Сам парк и небольшой сад позади дома выглядел немного запущенным. Как объяснил Марине позднее управляющий — отставной майор Щавелев, садовника постоянного в имении не было с тех пор, как после смерти отца графа уехал на родину предыдущий, англичанин. Дворовые же садовому делу обучены были постольку поскольку.
— Надо ведь нового найти, — заметила Марина, окидывая взглядом кустарники, которые явно требовали стрижки. Да и пруд в глубине парка за домом совсем покрылся тиной.
— Надобно-с, — подтвердил ей управляющий. — Только вот где же его найдешь? Барин-то бывает здесь нечасто. Вопросы в основном сурьезные обсуждаем, все по хозяйству в целом да по остальным имениям. А до парка здешнего как-то не доходили-с.
Значит, ее первым делом, как хозяйки Завидова, будет поиск хорошего садовника, решила Марина. Ей стало не по себе, когда она увидела, в какое запустение пришли все задумки английского садовника. Как было бы тут красиво, если бы парк и сад привели в порядок, обновили беседки и клумбы, побелили бы статуи!
Марина впервые была ответственна за такое большое хозяйство — как она успела убедиться в первые два дня в Завидово, имение было довольно крупным по размерам (около 550 душ мужского пола и 20 тысяч десятин, из них две трети были под лесом) и полностью обеспечивало собственные нужды, а также нужды столичного хозяйства. При этом оставались излишки, что шли на продажу. Кроме того, в имении были расположены водяная мельница, полотняная фабрика да небольшое лесопильное хозяйство, приносящие Воронину дополнительный доход.
Марине сначала казалось, что ей вовсе не справиться с управлением столь громадным владением, но спустя некоторое время она даже втянулась в каждодневную рутину сельской жизни. Ее день начинался рано утром, около семи (в столице ранее полудня она вставала редко, только к службе), спустя час после того, как просыпались дворовые и комнатные слуги.
Через полтора часа, приведя себя в порядок, Марина принимала у себя Игната, который докладывал ей о текущих делах и о запланированных на день. Именно в это время принимались все решения по ведению дел в усадьбе, а также по начавшимся заготовкам запасов на зиму — подошла самая пора. Ей было интересно самой бывать в кухне да в масловарне и сыроварне и наблюдать, как спорые девки под пристальным контролем кухарки, полной смешливой Варвары режут, варят, парят, коптят, маринуют. Пикули, маринованные грибки, наливки, консервы из рыбы и раков, варенье, сливочные сыры, солили ветчину, коптили мясо и птицу, чинили колбасы — чего только не готовили.
Иногда Марина отзывала в сторону кухарку и предлагала ей новую рецептуру, которую та не сразу принимала, несмело отказываясь, настаивая на своем опыте. О, Марина просто обожала эти шутливые баталии с Варварой! Ведь именно в них рождались новые, подчас лучшие вкусы.
Затем, убедившись, что в кухне и коптильнях все идет как следует, Марина уходила в барские комнаты. Там, сидя за «бобиком» [184], она вышивала, либо читала, благо, как она обнаружила, библиотека в Завидово была богатая. Затем она обедала и шла на прогулку по парку или спускалась к реке, что всегда вызывало беспокойство Агнешки.
— Якой склон там крутой! Яшчэ упадешь, дзитятка моя.
— Гнеша, я же с лакеем иду. Если что, он подсобит.
Но старая нянька все равно качала головой и ворчала, что мол, ей дурная голова все покою не дает.
Во время вечернего чаепития у Марины снова был доклад Игната о проделанной за день работе. Так как делать в наступившую дождливую пору стало особенно нечего, со временем этот доклад стал продолжительным, более подробным и обстоятельным. Они обсуждали прошлые дела по хозяйству, советовались о настоящем, планировали будущее. Кроме того, он сообщал ей разные сельские новости, которые ему рассказывали приходящие по тем или иным делам на хозяйский двор крестьяне.
Затем Марина ужинала, после снова немного читала или занималась рукоделием около часа, пока не становилось совсем темно за окном. Тогда приходила Дунька и провожала Марину в ее комнаты готовиться ко сну, где после вечерних молитв она и ложилась на ночной отдых.
