— Снова возвращаемся к нашим баранам?
— Как ты сюда попал?
— Было нелегко.
— Убирайся.
Он двинулся ко мне. Сердце заколотилось как бешеное.
— Я серьезно, Кадотт!
Пистолет плясал в моей руке. Я выронила ружье и взялась за рукоятку пистолета двумя руками, чтобы унять дрожь.
Кадотт рассмеялся:
— Серебряные пули?
— Я начала запасаться серебром с тех пор, как встретилась с тобой, Ловкач.
Он остановился в полуметре от меня, моргнул и фыркнул.
— Хорошая девочка. Оно может тебе пригодиться.
— Ты пришел закончить работу?
— Думаю, я уже закончил.
Он пошевелил бровями.
Кадотт вел себя чертовски странно для человека, который несколько часов назад хотел меня убить. Насколько я могла судить, у него не было при себе никакого оружия. Конечно, он может задушить меня голыми руками, если я позволю ему подобраться ближе.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду закончить со мной. Убить меня. Выбросить мой труп куда-нибудь, где его никто не найдет.
У него отвисла челюсть.
— Что-о?
— Кто-то стрелял в меня из самострела.
Он внимательно окинул меня взглядом.
— С тобой на первый взгляд все нормально.
— Я в порядке. А вот Манденауэр — нет.
Кадотт снова перевел взгляд на мое лицо.
— Он мертв?
— А тебе бы этого хотелось?
— Да я его даже не знаю. Почему тебе пришло в голову, что я попытаюсь застрелить тебя из самострела? Я мог бы сделать с тобой все что угодно, когда ты была у меня дома.
«И сделал». Мои щеки вспыхнули румянцем.
— Но у тебя есть самострел.
— У меня и еще у сотни парней.
— Зачем он тебе?
— Подарок дедушки. — Кадотт вскинул руки вверх. — Если бы я был оборотнем, мне не понадобился бы чертов самострел, чтобы убить тебя. Зачем мне совершать такую глупость?
Хм, логично.
Кадотт шагнул вперед и взялся за ствол пистолета. Боже, как же быстро двигается этот парень! Я крепко держала рукоятку, гадая, сумеет ли он выдернуть пистолет из моей хватки. Но он поднес дуло к груди.
— Стреляй. Посмотрим, что случится.
— С ума сошел?
— Да. Я люблю тебя, Джесси. Я лучше умру, чем позволю тебе смотреть на меня так, словно ты подозреваешь меня в желании причинить тебе боль.
Его признание меня впечатлило. Я никогда не думала, что мужчина признается мне в любви. Особенно такой мужчина.
Конечно, внутренний голос скептически шептал: «Не говорит ли он, что любит тебя, потому что ты тоже ему сказала? Когда он явился в образе огромного мохнатого волка?» Важно ли это? В груди ныло. Глаза жгло. Никто и никогда не говорил мне, что любит, даже собственная мать. Внезапно я поняла, почему ради любви люди готовы на все. Я убрала палец со спускового крючка. Я лучше умру, чем убью его своими руками. Даже если он и оборотень…
Я не могу.
Пистолет внезапно стал слишком тяжелым. Я опустила руку и положила оружие на диван. Кадотт обнял меня и зарылся лицом в волосы, приговаривая:
— Я так соскучился.
От него пахло ветром, ночью и лесом. В его объятиях все мои убеждения и принципы рассыпались в прах. Я думала только о соприкосновении наших тел, о том, как он движется внутри меня, заставляя забыть, кто он такой и чем может быть.
Я вытащила его футболку из-за пояса джинсов, запустила в них руку, а другой без остановки гладила его спину и плечи. У него самая красивая и гладкая в мире кожа, а литые мышцы — м-м-м… Я бы трогала его вечно, и мне бы никогда не надоело.
Он отступил назад и стянул футболку через голову. Меня восхитила легкая пульсация под кожей его груди и живота. Мне хотелось попробовать его кожу на вкус, и чтобы мускулы плясали под моими губами.
Я опустилась на колени и сделала то, о чем до сих пор лишь мечтала: покрыла жаркими поцелуями его твердый мускулистый живот, втягивая в рот складки кожи, проводя языком по впадине пупка. Кадотт застонал и запустил пальцы мне в волосы, притягивая меня к себе и тем самым демонстрируя одобрение моей фантазии.
