В прихожей хлопнула дверь, заставив девушку вздрогнуть. Она вжалась в спинку дивана и обняла колени руками, вся сжимаясь в комок. Об одном обстоятельстве она совсем забыло.
В комнату заглянула мать. Даже сейчас эта женщина была по-прежнему красивой и привлекательной и пользовалась большим спросом у мужчин. Но, к ее величайшему огорчению, спрос их ограничивался весьма ограниченным интересом.
— Почему ты не в школе? — строго спросила Наталья, расстегивая пуговицы своего пальто.
— Я уже там была, — бросила Оля, отвернувшись к окну. На улице светило ослепительно яркое весеннее солнце. Как же ей хотелось выскочить прочь из этой темной затхлой комнаты, где до сих пор пахло болезнью бабушки и гнилью ее тела. Оле казалось, что если она останется здесь еще хоть на мгновение, она тоже начнет разлагаться заживо, а сейчас ей этого совсем не хотелось. Туманное, отдаленное осознание того, что теперь ее тело, не совсем ее тело и нужно быть с ним аккуратнее, стучалось в разум, еще не принявший до конца эту истину.
— Оля, учти. Школу нужно закончить, — напомнила мать и снова ушла в прихожую, чтобы раздеться. Оле очень хотелось сейчас послать ее качественным отборным матом, но Александр Викторович не любил, когда она так выражалась, поэтому она запрещала себе такие вольности.
— Я закончу, — пообещала Оля и осторожно поинтересовалась, — почему ты так рано?
— Поговорить с тобой надо, — бросила Наталья и села на диван рядом с девушкой. Оля насторожилась. Никогда ничем хорошим такие слова для нее не заканчивались.
— О чем это?
— Расслабься, — Наталья закурила свои невыносимые тонкие сигареты и поправила шапку темных слегка вьющихся волос. От дыма Олю снова начало подташнивать.
— Во-первых, — вспомнила мать, — где это ты пропадала так долго?
— Я была у Марины, — честно сказала Оля.
Наталья хмыкнула, скривила губы и выпустила в воздух колечко дыма. Лицо ее стало хитрым.
— Нужно было помочь со Стасиком, — приврала девушка, почувствовав, что мать не в настроении верить ее оправданиям. Это прозвучало еще более нелепо.
— Никогда не замечала за тобой такого альтруизма, — усмехнулась Наталья и облизнула кончик сигареты, — ладно, — примирительно выдала она, — альтруизм тебе скоро пригодиться. Послушай, дорогуша… — Оля заранее приготовилась к самому худшему, — я нашла тебе достойную партию.
— Ты продашь меня в аул за десяток баранов? — нервно хохотнула Оля, уставшая сдерживать приступы тошноты. Но если она поддастся, мать обязательно что-то заподозрит и грозы не миновать.
— Ты должна охмурить сына моей подруги Василия, — без смущения сказала Наталья, — он — наш билет в Москву. Катя, его мать, больна раком и долго не протянет, рано или поздно квартира достанется вам. Тебе нужно поухаживать за ней, как за бабушкой…
Оле захотелось выть от негодования, потому что перспектива спать с каким-то неизвестным Василием и ухаживать за его больной матерью ее совсем не радовала. Когда кошмар с мучениями бабушки наконец-то закончился она вздохнула облегченно и зареклась когда-либо приближаться к больным людям. Когда Лариса спрашивала у нее совета, она завидовала этой девчонке — у нее была возможность помочь, а не наблюдать с тоской за угасающей жизнью, смирившись с безнадежным диагнозом, давным-давно уже ставшим клеймом на их судьбе. Неужели мать хочет снова толкнуть ее в этот ад? Таблетки, запах гнили, запах смерти, слезы ночами, страх перед смертью, долгие разговоры утром, попытки утешить, потом — безумие, которое пожирает человека, если он знает, что скоро покинет этот мир. На примере бабушки Оля проследила весь этот путь и знала, что ждет ее, если она согласиться на это.
А ее ребенок? Что будет с ним? А Александр… Какая к черту Москва! Их же разделят сотни километров, непреодолимые, безжалостные.
— Нет, мама, — твердо возразила Оля, подумав обо всем этом, — я не согласна.
От избытка чувств Наталья врезала ей пощечину. Рука у нее была холодной и узкой, ее прикосновение напоминало поцелуй влажной плети. Потом она закурила вторую и отвернулась, скрывая то, как исказилось злостью ее лицо.
