Любовь. Хоть немного любви. Вырвать из чужих рук, из чужих душ. Кричать, требовать. Да поглядите, я тоже человек, я не глыба льда, мне ничего не нужно, кроме искренности, кроме теплоты, кроме вашей любви! Да сдалась мне ваша зависть, ваше восхищение!

Рита сдула с лица прядку волос, выбившуюся из прически, отвернулась.

— Он будет моим, — хрипло сказала она, но голос ее был тверже камня. Сколько раз ей еще придется повторить это, внушая другим, чтобы наконец-то поверить самой?

— Да… и что за мода у вас пошла заводить богатых любовников? — Рита обернулась на Олю через плечо и застала ее врасплох. Не хотела подруга об этом говорить и ее глаза, ставшие сразу пустыми и печальными, сказали правду лучше всяких слов. Рита видела ее насквозь. Девушка перед ней — глупая мелочная шалава.

Она сама такой ее сделала. Каждого из них. Для каждого придумала место в классе и в жизни.

Кроме…

Коля только собрался побыстрее сбежать и скрыться за дверью, когда Татьяна Георгиевна уличила его желание и попросила его остаться и помочь ей закрыть форточку, с которой она, видите ли сама справиться не может. Коля отчего-то догадывался, почему она не попросила сделать это Сашу или Кешу, которые очень любили предлагать свою помощь, когда это нужно и особенно, когда не нужно. Потому что его поджидали совершенно иные дела.

На счастье парня отличница и зануда Волкова все никак не хотела уходить и топталась у учительского стола с досадной пытливостью проверяя, что пишет молодая преподавательница в классном журнале, бывшем для Маши чем-то вроде библии.

Коля полез закрывать форточку, хотел разделаться с ней побыстрее, но у него ничего не выходило. Снежинки летели ему в лицо, набивались в рот и глаза, мешали смотреть и ужасно раздражали. Парень допустил мысль о том, что может быть, Татьяне Георгиевне и в правду всего лишь нужно закрыть окно и как только у него получится сделать это, он уйдет. Но не тут то было!

За Машенькой хлопнула дверь и Коля оказался в западне. Он слышал, как по полу простучали невысокие каблуки туфель Татьяны Георгиевны. Его обдало волной аромата ее приторно-сладких духов, когда она оказалась у него за спиной. Для него старалась, точно-точно. Не для Андрея Андреевича же! И уж точно не для Паши Зиновьева. Коля улыбнулся своим мыслям.

— Не получается? — заботливо спросила женщина, ломая руки. Она нервничала. Коля постучал форточкой и решил, что лучше будет придумать какой-нибудь план бегства.

— Угу, — мрачно кивнул он, — я сейчас сбегаю за Кларой Петровной, пусть вызовет мастера, — сказал он, считая свой план просто гениальным. Но Татьяна Георгиевна почувствовала неладное и сделала шаг к нему.

— После, Коленька, — рассудила она. «После чего?!» — взвыл про себя парень.

— Но снег… летит… — Коля растерянно развел руками, словно пытаясь поймать снежинки, которые пробирались через форточку и кружились в воздухе.

— Ну и хорошо, — улыбнулась молодая женщина, и он подумал, что ей очень идет улыбка. Ее личико сразу же преображалось, становилось моложе, ярче, глаза загорались теплым светом, напоминающим угольки костра. Было хорошо и спокойно. Хотел бы он такую мать, а не ту, которая ждала его дома.

— Я пойду… — пролепетал парень, чувствуя себя неловко и глупо, но Татьяна Георгиевна и не спешила освобождать ему дорогу.

— Нет… останься, Коленька, — попросила она и преодолела разделявший их шаг. У нее такие нежные губы, мягкие, пухлые, целовать одно удовольствие, как будто ешь пирожное с кремом. А пирожные Коле перепадали редко, разве что если он сам добывал деньги и покупал. Или просто крал, когда был помладше.

Ее теплое тело, гладкая как у ребенка кожа… Ну что за глупость! Бежать нужно, пока не поздно.

— Я так скучала, — призналась Татьяна Георгиевна, отрываясь от поцелуя. Ресницы ее были полуприкрыты, она выглядела мягкой и расслабленной, как ласкающаяся кошка.

— Я тоже, — без смущения соврал Коля.

