Сергей глубоко затянулся и, запрокинув голову на софу, выпустил вверх струю дыма. Затем вдруг краем глаза заметил ее и перевел на нее взгляд, вздрогнув от неожиданности ее появления.

— Давно тебя не было, — проговорил он, не делая ни малейшего движения, чтобы поприветствовать ее согласно правилам хорошего тона. Он еще больше похудел, с горечью отметила Марина, стал хуже выглядеть. Под его глазами залегли тени, кожа стала бледнее обычного, и шрам резко выделялся на ее фоне. Бедный мой, родной мой…

Она подошла к нему, влекомая каким-то странным чувством притяжения, опустилась на колени рядом. Сергей даже не пошевелился, только наблюдал за ней, не отрывая взгляда.

— Почему ты так одета? — он вдруг протянул руку и одним рывком сорвал в ее головы шляпку, чуть не задушив ее при этом лентами, откинул ту куда-то в сторону. Марина в испуге отшатнулась от него, и он схватил ее за предплечье, чтобы удержать рядом. При этом он пристально смотрел на нее, и она заметила, что его глаза стали какого другого цвета, более темные. Сначала она решила, что ей показалось в сумраке комнаты, но Сергей вдруг обхватил ее другое предплечье сильными пальцами и притянул к себе так близко, что она оказалась почти у него на коленях. Он положил свою большую ладонь ей на затылок, почти полностью обхватив ее голову, а другой ладонью он перехватил ее кисти, лишая ее возможности двигаться. Потом приблизил ее лицо к своему настолько близко, что они столкнулись лбами.

— О Господи помилуй! — прошептала Марина, рассмотрев его лицо вблизи. Его глаза не поменяли цвет, они по-прежнему были стального цвета. А черными их делали зрачки, настолько огромные сейчас, что почти полностью скрывали радужную оболочку глаз. Она увидела это, и ей стало страшно.

Марина замерла в страхе, глядя в его глаза, словно гипнотизирующие ее своим странным видом. Она вдруг поняла, что он сейчас находится в опьянении, что совсем не понимает, что она пришла не из его видений, а наяву. На мгновение у нее в голове мелькнула мысль, не совершила ли она ошибки, придя сюда сейчас, когда он не совсем в ясном сознании, но затем поняла, что другого момента и быть не могло, судя по рассказам старого князя. Да и чего ей бояться — за дверьми стоят Степан и лакеи. Случись что, они по ее крику зайдут сюда.

Пока Марина размышляла, Сергей коснулся губами ее рта. Сначала грубо, потом после ее возмущенного вскрика, приглушенного его поцелуем, нежнее. Своим глубоким поцелуем он словно влил в ее вены отраву страсти — с каждой минутой та начала распространяться по всему ее телу. Марина почувствовала, как расслабляется в его руках с каждым мгновением, горячее желание раствориться в нем без остатка наполнило ее до краев. Она моментально забыла, зачем пришла сюда, да что там — забыла, кто она и где находится. Сладость его поцелуя словно подхватила ее с этой грешной земли и унесла высоко-высоко, к небесам.

Марина выпростала свои кисти из его ладони и обхватила его голову, прижимая ее к своей с силой, на которую только была способна. Он же стал свободной рукой гладить ее спину через шелк платья. Ее пальцы перебирали его волосы, ласкали кожу над воротом рубашки. Сергей наклонился, слегка отстраняя ее тело назад, отрывая свои губы от ее рта, улыбаясь ее возмущенному вскрику. Он стал нежно целовать ее в шею, в то самое заветное местечко под ее ухом, перемещая одну ладонь на ее грудь, нежно поглаживая ее. Марина плавилась в его руках словно воск. Она просунула руки под его рубаху и стала гладить его спину и плечи, наслаждаясь мягкостью его кожи. Ее тело отзывалось на каждое прикосновение рук, на каждый поцелуй с такой готовностью, будто оно пребывало в спячке до сего момента, а этот мужчина пробудил его.

Внезапно Сергей поднял голову и посмотрел ее затуманенные страстью глаза.

— Кто ты? Как сюда попала? — прошептал он. — Ты ведь не мое видение — слишком горяча кожа под руками, слишком страстно отвечаешь.