Вот тогда-то ее и настигало то щемящее чувство утраты, которое за дневными хлопотами отступало в сторону. Теперь же, когда ничто более не занимало Марину, оно накатывало огромной волной и полностью накрывало ее. Здесь, в деревне, оставшись наедине с самой собой, она как никогда чувствовала, что осталась совсем одна, без Сергея. В ее душе словно образовалась дыра, которую ничто не могло заполнить, как ей казалось, и на что бы она не отвлекалась днем, ночью тоска и боль принимали ее в свои объятия. Ей как никогда не хватало рядом родственной души, кого-то близкого. Временами она жалела о том, что Жюли находится так далеко от нее, и она, поймав себя на этом, корила себя за самолюбие.
К душевной боли еще примешивалось и чувство вины перед Анатолем за то, как она поступила с ним. Она не винила того за то, что он бросил ее здесь одну. Это только помогло ей понять, насколько глубоко он вошел в ее жизнь. Ведь спустя некоторое время Марина заскучала по нему — в столице он навещал ее почти каждый Божий день, будучи женихом, и она привыкла к его постоянному присутствию в своей жизни.
Спустя неделю после приезда Марины в Завидово, слух о появлении в имении новоявленной графини Ворониной посетил даже самые дальние уголки губернии, и в Завидово потянулись любопытные. В числе первых посетителей Марины были предводитель дворянского собрания местного уезда господин Спицын, отставной полковник, вместе со своим семейством: женой и тремя дочерьми, которые уже подходили по возрасту к самой поре. Они же были ее соседями по восточной границе имения. Затем ее навестили представители губернского дворянского общества и ближайшие соседи — милая пожилая супружеская пара, старшие дети которых уже покинули родное гнездо. Только их младшая дочь Дарья, хотя и подошла к возрасту «кандидатки» (ей было уже двадцать четыре года от роду), по-прежнему жила со стариками, отказав нескольким сватающимся к ней губернским кавалерам.
— Словно того единственного ждет, — тихо сказала Марине мать Дарьи, склоняясь поближе к уху. — Да только кого ждать-то здесь в тутошней глухомани?
Дарья сначала довольно холодно и отчужденно отнеслась к Марине, в отличие от своих родителей, что сразу же расположились к новой соседке.
— Приезжайте к нам почаще, милочка, — прощаясь, требовала Авдотья Михайловна. — Негоже вам тут одной сидеть, куковать. А я вам буду Дарьюшку присылать с визитами, все не так скушно будет обеим туточки этой порой унылой. В деревне-то благостно только летом. А в остальное время тут не особливо.
Дарья (или Долли, как на столичный манер стала называть ее Марина с ее согласия на то) действительно стала наведываться в Завидово регулярно. Марина так и не разобралась, что более привлекало ее в имении — ее скромная особа или огромная библиотека, ведь к чтению Долли была большая охотница.
— Когда барин дома бывал, барышня часто здесь появлялась с маменькой или братьями, — рассказывала Марине ее Дуняша, верный источник достоверных сведений и слухов о ком-либо, будь то благородный человек или кто-то из дворни. — Книги часто брала отсюдова. Ох, барыня, видать непросто так сюда шастала-то — барин приглянулся, как Бог свят. Потому-то видать и в девках до сих пор, и в гостях у нас сидела бирюк бирюком.
— Ах, Дунька, следи же за языком, — корила ее Марина, но к Долли решила приглядеться повнимательнее и скоро заметила, как краснеют щеки той, когда Марина упоминает в своих речах супруга. Ах, как жестока подчас бывает судьба! Ну чем эта скромная домашняя девушка не пришлась по душе Воронину? Была бы она ему самой лучшей супругой, что только судьба может предложить. А вон оно как вышло…
То ли на почве общего интереса к книгам, то ли от того, что выбирать Марине не пришлось в этой сельской глуши, но девушки довольно скоро сошлись и стали близко общаться. Они вместе прогуливались по парку, строя планы по его обновлению, занимались рукоделием или читали в частые визиты Долли. Та приезжала в Завидово почти каждый день, пока сентябрьские дожди еще позволяли наносить частые визиты. Но после того, как дороги развезло от непогоды, Долли стала появляться реже, и Марина сразу же почувствовала, как она одинока в этом огромном поместье вдали от Петербурга.
