На улице поднялся ветер. Он срывал с деревьев листья и тревожно завывал в щелях на оконных рамах. Ремонта в кабинете математики не делали больше десяти лет, и он был заветной мечтой толстой грузной Натальи Леонидовны. Она напоминала большую черную курицу и когда она, пошатываясь из-за хромой ноги, ходила по классу, у нее странно тряслась слишком маленькая для такой туши головка. Ветер Наталья Леонидовна ненавидела не меньше, чем своих учеников, потому что в холодную ветреную погоду ее некогда сломанное колено начинало болеть, что делало ее еще более недовольной и вспыльчивой, чем обычно.

— Экзамен вы не сдадите, — проговорила она, облизывая узкие губы и обводя класс взглядом маленьких, как бусинки, глаз, — с вашей стороны было фатальной ошибкой не уйти после восьмого класса в училище.

Наталья Леонидовна причмокнула, пожевала язык и решила перейти на личности и теперь выбирала себе жертву.

— Летом вы, конечно же, валяли дурака, — продолжила женщина, — я вижу по вашим глазам, какие вы глупые. Якушев, — Дима, привыкший к тому, что все дергают именно его, благодаря дурной славе, которую он сам себе создал, поспешно встал и вытянулся по струнке, — пойди к доске и найди мне производную вот в этом примере, — противно поскрипывая мелом, Наталья Леонидовна начертила уравнение, один вид которого поверг Диму в неописуемый ужас.

Парень остановился, с недоумением глядя на старую поблекшую доску.

— И не забудь про точки экстремума, — напутствовала его Наталья Леонидовна. Она уселась на стул, который издал жалобный хруст при соприкосновении с ее массивным телом.

— Решай, Якушев, — распорядилась женщина. В классе тихо зашептались, Оля наклонилась к Рите и, поведала ей что-то на ухо, а потом тихо хихикнула. Маргарита тоже заулыбалась. За «казнью» Димы она наблюдала с видом спокойного насмешливого равнодушия.

— Я не знаю, — пробубнил Дима и, почувствовав, что сейчас получит удар, решил напасть первым, — и знать не хочу! И не нужна мне ваша алгебра!

— Значит так? — Наталья Леонидовна снова причмокнула губами и глухо хохотнула, — ты, Якушев, считаешь, что ты можешь опаздывать на мои уроки и, что они тебе не нужны? Если так, то можешь больше не приходить. А мне было бы интересно побеседовать с твоим отцом.

— У меня нет отца, — как-то приглушенно одернул ее Дима. Наталья Леонидовна пропустила эти слова мимо ушей. Она встала, доковыляла до его места и схватила его сумку и кинула ему.

— Без родителей не появляйся.

Дима беззаботно пожал плечами, взял свои вещи и ушел, хлопнув дверью так сильно, что давно не ремонтированные окна жалобно зазвенели, а с потолка посыпалась штукатурка. Наталья Леонидовна кашлянула и невозмутимо заявила:

— А теперь давайте напишем самостоятельную. Эти задания войдут в экзаменационные билеты.

Без Димы Коля быстро заскучал и теперь сидел и зевал над пустым листком, на котором по идее должны были быть написаны решенные им примеры. С математикой Коля не дружил, как, впрочем, и с большинством школьных предметов и ходил в школу только для того, чтобы поболтать и пошалить с другом, ну и чтобы не оставаться наедине с неадекватной матерью-алкоголичкой, которая могла и руку на него поднять. Такого обращения Коля не любил и прекрасно понимал, что не чувствует к ней ничего кроме отвращения, поэтому без труда может дать сдачи, да еще и дать ее так, что ему придется ответить за это. Такая перспектива была не очень радужной.

Некоторое время Коля вертелся в поисках того, кто бы мог его развлечь или дать списать, но подходящей кандидатуры не подворачивалось. Отличница Маша никому никогда не давала из какой-то своей едкой вредности, Миша сидел слишком далеко, у Риты просить было глупо.

Но Коля не особо беспокоился на этот счет. До Натальи Леонидовны алгебру и геометрию у них вела хрупкая добрая старушка Мария Ивановна, которая все спускала с рук даже самым безнадежным двоечникам. К величайшему огорчению всех учеников, в середине весны она умерла от инсульта. Насколько было известно Коле многие его одноклассники даже ходили на ее похороны, но он не интересовался. Сейчас ему казалось, что Наталья Леонидовна хоть и кажется злой, но все равно простит ему сданный пустой листок, продолжая доброе дело своей предшественницы.

