Несколько лет после экзаменов Джули перед сном ходила в воображаемые вечерние классы, и уже во сне получала свои четыре заслуженные «отлично». Тайно, для себя одной, чтобы поступить в университет, когда Люка вылечат. Она воображала, как в один прекрасный день человек в белом фраке подойдет к парадной двери ее дома и потребует сообщить, куда подевалась Джули – самая одаренная школьница на его памяти. В своих фантазиях она рыдала, уткнувшись ему в плечо, и объясняла, что намеренно провалила экзамены, потому что была нужна своему другу, и человек был так шокирован, так поражен, так впечатлен ее признанием, что тут же приглашал ее заняться исследованиями в его университете, который всегда оказывался либо Оксфордом, либо Кембриджем, не меньше. Когда Джули говорила, что из-за Люка все равно не сможет поехать, человек настаивал, чтобы Люк приезжал тоже, – типа, там его обследуют, вылечат и отпустят на все четыре стороны.

Но к Джули приходил лишь почтальон – приносил бесполезные каталоги, которые она получала только потому, что не смогла сказать «нет» женщине, раздававшей рекламные проспекты на Главной улице.

Возможно, хуже всего то, что провал Джули родителей не так уж и шокировал. После экзаменов она рыдала целыми днями, уверенная, что поступила правильно, но в необъяснимой ностальгии по будущему, которого никогда не будет. Она знала: когда придет конверт из школы, жизнь изменится навсегда и все оставят ее в покое. Она же поступила правильно, разве нет?

Слишком поздно. К тому времени, когда стали известны результаты, уверенность застывшей улыбкой пристала к Джули, и та отбросила все сомнения. Она показала конверт отцу, и тот лишь покачал головой и сказал: «В понедельник поедем в город, найдем тебе работу». Мать одарила отца странным взглядом, потом уставилась на Джули, потом на свои руки и наконец пробормотала: «Джули сама найдет работу, правда, доченька?» На чем, собственно, все и закончилось. И Джули была свободна.

Понедельник, утро, кассы в «Крае» снова работают.

В обед во всем торговом городке необычное затишье, и к трем часам, когда заходит Лиэнна, Джули уже извелась от скуки. Идет такой сильный дождь, что Лиэннины волосы – обычно дерзко торчащие во все стороны – свисают вниз печальными сосульками. Джули до смерти хочется курить, но она заканчивает выставлять салаты на стойку, пока Лиэнна болтает про Шантель, которая приезжает завтра.

– …на хрен размыло этими наводнениями, – говорит она.

– Что? – переспрашивает Джули. Она весь день размышляла про Дэвида, его яички и гнездящийся в них рак. Впервые в жизни она думала о болезни, не опасаясь, что может подхватить ее сама. Странное чувство. Дэвид, должно быть, страшно напуган. Это ужасно.

– Пришлось ехать кружным путем и все такое.

– Кому?

– Мебельному фургону, тупица.

Из своего офиса появляется Хизэр.

– Джули?

– Да? – откликается Джули, накладывая приправу из голубого сыра в специальный горшочек.

– Можешь зайти ко мне на минутку?

– А ей не пора на перерыв? – встревает Лиэнна.

– Это и минуты не займет, – говорит Хизэр. – Потом она свободна.

Офис Хизэр – на самом деле вовсе не ее офис. Она делит его с другими начальниками смены и менеджерами «Края». В результате у комнаты совершенно анонимный вид, как у зала ожидания или автобусной остановки. На единственном столе царит полный хаос, повсюду валяется ресторанная униформа – голубые футболки и подтяжки – по большей части еще в пластиковых чехлах. Хизэр, сев за стол, машет Джули рукой – мол, присядь напротив.

– О'кей, – говорит Хизэр. – У меня тут для тебя небольшой тест.

Она выдвигает ящик и достает что-то похожее на бланк заявления о приеме на работу.

– Что это? – спрашивает Джули.

– Тест, я же говорю.

– О'кей. – Джули нравятся тесты. – Круто.

– Ты что, не собираешься ныть? – спрашивает Хизэр.

– Что? Нет. Зачем?

Хизэр пожимает плечами.

– Все остальные стонали как не знаю кто.

– А. – Джули смотрит на тест. – Ты хочешь, чтобы я его прямо сейчас написала?

– Да. Я должна быть здесь и следить, чтобы ты не хитрила.

– О'кей.

– Я вовсе не думаю, что ты будешь хитрить, да это и невозможно, такой уж тест, но все равно, правила есть правила.

– О'кей.