Соня выскочила на крыльцо и высоко запрокинула голову, подставив лицо хмурому серому небу. Ей хотелось почувствовать кожей хоть немного тепла, ощутить прикосновение солнечных лучей, но вместо этого ее встретил порыв сильного северного ветра. Он растрепал волосы, выбившиеся из-под смешной вязанной шапки и проскользнул под одежду, обдав ее волной космического холода. Соня обняла себя за плечи, потому что больше некому было.

— Давай поиграем в снежки? — предложила девушка Даше, которая вышла из здания следом.

Январский мороз окрасил щеки подруги алым румянцем, отчего все в ней преобразилось. Соня невольно залюбовалась ей, неистово удивляясь про себя, как Даша может считать себя серой мышью. Но спорить с ней было бессмысленно.

— Ну, Сонька… — протянула «серая мышь» немного недовольно и нахмурилась, — слишком холодно… да и я тороплюсь домой.

— Что-то случилось? — заботливо спросила Соня. Они пошли рядом по дорожке, не убранный ленивым дворником снег под ногами приятно хрустел. Как же Соня любила этот звук, с самого детства.

— Да нет, — отмахнулась Даша.

— Тогда может подождем ребят? — нашлась Соня, которой ужасно не хотелось возвращаться в опустевшую квартиру, в руины семейного гнездышка и иллюзии благополучия. Отец живет теперь у бабушки, мать, практически, на работе. Как будто они собрались разводиться не с друг другом, а с ней.

Даша скривила недовольную рожицу.

— Они что-то копаются, — отмахнулась она. Соня хмыкнула и обернулась в сторону школьного крыльца, откуда вышли легкие на помине Миша, Саша и Лариса. Они что-то живо обсуждали и смеялись так беззаботно, что Соне захотелось сбежать к ним от поскучневшей Дашки.

— Да вот уже идут, — заметила она. Даша обреченно вздохнула. Они поравнялись с компанией и вместе дошли до перекрестка, на котором все шли в разные стороны — парни вправо, Лариса через дорогу, а Соня с Дашей влево.

— Даш, у тебя точно все в порядке? — осторожно поинтересовалась Соня, когда ей надоело идти молча, слушая один только скрип снега. В подруге читалась какая-то перемена, она смотрела себе под ноги, не обращая никакого внимания на присутствие подруги и волосы, торчавшие из-под большого белого берета на ее голове мешали видеть выражение ее лица.

— Точно, — буркнула она и все-таки посмотрела на Соню.

Что-то было не так. Соня это чувствовала и подтверждение она увидела во взгляде.

— Почему ты не хочешь погулять со мной? — совершила еще одну попытку что-то выведать Соня, — ты на что-то обиделась?

— Да нет же. Я просто тороплюсь домой.

— Потому что там Юра?! — вырвалось у Сони и обе девушки остановились. У каждой из подруг были на то свои причины.

Они молчали и слушали, как в школьном дворе галдят младшеклассники, играя в снежки, как из открытого окна отечественного автомобиля с тонированными стеклами орет музыка. Дешевая, некрасивая музыка, созданная для того, чтобы орать из вот таких вот автомобилей. Соня никогда не слышала, чтобы из них доносились Моцарт или Вивальди и была несказанно этому рада.

У каждой вещи в этом мире есть свое место, есть свое место и у каждого человека.

— И что с того? — наконец-то нарушила затянувшуюся паузу Дашка. Черты ее обострились, стали такие злые, колкие, как у собаки, которая готова укусить того, кто протянул ей руку с неизвестными, сомнительными намерениями.

— Ничего… просто… ты уверена, что поступаешь правильно? — медленно произнесла Соня и все-таки заставила себя сдвинуться с места. Она не привыкла читать кому-то мораль, но сейчас она отчего-то считала себя правой. Она пыталась представить, как бы поступила, окажись в такой ситуации, но у нее не получалось. Ничего похожего с ней никогда не было и едва ли будет иметь место быть. У нее просто в голове не укладывалось, как можно любить чужогочеловека. Чужого не потому, что он тебе неприятен и непонятен, а потому что он принадлежит кому-то другому, близкому тебе. Или никто никому не принадлежит? Люди не вещи, чтобы вешать на них ярлыки и передавать из рук в руки или напротив забирать себе, без права пользования для других. Соня сама запуталась в собственных рассуждениях.