— Это я, милый, — ответила Марина. Сейчас для нее во всем мире не существовало ничего, кроме этого мужчины, который хмурился все больше, глядя на нее. Потом он неожиданно сбросил ее со своих колен и легко поднялся с ковра. Отошел немного в сторону, повернулся к ней, обнимая себя руками за предплечья, словно стараясь удержать себя.

— Что ты делаешь? — спросила со слезами в голосе Марина, приводя задравшиеся при падении юбки в порядок.

— Что делаешь ты? — Сергей пошатнулся, но сумел тотчас выправиться. — Зачем ты пришла сюда? Что будет, если твой… муж узнает о том, что ты здесь? Ты забыла, какая у меня репутация? Забыла о своей?

— Я не могла не прийти, — Марина попыталась подняться с пола, чтобы вести разговор на равных, но с ее многочисленными юбками ей это никак не удавалось сделать так грациозно, как бы ей хотелось. Она сейчас так волновалась в этот миг, словно опять стала юной институткой перед предметом своих грез. — Кто-то же должен сказать вам, что вы губите свою жизнь. Пьянство, этот… этот дурман! Так же нельзя, Сергей Кириллович!

Видя ее безуспешные попытки совладать с собственным платьем, Сергей подошел к ней, схватил за руку и легко приподнял с пола, поставив в миг на ноги. Она не успела поблагодарить его за помощь, как он резко притянул ее к себе.

— А вы думаете, я не ведаю об этом? — вкрадчиво спросил он, усмехаясь уголком рта. — Думаете, что я делаю это от безумного горя, которое ощущаю от потери вас? — а потом продекламировал, чеканя слова:

Хочу пиров, хочу похмелья;

Бездушным в свете стану жить;

Со всеми рад делить веселье,

Ни с кем же горя не делить.

То ль было прежнею порою! [303]

Она вспыхнула от иронии, звучавшей в его голосе, отвела глаза от его лица. Ей было не по себе в этот момент, больно от его обидных слов, от этой странной интонации. Это снова был прежний Сергей, совсем не тот, которого она знала в первые дни после их свадьбы.

Сергей положил ладонь на ее щеку и повернул к себе ее лицо, заставляя снова взглянуть на себя.

— Но счастье жизни отнято: здесь в мире брошен я тобою, — продолжил он стих, а потом добавил. — Это правда, я безумно хочу забыться, потому что мне больно осознавать, что ты не моя более. Что другой ласкает тебя, твое тело, целует губы. Он имеет право на это, я же — нет. И мне становится горько от этого, — произнес он.

— Любое горе можно пережить, — прошептала она. — Никто не должен поступать так, ты. Никто не волен оборвать жизнь, кроме Господа.

— Я делаю это не оттого, что страдаю. Не только. Я делаю это вполне сознательно и по трезвому (какая ирония, заметь!) расчету. Зачем мне жить? Зачем? — глухо спросил Сергей. — Мне было уготовано сдохнуть там, на Кавказе. Я был обречен навсегда остаться там. Но я вырвал голыми руками, выгрыз зубами у судьбы возможность вернуться. Вернуться к тебе. И стать твоей гибелью. Разве ты не понимаешь, что я не должен жить? Что моя жизнь — твоя погибель. Двоемужество, милая, карается в нашей империи, невзирая на чины и богатства. Или ты думаешь, что твой благоверный сумеет спасти тебя от этой участи?

Марина взглянула на него недоуменно. Она понимала, что иметь двух мужей — нехорошо с точки зрения морали и общепринятых ценностей, но ей и в голову не могло прийти, что она совершает преступление, нарушает этим закон. Сергей, видя ее неподдельное удивление, проговорил вполголоса:

— О Боже, ты действительно не знала! Он не сказал тебе. И чему только вас учили в вашем Смольном? Как вести хозяйство и только? Даже развод в нашем случае — это тоже твоя гибель, но в свете. Ты сможешь пережить это? Всеобщее порицание, всеобщее презрение. Теперь ты понимаешь, что я не могу жить. Лучше бы я не возвращался, лучше бы я там умер.

— Нет! — выкрикнула Марина, качая головой. — О чем ты говоришь? Какая смерть? Откажись, умоляю тебя, от всего! От своей глупой игры. Зачем она?