…

— Может быть лучше до дома? — предложил он, — я не хочу туда, да и вы не горите желанием…

— Хорошо, — пожала плечами она, ей было абсолютно все равно.

Был сильный дождь. Он барабанил в стекла и шуршал по асфальту.

Люся не могла уснуть — она вообще не привыкла рано ложиться спать, но Таня заставила ее, обосновав тем, что ей сейчас полезен сон. Поэтому теперь девочка ворочалась в постели, мучаясь в жутком пугающем бреду. В дожде ей слышались шаги людей, пришедших, чтобы сказать ей, что ее сестра мертва.

— Таня, мне страшно, — в конце концов позвала она подругу, и Татьяна, уже было задремавшая в кресле с книгой подняла голову, откинув назад волосы, в таком слабом освящении казавшиеся темными.

— Что случилось? — заботливо сонным хрипловатым голосом спросила она.

— А вдруг он ее убил?! — в слезах прошептала Люся. «Смерть отнюдь не самое худшее, что может случится с человеком» — горестно подумала Таня, но не сказала не слова, села с ней рядом на кровать и обняла, потрепав по спутавшимся волосам.

— Я не думаю, — проговорила она, — скорее всего нет…

— А если да?!

Слова повисли в воздухе, оборванные звонком в дверь.

— Я открою… — Таня уже было, сделала пару шагов в сторону прихожей, но Люся ее опередила, бросившись туда первой, забыв про слезы, температуру и свою болезнь.

На пороге стояла Наташа, промокнувшая до нитки. Волосы, не собранные в обычную прическу, лежали у нее на плечах и спине, она напоминала утопленницу, но при этом как-то смущенно улыбалась.

— Я вернулась, — сказала она.

Люся подошла к ней, внимательно посмотрела в глаза.

— Лучше бы ты не возвращалась, — процедила она зло, ударила сестру по лицу и быстро убежала в комнату. Таня, наблюдавшая за ними только тяжело вздохнула.

— Ты просто завидуешь! — крикнула ей в след Наташа, вдруг почувствовавшая себя оскорбленной, — потому что тебя никто никогда не полюбит! И ты никому не нужна, будешь никогда такая…

— Зачем ты так? — холодно, но в тоже время с сочувствием спросила Таня, — она же боится за тебя, она тебя любит.

— За тем, — ответила Наташа, вешая куртку на крючок и снимая мокрую обувь, — что он тоже меня любит. Она не права!

— Она опять сбежала, — равнодушно сообщил Борис, словно исчезновение падчерицы его ничуть не волновало. Он развалился на диване с каким-то дешевым боевиком и читал его так, словно это была самая интересная книга в его жизни.

— Она хоть что-то сказала?! — Антонина мерила комнату шагами и вертела в руках телефонную трубку.

— Не пожелала со мной разговаривать, — бросил мужчина, — плеснула мне растворителем в лицо. Кажется, она попала в плохую компанию.

— Боже, какой ужас, — вздохнула Антонина Анатольевна, хрустнула пальцами, стала набирать какой-то номер, но вдруг испугалась и сбросила, — Танечка моя… в дурную… — она, как-то боязно и торопливо бросилась в прихожую одевать дождевик и сапоги.

— Ты куда? — поинтересовался Борис, хотя это волновало его мало.

— Искать ее, — крикнула Антонина голосом хриплым, словно она с трудом сдерживает слезы и хлопнула дверью.

Дождь лил как из ведра и постепенно город превращался в одну большую темно-синюю лужу. Потоки воды бежали по асфальту, стекали с крыш, везде что-то капало, журчало или бурлило… И хлюпало у Антонины в сапогах, которые, не выдержав такого количества воды, попросту дали течь. Она промокла, замерзла и хотела домой, но осознание того, что Татьяна в опасности было куда страшнее этих неудобств.

Именно в таком виде — отчаянном и мокром она появилась на пороге квартиры своей старой подруги Валентины. Они познакомились еще тогда, когда их дети Танечка и Мишенька стояли рядом на линейке в первом классе. У Тани были два огромных белых банта и два таких же огромных вылупленных светло-каштановых глаза на наивном личике, а у Миши смешные очки, которые он разбил уже через две недели после первого сентября и ранец, о котором тогда мечтал каждый школьник. Они стали друзьями, и Тоня с Валей тоже — уже десять лет как.

— Антонина! — воскликнула Валя, увидев подругу в таком виде, пропустила в квартиру, — что случилось?

— Таня… Таня… — только и могла вымолвить Антонина, — она у тебя? Она с Мишей?

— Нет, — пролепетала растерянная Валентина и убрала за уши немного полной рукой кудрявые выжженные перекисью волосы и быстро скрылась в ванной, вернувшись оттуда с теплым махровым халатом, который она накинула на плечи своей нежданной гостьи.

Из дальней комнаты на шум и голоса выбежала младшая дочь Валентины Олечка — хрупкий восьмилетний ребенок со светлыми мягкими волосами и тонкими, словно игрушечными ручками. Она растерянно смотрела на мамину подругу, не зная, что сказать.

Уже сейчас в этом ребенке читалась изысканная красота, которая со временем раскроется удивительным тропическим цветком. И гниет в этом мерзком, Богом забытом городишке.

— Здравствуйте, тетя Тоня, — поздоровалась девочка, хлопая глазами, Валентина всплеснула руками, схватила дочь за маленькую ладошку и торопливо увела в комнату, откуда следующим высунулся уже сам Миша, снова поправляя очки.

— Здравствуйте, — кивнул он, — что-то случилось с Таней? — в этом вопросе было совсем мало волнения, скорее просто необходимость его задать толкнула подростка к этому. Это смутило Антонину, которой хотелось верить, что этот мальчик и ее дочь созданы друг для друга.

Но может быть, он что-то знает и просто не решается говорить? Антонине стало неспокойно, она поплотнее укуталась в халат, он вкусно пах шампунем и спокойствием домашнего тепла, которого ей так не хватало.

— Она сбежала, — ответила она Мише и поинтересовалась, — ты ничего не знаешь об этом? Или хотя бы… где она может быть?

— Какой кошмар… — вырвалось у Миши, но прозвучало это как-то фальшиво. Он задумался, почесывая подбородок. Из комнаты доносилась возня — Валентина укладывала младшенькую спать, и это, как будто, мешало ему думать. Но в конце концов он все-таки что-то надумал.

— Люся, — выдал он, — скорее всего она у Люси Ивановой.