Люк не часто пользуется словом «реальный». Не говорит о «реальном мире», о том, что нечто «реалистично», и никогда не начинает предложений словами «на самом деле». Однако люди не замечают, что он странный – не страннее многих. Может, Джули замечает – но она сама немножечко странная. Долгое время Люк думал: а может, другие люди читают книги иначе? Когда он спросил Джули, она ответила, что всерьез никогда не задумывалась. Он упомянул одну книгу, которую оба недавно прочли – там был эпизод в больнице. Люк попросил Джули описать, как она представляет себе это место, и оказалось, что они видят две разные больницы. А может, спросил он, эта ее больница на что-нибудь похожа – ну, скажем, на больницу, где она побывала, или видела по телику, или в кино – и Джули типа ахнула и ответила, что это больница из «Несчастного случая», [10]а она этого даже не осознавала. Так что, может, Люк не такой уж и странный.

Иногда ему снится, что он покинул комнату. Но место, куда он уходит, – это мир, составленный из телефрагментов, вроде фоторобота или теленарезок, что иногда показывают по «Ай-ти-ви» – телевидения о телевидении. Но Люк знает про фотороботы и теленарезки лишь потому, что видел их по ящику. И в конце концов, разве может ему присниться что-то другое? Он никогда не видел внешнего мира собственными глазами, а белые пятна приходится чем-то заполнять. Если б вы играли с Люком в «ассоциации» и сказали «машина», он ответил бы «Рыцарь дорог» [11]или «Кристина». [12]Он ни за что не ответил бы «улица», или «автобус», или «грузовик», или «мопед». Так что ему снится, будто он сбежал от телевидения, но побег происходит среди телевизионных картинок. Вот почему он запоем читает, вот почему хочет выйти наружу.

Джули однажды показала Люку книжку, в которую он не врубился, – гравюры Эшера. Люку непонятен внешний мир – или даже собственная жизнь, – как непонятен Эшер. Джули попыталась объяснить, что гравюры Эшера – «невозможности», оптические иллюзии, что лестницы на самом деле на такое не способны, они не могут вести вверх и вниз одновременно. Люк подумал: а почему? почему это лестницы на такое не способны?Джули очень расстроилась, никак не могла понять, почему до него не доходит, что этого не может быть. Но если бы выяснилось, что все лестницы вне дома ведут себя как на гравюре Эшера, Люк бы не удивился.

Разум Люка все не может найти подходящий образ для офиса. Ближе всего оказывается офис из американского телешоу о каком-то адвокате, общий план: суматоха, секретари, компьютеры, интриги и девицы, одетые в тонкие юбки от известных модельеров. Но образ не подходит для книги, и от главы становится неуютно, когда действие не вписывается в обстановку. В следующей главе речь идет о фабрике. Люк сдается. Что значит фабрика? Он видит большие печи девятнадцатого века, дым, курящих женщин с сетками на волосах, детей в лохмотьях. Откуда вдруг возник этот образ? Впрочем, он никуда не годится, и Люк закрывает книгу. Изображение фабрики можно завтра поискать в Интернете.

Зевая, Люк решает лечь спать. Но перед этим надо проверить почту. Вместе со всякой обычной фигней пришло письмо от какого-то Ай Вэй Чже; говорит, что он знахарь, сейчас живет в Уэльсе. Люк писал про свой случай разным сетевым знахарям, но это имя ему незнакомо. Может, Ай Вэй ответил на Люково сообщение в какой-нибудь ньюсгруппе. В электронных конференциях полно Люковых призывов о помощи, но на них очень редко откликаются. Этот человек утверждает, что, вероятно, сможет вылечить Люка.

Тот незамедлительно отвечает на письмо. Потом, вдруг поняв, что сон как рукой смахнуло, залазит в одну из конференций. Тем временем приходит второе письмо от Ай Вэй Чже. Он спрашивает у Люка телефонный номер и просит сказать, когда удобнее позвонить. Люк тут же шлет письмо с номером. Говорит, что в данный момент бодрствует, можно звонить прямо сейчас. С легкой дрожью выходит из сети и ждет. Тишина. Он чистит зубы и переодевается в пижаму, все еще дрожа и на удивление бодрый. Проверяет, на самом ли деле вышел из сети и есть ли сигнал в телефоне. Раздается звонок.

