– В Северную Ирландию? – удивляется Шарлотта.

Дэвид смеется.

– Да. У нас были две кошки. Они были Ирландской республиканской армией. Мама считала, что это Сред. А папаша все выходные напролет обучал нас приемам боя с применением оружия – всяким штукам, которым его самого научили во флоте. Ну, как эффективнее всего перерезать кому-нибудь горло, как правильно ползти через подлесок, как разжечь костер без спичек и открыть банку фасоли без открывашки; учил распознаванию радиосигналов, командной иерархии и как покончить с собой, если попал в плен, – чтобы у тебя не выпытали информацию…

– И теперь ты учишься на юриста, – замечает Шарлотта.

– Его это бесит, – говорит Дэвид. – Мама мной гордится, а папаша никак не может понять, почему я не захотел идти в армию, как он.

– А разве он не был в армии, когда ты был ребенком? – спрашивает Шарлотта. – Я имею в виду, как он мог быть дома, разбивать с тобой палатки и все такое? Или это происходило, когда он был в увольнении?

– К тому времени его уже парализовало, – объясняет Дэвид. – Ну, ниже пояса. Ранение в позвоночник. Мы жили на его пенсию.

– Значит, он вообще не мог ходить?

– Да. Но все равно каждый вечер ездил в паб, с корешами встречался. – Дэвид смеется. – У него была электрическая инвалидная коляска. Он ездил куда хотел.

– Значит, он был парализован и, несмотря на это, одержим армией? – Судя по голосу, Шарлотта в недоумении.

– Абсолютно, – говорит Дэвид. – Маме приходилось его одевать и купать, но он все равно без умолку болтал о рукопашном бое, точно по-прежнему был экспертом. Жаль, вы его не видели, когда началась война в Заливе. Он был ею буквально одержим, все время комментировал, прямо военный Джимми Хилл. [48]

Шантель и Шарлотта смеются.

– А что у тебя бывало на день рожденья, ну, в детстве? – спрашивает Шантель у Дэвида.

– Мы всегда покупали в местном «Кооперативе» сладкий пирог «Черный лес», и папаша дарил мне «Экшн-мена», [49]а дедушка – «книжный жетон». [50]За пару недель до праздника мама разрешала мне выбрать что-нибудь из каталога. И накануне делала вид, что игрушку не прислали, но на следующее утро та всегда чудесным образом появлялась в нарядной обертке на кухонном столе. А у тебя?

– Поход в «Макдоналдс» и какая-нибудь видяшка. Мы не могли себе позволить домашний торт из-за маминой диеты.

– Поход в «Макдоналдс»? – переспрашивает Шарлотта.

– Мы туда только на мой день рожденья и ходили. Это был, типа, крутой пикник. То есть, конечно, до появления Роба – с ним начались трехдневные набеги на «Макдоналдс», после которых денег на выходные не оставалось совсем, и мы были вынуждены есть лежалый хлеб и всякую фигню, которую Роб тырил из контейнера на задворках «Сейнсбериз». [51]Порой мы даже не могли купить тампоны, и нам приходилось делать их самим. Прикиньте? – Шантель смеется. – Вот какая я была бомжиха. Самодельные ебучие тампоны. Господи.

– Ненавижу слово «бомжиха», – тихо говорит Дэвид.

– Да, я тоже, на самом-то деле, – говорит Шантель. – Я просто пытаюсь его… э-э… дезактивировать. А ты, Шарлотта, где выросла?

– В Кембридже. Ну, в деревне неподалеку от Кембриджа.

– Деревня, – выдыхает Шантель. Это слово звучит у нее волнующе и экзотично, как будто она сказала «частный миллионерский остров» или «замок». – Наверное, это ужасно клево – жить в деревне.

– Нет, – говорит Шарлотта. – Полный отстой.

– Почему? – спрашивает Шантель. – Она ж, поди, была красивая?

– Да, красивая, но маленькая, все сплетничали, и никто не смел отличаться от других, и в город приходилось ездить автобусом… Не знаю. Это было просто дерьмо.

– У вас был симпатичный домик?

– Да.

– Ну, тогда не такое уж это было и дерьмо.

– Возможно, – говорит Шарлотта.

Впереди по курсу перекресток. Джули не знает, куда ехать дальше.

