Саша смотрел на Риту какими-то другими глазами и его пугали новые ощущения, наполнявшие душу. Он видел перед собой хрупкую маленькую девочку со смешной челкой, большими глазами, которые, не смотря на ее любовь к грязевым ваннам оставались все такими же чистыми и глубокими, по-своему мудрыми, но такими потерянными и отчаянными. Ее тоненькие пальчики прикрывали огонек зажигалки от ледяного промозглого ветра, трепавшего края ее пальто и легкую ткань блузки. Саша подумал, что, скорее всего, она чудовищно замерзла на этом ветру. Он неуверенно шагнул к девушке, хотел запахнуть на ней пальто, но она испуганно отшатнулась, не зная, что он собирается делать.

Маргарита Польских. Хозяйка их жалких глупых душонок, кукольник и бог. Еще никогда раньше она не была ТАКОЙ жалкой, как загнанный зверек, молящий охотника о спасении.

Саша отобрал у Риты сигарету, которую ей так и не удалось зажечь, снова притянул ее к себе, на этот раз, не встретив никакого сопротивления. Она тихо плакала у него на груди и казалось, что так и должно быть, что все правильно.

— Ну чего ты ревешь? — хотел сказать грубо, а вышло как-то мягко, неуверенно. Голос его выдавал.

Рита продолжала всхлипывать, не торопясь что-либо объяснять. Саша мучительно соображал, что ему делать с этой новой проблемой, совершенно внезапно свалившейся ему на голову. Проблема, конечно, была старой, но теперь она приняла совсем другой оттенок, стала еще более чудовищной и сложной. С Ритой, надменной королевой, которая над ним насмехалась и хотела ему зла, желая выведать его тайну, еще как-то можно было что-то придумать, избавиться от нее, противостоять. Но как быть с глупой девчонкой, признавшейся ему в любви, да еще и к тому же, знавшей его секрет, он не представлял. Ответ был, простой, логичный ответ. Но Саша боялся называть его даже про себя.

— Бедный… что же пришлось тебе пережить… — шептала Рита и, судя по тому, что ее плечи стали вздрагивать сильнее, у нее начиналась истерика. Ее ладонь поймала Сашину руку и их пальцы переплелись, она вцепилась, как утопающий в соломинку.

— Хватит меня жалеть, — раздраженно сказал Саша. Что-то злое в его душе насмешливо напоминало о том, что всех тех людей, жизнями которых Рита некогда вертела, ей жалко не было. С чего это вдруг она стала само сострадание?

— А он… где сейчас он?

— Скоро выйдет на свободу, срок ему маленький дали, — без особого энтузиазма пожал плечами парень. Риту смутило его равнодушие.

— Ты даже не станешь искать его?

— Зачем?

— Чтобы отомстить… — выпалила Рита отчаянно, но потом ее голос снова стал слабым и тихим, она продолжала, — я найду его… он еще пожалеет…

— Не нужно, — осадил ее Саша, — все это в прошлом. Не говори глупостей, — он поймал себя на том, что сейчас разговаривал с ней, как с маленьким ребенком. Это показалось бы ему забавным, если бы не было так грустно, — ты совсем замерзла, — заметил он, все-таки отстранил девушку от себя, как мог мягко и застегнул на ней пальто, — пойдем?

Рита неуверенно кивнула. Саша взял ее за руку и повел к выходу, обходя заледеневшие лужи. У черного портала чердака он остановился и сделал то, чего никак от себя не ожидал, не ожидала и королева, которая испугалась, что в нем все-таки снова проснулось то страшное и злое, что так готово было уничтожить ее еще совсем недавно. Он поцеловал ее, смешно, неумело, глупо, плевав на все, что могло его остановить, поддавшись какому-то минутному чувству, порыву, всколыхнувшему в душе что-то спрятанное на глубине. Рита возликовала, все время, пока они шли вниз по лестнице, глаза ее горели теплым ласковым светом, непривычным и манящим. У нее появилась маленькая надежда, которую она теперь любовно выращивала и лелеяла.

— Ты точно не станешь всем разбалтывать? — на всякий случай спросил Саша. Рите стало неприятно его недоверие, но она и виду не подала. К ней постепенно возвращалась ее прежняя смешливость и уверенность в себе.

