— Да ты даже не знаешь кто он! — перебила девушка.

— Ложь, — сдавленно проговорила женщина и убежала на кухню. Оля слышала, как она плачет и понимала, что причинила ей сильную боль, но отчего-то совсем не чувствовала себя виноватой. Она сама, сама начала. Девушка только отвечала жестокостью на жестокость. Конечно она понимала, что Наталья не знает ее отца, а только хочет думать, что помнит, кем был этот человек. Крушение ее иллюзий всегда ломало ее пополам. Бабушка тоже любила пинать ее этим, пока была в трезвом рассудке, из-за чего они спорили с еще тогда живым дедом — он защищал дочь.

Оля поднялась и по стенке поползла на кухню. Ей хотелось упасть и пролежать в тихом темном месте до наступления лета, но у нее не было такой возможности.

Она осторожно тронула Наталью за вздрагивающее плечо, обтянутое красной тканью кофты с вызывающим вырезом. Женщины такого возраста обычно не позволяют себе выглядеть так, но ее мать продолжала надеяться, что кого-то заинтересуют хотя бы остатки ее былой красоты.

— Прости, — хрипло сказала Оля.

Наталья как будто не слышала ее слов, продолжая плакать. В эту минуту она снова проклинала Олю за то, что она родилась на свет, разрушив ее жизнь, лишив ее будущего.

— Не совершай моей ошибки, — вдруг выдала она и голос ее снова стал спокойным и холодным. Она подняла голову и размазала по лицу остатки туши вместе со слезами.

— Я хочу этого ребенка… — упрямо возразила Оля.

— Идиотка! — крикнула Наталья и приказала, — иди в комнату! В ящике комода, в нижнем. В альбоме с фотографиями. Деньги. Принеси их сюда.

Девушка послушалась. Мать схватила ее за плечи и тряхнула как следует.

— Мы пойдем и сделаем аборт, — прохрипела женщина, — сделаем, слышишь?! И не надо реветь! — потребовала она, заметив, как начинает трястись в судорогах истерики Оля, — я тебя спасаю. У тебя хотя бы жизнь нормальная будет. Василий хороший человек…

— Нет, мама, мамочка! — через всхлипывания взмолилась Оля, хватая ее за руки, — пожалуйста, пожалуйста… не убивай моего ребенка… — она знала, что все просьбы ее падают в пустоту, безответную и равнодушную. Наталья считала себя правой.

— Хватит, — бросила она и влепила дочери еще одну звонкую пощечину, — прекрати истерику, дура!

Оля отступила на шаг от нее и осела на стул, не в силах больше устоять на ногах. Она задыхалась и захлебывалась своими слезами, ставшими горькими, как лекарства.

— Не нужна ему не ты, не твой ребенок, — изрекла Наталья и вставила в рот сигарету, еще одну протянула Оле, но та покачала головой.

Оля отказывалась верить. То ощущение чуда, чистоты и света, которое некоторое время назад переполняло ее, бесследно исчезло, оставив ее наедине с милосердной тьмой. Все не может быть так! Не может… Это страшный сон… это куда ужаснее даже насилия, которое она пережила, даже грязи, в которой она выкупалась.

— Откуда ты знаешь! — вне себя крикнула она, лелея слабую надежду, что мать сжалиться на ней и изменит свое решение.

— Знаю.

Кеша пребывал в самом отвратительном расположении духа.

Ленка не пришла ночевать, не отвечала на звонки и вовсе исчезла загадочным образом, ничего не объяснив. Он и волновался и злился и в тоже время допускал такую каверзную мысль, что без ее присутствия в своей жизни, он чувствовал себя намного комфортнее. Может быть им и в правду стоит расстаться? Весь урок литературы он думал об этом и никак не мог прийти ни к какому компромиссу. Как? Как можно жить без нее? Но он же не любит ее, не любит! И никогда не любил. Их отношения — убогая, хромоногая иллюзия прекрасных чувств, просто желание чувствовать рядом кого-то надежного, кого-то, кому можно доверять. А не дружба ли это? Разве это любовь? Разве таких чувств он хотел?

У выхода из класса он случайно столкнулся с Ларисой и некоторое время внимательно изучал ее черты, такие родные, но в тоже время ставшие непреодолимо чужими. Она выглядела такой печальной, разбитой и потерянной, что в груди он ощутил щемящее чувство болезненной нежности, желание прижать ее к себе, гладить по волосам и успокаивать. Нужно было как-то преодолеть это.

