В гостиной началось караоке. Никки закидывает в рот таблетку и запивает ее чаем. Кто-то допевает последние строчки «Ангелов» Робби Уильямса. Доносятся жидкие аплодисменты, потом первые такты следующей песни. О господи, это же «Несет подростковым духом». [27]А значит… Да. Джули слышит голос Шарлотты, низкий, хриплый и отчаянный, и кто-то орет, чтоб она заткнулась.

На кухне уютно. Красный тостер «Ага» еще не остыл. На нем сидит одна из кошек, немного мокрая, только что прибежала с улицы. Маленькие лампочки горят на панелях приборов. Как будто Рождество. Джули сознает, что отнимает у Никки время, что та, вероятно, разговаривает с ней лишь потому, что беспокоится, – и потому, что сначала приняла ее за Шарлотту. Вежливость подсказывает Джули вернуться на вечеринку и дать Никки заниматься своими делами.

Джули встает и ставит кружку в раковину. Никки тоже встает.

– Спасибо за чай, – говорит Джули.

– Тебе получше?

– Да, спасибо.

– Что ж, тогда помоги мне завернуть эти штуки в целлофан, – говорит Никки. На сервировочном столике – целая куча тарелок; на каждой осталось по паре канапе. – Подам их завтра к чаю. Завернем и пойдем наверх – я хочу тебе кое-что показать.

Спальня мягкая и чистая. Джули тут же начинает клонить в сон. Она сидит на краю бeлo-poзoвoй кровати, и хлопок дышит такой свежестью, что ей хочется просто тереться о него лицом, кататься по нему и вечно наслаждаться чистым, незнакомым запахом.

– Вот, – говорит Никки. Протягивает Джули фотографию. – Это я.

Джули не знает, что и сказать.

– Не похоже на вас. Ничего себе.

Существо на фотографии выглядит так, будто целиком засосало небольшой американский городок в «ужастике» 50-х годов. Не то что на Никки – оно и на человека-то не похоже.

Никки горда.

– Знаешь, сколько мне тогда было лет?

Джули трясет головой.

– Сколько?

– Пятнадцать. Это за два года до того, как я родила Шантель.

– Господи. Вы тут выглядите вдвое старше. Это невероятно. – Джули только недавно усвоила тонкости этикета, связанного с обсуждением фотографий, отражающих процесс похудания. Совершенно нормально сказать человеку, что он выглядел, как мешок жира, если фотография старая, и человек так радикально сбросил вес, что вряд ли когда-нибудь наберет его снова.

– Сумасшедший дом, правда? Я маленькая всегда так выглядела.

– Ух ты.

– Оставь фотку себе.

– Оставить? Спасибо. В смысле… Почему?

Никто раньше не дарил Джули свои «диетические» фотографии.

Никки смеется.

– Ты мне нравишься. Слушай, я дарю тебе это, чтобы ты навсегда запомнила, что я сейчас скажу. О'кей? Так вот, смотри: я сделалаэто. Я прошла путь из точки А в точку Б, и это было нелегко, но я это сделала. И не то чтобы я мисс Сила Воли. Я пью. Я курю. Я несколько лет мирилась с ушлым типом, который обращался со мной как с дерьмом, так что я далеко не совершенна. Но я решила свою самую большую проблему, потому что приказала себе. И ты тоже так можешь.

– Откуда вы знаете, что у меня… что я…

– Ты чуть не упала в обморок у меня на кухне, помнишь? И ты не больна, так?

– Нет, не думаю. – Джули делает паузу. – Нет, я не больна.

– Ты жирная, как я была раньше.

Джули смотрит на свои руки и ноги, тощие, как палки.

– Спасибо, – улыбается она.

– У тебя лишний вес не под кожей. Это на самом деле не жир, а комплексы, проблемы. – Никки стучит пальцем по голове. – Это все вот тут. Я такое уже видела. Так что бери фотку и помни, что ты жирная, какой была я, только твой жир называется страхом. И ты от него избавишься, как я.