— Мама, я люблю другого человека, — решила признаться Оля, зная, что больнее не будет.
— Дай угадаю: он женат.
— Да. Но он разведется, чтобы быть со мной…
— Идиотка, — взвыла Наталья, вскочила, схватила Олю за волосы и рванула на пол, толкнула и заставила рывком посмотреть себе в лицо, — с чего ты взяла?! Да кому ты нужна?! Пойми ты, что для него ты не больше, чем шлюха. Из-за таких, как ты, с женами не разводятся…
— Из-за таких, как ты, тоже, — с готовностью бросила Оля, за что тут же получила по лицу.
— Да лучше бы тебя не было, — вздохнула Наталья и выпустила ее волосы, отошла к окну. Оля села на полу и сжалась в комок, боясь новых ударов, как будто стараясь специально сберечь живот от потрясений.
— Он тоже любит меня, мама, — прошептала Оля, давясь слезами, предательски хлынувшими из глаз, — любит… и будут у нас деньги… все будет…
— Бред, — оборвала ее Наталья с жаром, — ты совсем не знаешь жизни. Василий — твой шанс, если не хочешь сдохнуть на панели. Глупая неблагодарная девчонка! Да ты должна схватиться за него…
— Я не хочу, — буркнула Оля.
— Дура! — взвыла Наталья, вцепилась в свою густую гриву, потом спрятала лицо в ладонях. Пальцы у нее были очень красивые, с ухоженными ногтями и только многочисленные морщинки и складочки говорили о ее уже очень даже солидном возрасте. Оля знала, что случиться дальше, потому что эта сцена повторялась тысячи раз.
— Всю жизнь мне сломала! — горячо говорила мать, заламывая свои красивые пальцы и кусая губы. Сейчас начнутся новые обвинения, Оля их выучила наизусть. Тошнота стала сильнее и, пользуясь тем, что Наталья увлеклась своими переживаниями, она уползла в ванную и закрылась там. Когда ей стало немного получше, мать уже поджидала ее у двери.
— Тебя тошнило? — спросила она. Оля чуть было не соврала, но вовремя подумала о том, что за это можно крепко получить по лицу или почкам, а рука у Натальи была не по-женски тяжелая. Она заторможено кивнула.
— Да. Выпила лишнего, — попыталась оправдаться она.
— Врешь, — пресекла Наталья. Конечно, она знала, что дочь выглядит и ведет себя совсем по-другому, если пригубит алкоголя. Не раз Олю сюда притаскивали друзья в таком состоянии, когда самостоятельно ходить она не могла.
Женщина взяла Олю за подбородок и заставила посмотреть себе в глаза.
— Ты беременна, — девушка не поняла, толи это вопрос, толи утверждение. Она хотела покачать головой отрицательно, но догадывалась, что Наталья ей не поверит. Лицо матери стало таким надменным и отчужденным, что она уже заранее сжалась, готовясь к самому плохому. А может быть обойдется? Наталья занесла другую руку, но потом отступила и быстро пошла на кухню, открыла дверцу шкафа и заглянула в мусорное ведро. Все. Это конец. Сейчас она найдет тест…
Оля села на пол в прихожей и прижала колени к груди, слезы обжигали щеки, хотелось выть. Но внутри она отчаянно продолжала убеждать себя, что все обойдется, что все еще будет хорошо и Александр Викторович спасет и ее и их будущего ребенка… Но неизбежность в лице Натальи считала иначе. Она вернулась, победно сжимая проклятую улику в тонких пальцах, вся побелевшая от злости.
— Сколько раз я напоминала тебе, чтобы ты не забывала предохраняться! — начала она взволнованно, — дура. Где мне теперь искать деньги на аборт!?
— Нет! Нет! — зашептала Оля, захлебываясь собственными слезами, — я не буду его делать! Я не хочу. Я не дам убить моего ребенка!
— Сука, — выдохнула Наталья, ударила ее ногой, но потом отступила, испугавшись своей ярости, и сказала чуть тише, — чем ты собираешься кормить этого ребенка?! Как обеспечивать?! Ты подумала своей головой…
— У него есть отец, — напомнила Оля, — и он не оставит нас… он хороший человек…
— Твой отец тоже очень хороший человек, — рассмеялась Наталья отчаянно и яростно, — только почему мы с тобой живем впроголодь?!