– Алло? – говорит человек в трубке. – Это Люк?

– Да, это я, – отвечает Люк. – Это Ай Вэй Чже? – Он не знает, как это правильно произносится, и выходит что-то вроде Айвенго. – Я надеюсь, сейчас не слишком рано…

– Нет, Люк. Не волнуйся. Я всегда встаю на рассвете, – говорит голос. – И зови меня Вэй.

– О'кей.

Акцент у Вэя наполовину американский, наполовину китайский.

– У тебя необычная проблема?

– Да, – говорит Люк, – у меня аллергия на солнце.

– Солнце – «ян». Солнце дает жизнь.

– Не мне.

– Понятно, – смеется Вэй. – К докторам обращался?

– Да. Давно.

– А в последнее время?

– Нет.

– Почему?

– Просто не обращался. Я… э-э… я не люблю докторов, но дело не в этом.

– А в чем?

– Не знаю. Они просто перестали ко мне ходить. Давно. Думаю, потому, что моя болезнь – «экс-пи» – неизлечима, так что они ничего, по сути, не могут сделать, только напомнить, чтоб я не открывал шторы. Один доктор, знакомый моей матери, вносит новые данные в мои медкарты, а больше ничего не меняется.

– Понимаю. И ты всегда такой был?

– Да.

– Я никогда не слышал про это… «экс-пи», но, может, все дело в терминологии. Конечно, я читал о людях, которым вреден солнечный свет, но ни с кем из них до сих пор не встречался.

– А это лечится? – спрашивает Люк.

– Скоро узнаем. – Вэй опять смеется. – Возможно, в тебе слишком много «инь».

– Что вы имеете в виду?

– Ну, у тебя аллергия на «ян». Это замечательно.

– Э-э… наверное, да.

– Прости. Для тебя это, наверно, не так уж замечательно, а?

– Нет. – Люк улыбается. Как ему сказать об этом? – Я хочу плясать в чистом поле, – говорит он наконец.

– Серьезно? Тогда мы должны попытаться тебя вылечить.

– Думаете, у вас получится? – вновь спрашивает Люк.

– Не знаю. Если проблема в твоем теле – может быть. Если нет… ну, может быть.

– О, вот как. Я думаю, проблема в моем теле.

– Ну, увидим. Слушай, у тебя есть факс?

– Да, – говорит Люк. – В смысле, есть сканер и…

– Отсканируй свои медицинские документы. Они у тебя?

– Где-то в доме. Я найду.

– Пошли их мне, и в понедельник поговорим.

«Край» словно вымер. Кроме трех сотрудников – Джули, Дэвида и Хизэр – в ресторане только один человек, электрик – пришел починить кассовые аппараты. Они не работают, и принимать заказы невозможно. Если б от клиентов не было отбоя, стоило бы прикрыть лавочку, но поскольку их нет, пусть лучше будет открыто.

Джули выставляет на стойку салат, который только что покрошил Дэвид. По вечерам повара так заняты, что не могут этим заниматься. Посуду обычно моет какой-нибудь студент – слишком уродливый или неуклюжий для работы официантом, – и он же потом занимается салатами. Сегодня, заметила Джули, на колечках лука меньше кожуры, чем по вечерам, а на листьях латука в чане совсем нет бурых гнилых пятен.

Покончив со стойкой, Джули выходит на улицу, чтобы написать сегодняшнее «специальное предложение» на грифельной доске на стене у входа. В обед всегда одно и то же: можно съесть сколько угодно салата и сколько угодно пиццы за 6 фунтов 99 пенсов.

Как и другие магазины – «Би-энд-Кью», «Комет», «Керриз», «Блокбастер», «Стейплз» и «Хоумбейс» – ресторан «Край» притулился в торговом городке в нескольких милях от Брентвуда. Большие магазины восседают, словно тучные короли во дворах своих автостояночных замков, куда деревенские подданные прибывают в «фордах-фиеста» и японских микроавтобусах. Должно быть, это бетонное королевство некогда создал на листе бумаги какой-нибудь свежеиспеченный специалист по градостроительству, нарисовал магазины, автостоянки и, конечно же, не забыл про меры для замедления движения – чувственно вздыбленные горбы на дорогах, низкие бетонные бордюры (точь-в-точь как на настоящих улицах), одну-единственную кольцевую развязку и множество миниатюрных крутых поворотов.