Его вставший член уперся мне в грудь. Прикосновение грубой ткани джинсов к соскам, прикрытым лишь тонкой старой футболкой, было таким же возбуждающим, как его руки или губы.
Внезапно Кадотт сел на пол и зарылся лицом в мои груди, руками беспорядочно шаря по моему телу. Пришла моя очередь запускать пальцы в его волосы и крепче прижимать его к себе.
Его серьга скользнула по одному набухшему соску, а губы сомкнулись на другом. Я на секунду пожалела, что у него не длинные волосы, которыми он мог бы щекотать меня с головы до пят.
Но эта мысль вскоре испарилась, когда Кадотт разорвал на мне футболку. Груди вырвались на свободу, и он застонал, как будто получил подарок.
— Эй! — запротестовала я.
— Я куплю тебе другую. Куплю еще сто. С кружевом. Красным, синим, фиолетовым.
Он бормотал эти слова, уткнувшись лицом мне в грудь. Ощущение дыхания на коже заставило меня вцепиться в его плечи. Мне хотелось выдать что-нибудь саркастическое о себе в пурпурных кружевах, но я не могла сформулировать фразу.
— Ладно, футболка все равно была старая.
— И страшная. Ты должна носить шелк, Джесси. Такой же мягкий, как твоя кожа здесь. — Он нежно поцеловал изгиб моего бедра, и я затряслась и провела ладонями по его бицепсам.
Ни один мужчина в моей жизни ни разу не говорил мне такого. Черт, судя по моему опыту, мужчины вообще не склонны разговаривать во время секса. Они ограничивались лишь «о да» и «да-да, здесь». Кадотту же, казалось, нравилось разговаривать... Но тут его рука скользнула мне в трусики.
— О да, — выдохнула я. — Да-да, здесь.
— А как насчет и здесь, и там?
В ответ я расстегнула пуговицу на его джинсах, вжикнула молнией и повторила его движение. Рука коснулась разгоряченной набухшей плоти.
— У тебя вообще есть белье?
— А зачем?
Он скинул туфли и джинсы, предварительно достав из кармана презерватив. Я поблагодарила свою счастливую звезду за то, что Уилл вспомнил о предохранении, потому что я, как обычно, позабыла обо всем. А тема щеночков больше не казалась мне смешной.
Он натянул кондом и бросил вскрытый пакетик на пол. Туда же последовало и мое нижнее белье. Уилл ворвался в меня так же, как тогда, на пруду. Одно движение, и он дома.
Я ожидала, что наш секс будет диким, бурным, грубым. И не возражала. Мне хотелось забыть, что сегодня мы, возможно, видимся в последний раз. Мне представлялась голубая луна, готовая к атаке.
Ни я, ни Уилл не знали, что будет завтра — если завтра вообще наступит.
Я никогда не занималась любовью на полу. Мои предыдущие любовники никогда не были настолько нетерпеливыми и всегда были готовы обождать пару минут. Я поняла, что мысль о том, что Кадотт нуждается во мне, возбуждает так же, как его губы на моей груди и плоть во мне.
Вместо отчаянной и нестерпимой страсти, пульсирующего и искрометного совокупления, он дал мне любовь. Проложил дорожку из нежных поцелуев от моей щеки к уголку рта, развевая дыханием мои волосы. Я вздохнула и приняла его.
Темп замедлился. Руки Уилла почти благоговейно ласкали мое тело, так, что мне хотелось заползти внутрь него и остаться там навечно.
— Ты так прекрасна, — пробормотал он, уткнувшись мне в шею.
Я пробежалась пальцами по его спине, качнула бедрами, вбирая его в себя максимально глубоко. Он вздрогнул и замер.
— Посмотри на меня, Джесси.
Я не смогла сосредоточиться на его лице, пока он не поцеловал меня, закусив нижнюю губу и потянув. Мои глаза распахнулись. Он был так близко, что я видела точку соприкосновения его черного зрачка и карей радужки. На секунду мне показалось, что я смотрю в глаза черного волка, и я напряглась.
— Тс-с-с. — Он поцеловал меня в уголок рта. — Я люблю тебя, Джесси. Я никогда не причиню тебе вреда.
Он акцентировал каждое слово медленным толчком внутрь моего тела. Я сумела только кивнуть и покрепче обнять его.
Взяв мои руки в свои, он переплел наши пальцы. Я чувствовала, как он растет во мне, пульсирует, готовый кончить.