— Михайлов, мне интересно, почему вместо того, чтобы решать задания, ты считаешь ворон, — легка на помине женщина нависла над ним всей своей грузной фигурой. На уровне глаз Коли появился ее массивный бюст с какой-то безвкусной брошкой, приколотой к пиджаку. Она снова чмокала губами. Как же это было отвратительно! Коля поморщился.

— Я думаю, — промямлил он.

— Если ты ничего не надумаешь к звонку, — начала Наталья Леонидовна, — а осталось у тебя пятнадцать минут, то будешь сидеть здесь до вечера. Думать, — с этими словами она уплыла дальше следить за тем, как идет написание самостоятельной. Коля выругался одними губами ей в спину.

Оставаться с ней наедине до вечера ему совсем не хотелось, у него были другие планы.

— Иванова! — он ногой ударил по стулу девушки сидевшей перед ним. Она была маленькой и хрупкой, словно ей было не больше тринадцати лет, у нее были костлявые руки и ноги, торчавшие из-под старомодного синего костюма из юбки и пиджака с белой рубашкой. Она испуганно обернулась на него, вперившись недоверчивым взглядом карих глаз из-под густой пепельно-русой челки.

— Дай списать, — потребовал Коля.

— У меня другой вариант… — тихо-тихо пролепетала Иванова.

— Да что ты врешь! — разозлился парень, снова ударил по ее стулу ногой, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности, — тебе жалко что ли!?

— Эй! — кто-то со всей силы врезал Коле по спине и он ощутил примерно тоже самое, что и Иванова, только во много раз сильнее, — отвали от нее.

— Кеша, ты дурак что ли? — Коля обернулся, и хотел уже было дать сдачи однокласснику, но перед ним снова появилась туша Натальи Леонидовны. Она уперла руки в широкие бока и кашлянула для важности.

— Михайлов, если ты думаешь, то делай это один, — прокудахтала она, подумала немного, а потом отобрала у Коли листок и задание и изрекла, — придешь ко мне после уроков. Свободен, — ее пухлые пальцы порвали страницу с его фамилией и цифрой класса в углу на множество кусочков и она удалилась, чтобы выбросить их в урну.

Коля снова посмотрел на Кешу полным ненависти взглядом.

— Ты что, охренел совсем?! — зашептал он. Кеша поднял глаза от своего варианта, сдул с лица лохматые волосы и поправил очки.

— Лиду не трогай, — толи попросил, толи потребовал парень, но голос его прозвучал угрожающе. Колю даже позабавило то, сколько внимания было уделено этой молчаливой, замкнутой в себе девице, явно имевшей какие-то отклонения.

— А ты что, влюбился? — совсем тихо осведомился он, уже уходя, наклонившись к Кеше, — так она занята. Они с Зиновьевым друг для друга созданы. Олигофрен олигофрену пара…

— Сука, — вырвалось у Кеши и в следующее мгновение, Коля уже лежал на полу, не успев отреагировать на удар. К ним уже спешили Наталья Леонидовна и Саша с Мишей, чтобы разнять неожиданно начавшуюся драку, но Кеша уже успокоился и отступил на шаг. Глаза его за стеклами очков горели, как будто он был пьян, а щеки порозовели от злости.

— Вы оба, — взвизгнула Наталья Леонидовна, — выйдите вон.

Лариса выбежала из школы и, запыхавшись, остановилась. Она устала, пока искала Иннокентия по всем этажам старого пыльного здания школы и теперь судорожно глотала ртом воздух. Когда она отдышалась, она наконец-то заметила Кешу и поспешила к нему — он сидел спиной к крыльцу на спинке обшарпанной лавочки, поставив на сидение ноги в истертых кроссовках и курил. Ветер играл с его длинными, не знавшими ножниц и расчески, волосами, а он и не замечал этого и даже не пытался их убрать.

— Что с тобой? — спросила Лариса и села рядом. Она знала, что времени у нее немного, но упустить возможность поговорить не могла, — почему ты так вышел из себя?