— У тебя все в порядке? — на всякий случай поинтересовался он. Девушка была настроена совсем не дружелюбно, и его беспокойство вывело ее из себя.

— У меня все отлично, — буркнула она, грубо оттолкнула его в сторону и догнала Орлову, за которой шла следом.

Мимо растерявшегося Кеши прошествовала Королева под ручку с Виноградовой. Взгляд, которым она смерила его был таким насмешливым, что Кеше захотелось провалиться под землю. Она все знает, все. И во всех его бедах виновата она! И даже в том, что Ленка не пришла домой.

Польских наклонилась к Марине и что-то ей сказала, после чего девушка обернулась на одноклассника и тихонько захихикала.

— Эй! — разозлился Кеша, — это не ваше дело…

— Не наше дело? О чем ты, Кешечка? — надменно поинтересовалась Рита, смотря исподлобья, в вишневых глазах плясали искры, разжигаемые чужой болью, над которой она потешалась. Кеша подошел поближе, готовый даже ударить ее. Как же его раздражало, что она считает себя вправе играть с их чувствами, управлять ими, совать свой нос в дела совершенно ее не касавшиеся. Ей до всего есть дело!

— Прекрати! — потребовал он.

— Что? — подняла одну бровь Королева с невозмутимым видом и спросила, — ты чего разволновался так? Лучше бы поинтересовался, где пропадает твоя девушка… — эти слова были последней каплей. Кеша замахнулся, но его руку остановил так некстати проходивший мимо Саша.

— Так ты и про Лену уже знаешь!? — закричал Кеша, — где она, где!?

— Успокойся, — вмешался Саша, нервно оглядываясь, ему совсем не хотелось, чтобы в эту разборку вмешивались учителя или другие одноклассники, а людей в коридоре было немало.

— О Лене тебе лучше спрашивать Колю, — бросила Рита и сказала Саше, — отпусти его.

Королева и ее фрейлина поспешно удалились, оставив их наедине. Кеша тяжело дышал и про себя шептал проклятья в адрес Риты, но в слух ничего произнести не решался. Если бы не чертов одноклассник, он вмазал бы ей и отбил охоту интересоваться его жизнью. Чьей-либо жизнью вообще.

— Какого черта ты ее защищаешь!? — напал он на Сашу, потирая нывшую руку, от пальцев одноклассника на запястье остался красный след, так сильно он ее сжимал.

— Хочу и защищаю, — отмахнулся Саша, ему совсем не хотелось об этом говорить.

— Ты трус, — бросил Кеша, — ты же сам ей хочешь врезать. Она же всех достала. Так какого черта выплясывать перед ней?! — ему нужно было куда-то выплеснуть свое негодование, лившееся через край. Он всех ненавидел сейчас и Ленку, которая не пришла домой, и Ларису, которая вела себя с ним так, будто он виноват во всех ее бедах, Риту, за ее дотошность и цинизм, Сашу, за трусость. Если бы они захотели, они бы все уже давно объединились и устроили Польских «темную», поставили бы ее на место… Но каждый молчал, скованный круговой порукой и все продолжалось. И будет продолжаться. Пока кто-нибудь не порвет, не разорвет паутину ее власти над ними.

В таком взбешенном состоянии Кеша и встретил Колю.

— Где Лена!? — набросился он на друга, схватил за воротник рубашки и с силой тряхнул, — скажи, где Лена!?

— Да успокойся ты! — буркнул Коля, вырываясь из его рук, — чего орешь?

— Скажи мне где Лена, — вне себя требовал он, — скажи… Почему Рита…

— А… — вид у Коли сразу сделался понимающий, но какой-то хитрый и коварный. Он знал, о чем идет речь и забавлялся над переживаниями Кеши, но в тоже время ему было жаль друга. И почему он не подумал об этом раньше?

— Понимаешь, Кеш… — Коля по-свойски приобнял одноклассника за плечи и повел в сторону лестницы, — тут такое дело… — он облизнул красивые по-женски губы, — в общем…. Так вышло… Мы тут с твоей Ленкой немного пошалили…

— Что!? — завыл Кеша, вырвался из рук Коли и уставился на него безумными, горящими глазами, — что ты сказал!?