Джули вынимает авторучку из кошелька на поясе – в нем столько мелочи, что он как гиря, – и открывает распечатку. Большинство вопросов – про гигиену питания, приготовление пищи и напитков, обслуживание клиентов и правила «Края». Из нескольких вариантов ответа нужно выбрать правильный. Джули справляется за семь минут.

– Готово, – говорит она Хизэр (та читает журнал).

– Ну ни фига себе, – поражается Хизэр. – Это была гонка века.

– Я не стремилась…

– Все, можешь идти на перерыв, – вздыхает Хизэр. – Скажи Дэвиду, пусть присмотрит за рестораном.

За весь день Дэвид не перекинулся с Джули и парой слов, будто разговора по душам и не было. А она не знала, что ему сказать, так что день вышел очень странный. Дэвид даже не шутил по поводу секса, не цитировал Эминема, ничего такого. Просто врубил на кухне радио и прибавлял громкость всякий раз, когда начинала играть какая-нибудь развеселая попса.

– Ну, как дела? – спрашивает Джули Лиэнну, когда они заходят в подсобку.

– Все пучком, – говорит Лиэнна. – Я решилась.

– Решилась?

– Да. Я собираюсь сказать Люку, что между нами все кончено.

– Почему?

– Ну, с ним же никуда нельзя пойти. А еще он в последнее время какой-то чужой, понимаешь, напрочь в своем мире замкнулся. – Она вздыхает. – До него невозможно достучаться, когда он такой.

– А, все ясно. – Джули не знает, что тут еще сказать. Лиэнна протягивает ей пачку «Лэмберт-энд-Батлер». Джули прикуривает, и у нее сразу кружится голова. Первая сигарета за четыре часа.

– Сегодня вечером мы с Шантель пойдем, закадрим каких-нибудь парней, – говорит Лиэнна.

– Ты же сказала, что она застряла где-то из-за наводнения?

– Не-а. – Лиэнна затягивается. – Это фургон застрял. Шантель прикатила с утра пораньше, а разбираться с фургоном оставила мамашу. Скрывается в гостинице в Шенфилде, ждет, когда перевезут все барахло. Не то чтобы его много – в основном бабулины вещи, они их хранят как дорогое воспоминание. Все остальное они выкинули, и в новом доме сейчас работает этот, как его – дизайнер, в общем, они готовы вселяться, и Шантель такая: «Я теперь миллионерша и не собираюсь помогать грузчикам таскать мои вещи, я хочу просто войти в дом, когда все будет готово». Я бы так же поступила. Ненавижу переезды.

Насколько Джули известно, Лиэнна в жизни никуда не переезжала.

– А какая она? – спрашивает Джули.

– Раньше была очень толстая, – говорит Лиэнна. – А вообще не знаю. Нормальная.

– Симпатичная?

– Слушай, ты завтра ее сама увидишь, о'кей?

Дэвид высовывает голову из-за двери.

– Хизэр спрашивает, может, ты меня сменишь? – говорит он Джули. – Мне нужно написать какой-то тест, что ли…

– Конечно, – говорит Джули.

Лиэнна тушит сигарету и идет обратно в «Блокбастер».

После работы Джули встречается с Шарлоттой Мосс. Второй раз за неделю она видится с кем-то, кроме Люка и Лиэнны, и это просто неслыханно, учитывая, что в последний раз Джули столько тусовалась, когда Марк был жив. С тех пор как их маленькая компания – Марк, Шарлотта, Джули и Люк – развалилась, Джули, можно сказать, выпала из общества.

Письмо, которое Шарлотта прислала Джули поздно вечером в пятницу, было полно такой непринужденной болтовни, будто ничего особенного год назад не случилось. Но Шарлотта из тех, кто напишет: «Привет, как здорово было с тобой вчера встретиться», даже если вчера ты им сказала, что всерьез подумываешь покончить с собой.

Во сне Люк волей-неволей прислушивается к шуму дня снаружи. Каждую ночь ему удается урвать два спокойных часа бестревожного сна, а потом, когда весь мир, не считаясь с ним, неизбежно пробуждается, ему снятся птицы, дверные колокольчики, пылесосы, пневмодрели и автомобили. Он почти просыпается, слыша тихий «динь» – это компьютер сообщает, что получил письмо, – или долгий писк, говорящий Люку, что прервалась связь с Интернетом. Всякий раз Люк открывает глаза, и в отупелой, горячей, нейлоновой голове возникает желание встать и узнать, что происходит, но он дрыхнет, потому что он – ночное существо, и хотя едва ли изжарится, если встанет утром, все равно: вставать рано – это как-то неправильно.