– Куда мне на этой развязке сворачивать? – спрашивает она.

– Езжай прямо, – говорит Дэвид, вглядываясь в карту. – Потом… о черт.

– Что?

– После следующей развязки «желтых» дорог не будет.

Джули в панике.

– Ну и куда мне ехать?

– Придется тебе минуты две проехать по «красной» дороге.

– Какого типа «красной» дороге?

– Это просто магистраль. Не двухполосное шоссе, ничего такого.

– О черт.

– Все будет пучком, детка, – говорит Шарлотта.

Все замолкают, пока Джули огибает первую развязку и ведет фургон вниз по узкой дороге (кругом мокрые деревья, их поливает дождь), ведущей к следующей развязке с большими зелеными дорожными знаками и белыми фонарями.

– Ну и где эта магистраль? – спрашивает Джули на развязке. Она все еще нервничает из-за сэндвича. Что, если ее попрет с «кислоты», когда она будет на шоссе? Она ясно видит, как фургон теряет управление и прямиком влетает во встречный транспорт. А пьяные водители, мчащиеся в этот поздний час домой из паба по скоростным местным дорогам? Вдруг один из них врежется в нее? Голова идет кругом. Джули понимает, что не ошиблась насчет кислоты. Теперь она не может дышать.

– Остынь, Джул, все будет хорошо, – говорит Шарлотта.

– Едешь по кольцу направо, – объясняет Дэвид. – А-408 – да, это она. Теперь поглядывай в правую сторону, там будет своротка на Б-470, которая ведет на, э-э, Датчет или Итон. Смотри не пропусти ее, потому что следующая своротка будет не скоро.

«Красная» дорога не сильно отличается с виду от некоторых «желтых», по которым они проехали, но Джули все равно обливается потом. Она не хочет попасть в аварию, ей не хочется умирать. Она осознает, что делает 40 миль в час, и вспоминает, как один парень сказал ей, что лопнувшая шина при скорости сорок и выше потенциально смертельна. Она притормаживает примерно до 35.

– Мы что, не можем ехать побыстрее? – спрашивает Люк.

Руки Джули крепче сжимают баранку. Он молчал уже целую вечность, посасывая пиво через соломинку и глядя в окно. Он ничего не просил объяснить – хотя из окна ничего толком и не видно, кроме деревьев, дождя и темных, мрачных промзон – и никак не высказывался о том, что снаружи. Теперь он хочет ехать быстрее. Да что с ним такое?

– Почему мы так медленно тащимся? – спрашивает он.

Шарлотта оборачивается и выразительно смотрит на него.

– Что? – говорит он. – Мне просто хочется чуть больше веселья, вот и все.

– Похоже, ты кое-чего не заметил, кореш? – спрашивает Дэвид.

– Прошу прощения? – говорит Люк.

– Твой друг оказывает тебе услугу. Отнесись к этому, мать твою, с уважением.

– Оставь, Дэйв, – говорит Шантель.

Люк уже спрятался обратно под одеяло.

– Эта страна в жопе, – говорит Дэвид.

Шантель спит, а Люк по-прежнему под одеялом. Сейчас примерно полчетвертого утра; последние два часа Джули пыталась выбраться из Беркшира в Уилтшир. Наводнение здесь ужасное. Она видит лишь влажный калейдоскоп из заляпанных грязью дорог-зеркал и отражение фар фургона в лужах. Теперь все дороги будто слились в одну: мокрые деревья, облетевшие листья, мертвые ветки, черные поля и отсыревшие изгороди, поваленные ветром.

– В жопе, – повторяет Дэвид. – Ни поездов. Ни дорог. В полной жопе.

Шарлотта зевает.

– Я с копыт валюсь, – говорит она.

Радио ей надоело часа три назад, и теперь, кроме болтовни, Джули слышит только хлюпанье шин по воде на дорогах да жужжание «дворников» и радиатора.

Впереди на дороге валяется, загораживая проезд, очередной здоровенный сук.

– Дэвид, – говорит Джули, притормозив. – Сук.

Они уже выработали своего рода систему. Если есть обходной маршрут, они едут по нему. Если нет, а сук достаточно маленький, Дэвид его убирает.

Он изучает карту.