— Не стану, — пообещала она и нахмурилась, — да если и стану то что!? Угрожать мне снова будешь!?

— Прекрати.

— Да ладно. Не боюсь я твоих угроз, ты даже целоваться не умеешь, — язвительно выдала Рита, оставшаяся собой довольна. Сашу это обидело, он помрачнел и решил ответить ей тем же.

— Зато у тебя опыта, как у старой проститутки, — буркнул он и, закончив обмен любезностями, они разошлись в разные стороны.

Лариса настояла на том, что Кеша хоть на один день, но должен вернуться в школу, потому что если он этого не сделает, то его ждут большие проблемы. Если Елена Львовна орала и топала ногами, но понимала его семейную ситуацию, то Евгению Олеговну едва ли могли тронуть какие-то оправдания. Она просто выкинет Кешу и все этим закончится, его больше никуда не возьмут во втором полугодии десятого класса и ничего лучше, чем аттестат за восьмой ему не светит. Лариса думала об этом, Кеша же думал о том, как ему не хочется в школу.

До поворота они дошли вместе, а потом разошлись в разные стороны, чтобы не вызывать подозрений. Кеша не хотел, чтобы их видели вместе, сам не зная, почему. Что было постыдного в том, что теперь они вместе — раз и навсегда — сказать было сложно. Ведь они оба хотели этого, ломались, рвались и стремились друг к другу. Разрумянившееся от мороза лицо Ларисы было таким чужим, таким непривычным, и ее нежная улыбка, адресована ему одному.

У школьного крыльца его нагнал Коля, вид у него был какой-то потерянный.

— Смотрите-ка, кто к нам пожаловал, — не очень-то радостно хмыкнул парень. Кеша поморщился, потому что его всегда раздражал этот человек, хотя они и общались достаточно хорошо.

— Я пропустил что-то интересное? — спросил Кеша, поправляя очки, как обычно сваливавшиеся с носа из-за разболтанности душек. Перед тем, как дернуть тяжелую железную дверь, он опасливо обернулся на Ларису, которая о чем-то весело болтала с Орловой, направляясь к школе.

— Ни-че-го, — по слогам произнес Коля и нахмурился.

Кеша уже было начал забывать запах сырости, витавший в школе, родной, знакомый… Из детства… На мгновение ему вспомнилось, как когда-то очень давно его сюда в первый раз привела мама за руку. Он был маленьким мальчиком, и они перебрались сюда из другого района, ему предстояло привыкнуть к новой школе, новому классу, новой жизни, новому, после смерти отца, миру. Они остались вдвоем — такие одинокие, разбитые, слабые и только тетя поддерживала их, помогала, потому и обменяла квартиру поближе к себе. Те годы как-то незаметно стерлись из памяти Кеши, он никогда не возвращался к ним, не пытался оживить в памяти и теперь вдруг внезапно они нахлынули, поглотили. Ему снова было семь лет и он впервые шел по этому темному коридору, поднимался по этим лестницам…

— Так как ты думаешь… Правильно ли я поступила, правильно? — Ларисе до дрожи хотелось услышать ответ, но Даша отчего-то молчала. Они сидели на лавочке, напротив школьного крыльца и в ее пальцах дымилась сигарета из Кешиной пачки, которую она забрала у него. Ей хотелось согреться и успокоиться, нужно было как-то остудить разгоряченную душу.

Почему ей так плохо? Этот вопрос Даше задать было, к сожалению, нельзя.

Даша пожевала свои губы, отчего они сначала побелели, а потом стали кровожадно-алыми, словно она пригубила чьей-то крови.

— Зря ты куришь, — изрекла она с отсутствующим видом.

— Я многое делаю зря, — грустно заметила Лариса и почувствовала новую волну нахлынувшей тоски и тупого бесполезного отчаяния. Пепел сыпался ей на пальто, оставляя на черной ткани белесые, как талый снег, следы. Руки все равно отчаянно мерзли, а идти в школу ей не хотелось. Там Кеша. Ее Кеша. Любимый, замечательный Кеша. Только отчего-то видеть его было тошно, думать о нем — еще хуже.

— Даш… ну скажи, — взмолилась Лариса.

— Ты давно его любила, — издалека начала Даша, хмурясь от дыма, летевшего ей в лицо, — теперь ты должна быть счастлива.