Чтобы стать нормальной. Чтобы стать стройной, нормальной, привлекательной и лишенной комплексов… А зачем? Чтобы ходить в нормальные пабы и нормально развлекаться и чтобы ушлые типы трахали и использовали тебя, потому что ты такая хорошенькая и нормальная, что им просто хочется тебя сломать? Никки выглядит как кукла Барби, которую зажарили на вертеле или засунули в духовку – она какая-то съежившаяся и обожженная, словно у кого-то закончились «Шринки-Динкс» [28]и он решил: какого черта, запеку Барби, потому что просто ненавижу ее, хочу сделать ей больно, расплавить ее прекрасную пластмассовую кожу… Но Никки милая, и в том, что она говорит, не просто есть смысл; пожалуй, ничего умнее Джули не слышала за весь год. Но даже будь Никки жирной, она все равно была б милой.

– А как вы с ним расправились? – спрашивает Джули. – Я имею в виду вес?

– Диета «Слим Фаст», – отвечает Никки. – Молочные коктейли. Это было легко.

– Жаль, что они от страха не помогают, – говорит Джули.

Никки смеется.

– Ты мне нравишься, – повторяет она. – Ты забавная. Теперь пошли, поищем Шантель. Я ее уже несколько часов не видела.

Шантель сидит у Люка. Она проторчала здесь весь вечер.

– Так ты что, совсем не собираешься на свою вечеринку? – спрашивает Люк.

Уже почти десять, и Шантель, похоже, намерена здесь заночевать. Она сбросила кроссовки и свернулась клубочком на кровати. Люк сидит в кресле, пытаясь понять, что у Шантель на уме – не собирается ли она часом на него наброситься? Люк не мастер читать мысли женщин, по крайней мере настоящих, которые на самом деле существуют. Для него не проблема предсказать поведение телевизионного персонажа, но если речь идет о реальных людях, тем более – женщинах, то он пас. За всю жизнь у Люка было четыре партнерши. Первой с неизбежностью стала его домашняя учительница Вайолет, сексуальная добрая тетка слегка за тридцать. Научив Люка читать, писать и складывать числа столбиком, она в конце концов прониклась к нему жалостью и научила трахаться. Ему тогда было шестнадцать.

Потом Люк завязал роман на расстоянии с подругой по переписке, которую обнаружил в «Телетексте». У него на тот момент было несколько таких друзей, но он всех позабыл, когда увлекся Хлоей. Роман закончился после первого же ее визита к Люку. Они переспали, и Хлоя вдруг сделалась странно молчаливой и замкнутой. Потом она уехала и перестала отвечать на Люковы письма. Он очень хотел услышать от нее, в чем причина и что он сделал не так, но она не ответила.

Примерно через год после Хлои Люк встретил в Интернете Полу, взрослую, зрелую студентку из Плейстоу. Пола училась на дипломном курсе, на руках у нее были три малыша и больная мать, так что она была порядком занята и все время шутила, что Люк – идеальный бойфренд: «запросы минимальные, всегда знаешь, где он, и он никогда не шатается по кабакам». Впрочем, она была довольно непредсказуема. Порой заявлялась в короткой юбке, на высоких каблуках, готовая хихикать, заниматься сексом и болтать о своих мечтах и будущем. А то вдруг приходила ссутулившись, с измученным, усталым лицом, настроенная говорить о своих детях и о том, как же она устала. Люк никогда не мог предсказать, с какой Полой столкнется, и хотя обычно это определялось по ее одежде, временами Пола начинала плакать, даже будучи в юбке. Он понятия не имел, как читать ее мысли.

В те несколько месяцев, что они были вместе, Пола часто навещала Люка, но в конце концов вся эта ситуация стала для нее чересчур. Люк просто недостаточно «земной», объясняла она. В ее жизни слишком много брутального реализма, ее не поймет человек, воспитанный на теледрамах. И еще она не могла поладить с матерью Люка. Джин все время напоминала ей мыться перед приходом. Кто такое стерпит?

А потом была Лиэнна. Люковы шуры-муры с Лиэнной больше всего похожи на подлинные отношения, в том смысле, что он с ней часто видится, у них вполне нормальный секс, и Лиэнна не рыдает круглые сутки. Но все равно их отношения напрочь испорчены тем фактом, что она ему на самом деле не нравится и у них нет ничего общего.

Шантель морщит нос.

– Может, еще схожу. Разве что позже.