Она принялась за плетение и продолжила свою печальную песню:

— Ой, Агнешка, прекрати свой вой! — вдруг раздался резкий голос Анны Степановны. — Будто на похороны собираемся! Развела тут плач! — она быстро подошла к Марине и, глядя на ее отражение в зеркале, произнесла. — Сегодня не тот день, чтобы плакать, Марина. Даст Бог, все обойдется, и ты более не будешь слезы ронять из-за своей судьбы. Улыбнись! Ну же! И запомни: как бы кошки не скребли на душе, ты должна улыбаться. Никто отныне не должен видеть, как тебе горестно. Таков бабий век — стисни зубы и терпи, как бы больно не было.

Анна Степановна наклонилась и нежно погладила дочь по щеке, потом выпрямилась и отрывисто произнесла уже к горничным, стоявшим чуть поодаль:

— Что стоите, как на погосте? Ну же, быстрее барышню одевать! Негоже заставлять жениха в церкви ждать. А уж тем паче императорскую чету!

Марину тотчас принялись причесывать, быстро растрепав заплетенные Агнешкой косы, крутя локоны раскаленными докрасна щипцами да закалывая их вверх. Эту прическу придумала m-m Monique, чтобы весь облик невесты был выше всех похвал. После облачили в белое подвенечное платье, облегающее стройный девичий стан так плотно, что Марина даже поначалу испугалась, что не сможет в нем дышать. Но на что не пойдешь ради красоты?

Девушки аккуратно взяли в руки небольшой венок из белых оранжерейных цветов и принялись прикалывать его к волосам Марины. Агнешка подошла и, отодвинув одну из горничных, ловко вплела в венок с одной стороны, стараясь замаскировать от постороннего глаза среди небольших соцветий веточку калины.

— Ах, дзитятка, руту-то нияк не можно [168], — прошептала она в ухо Марине. — А вот калину-то в самый раз… на счастье тебе…

Марина в ответ легко погладила нянечку по руку, одним простым движением стараясь показать той свою любовь и нежность к ней, вырастившей ее с пеленок и до отрочества. Агнешка смахнула слезы с глаз и махнула рукой замешкавшимся горничным:

— Пошто встали?! Вэлюм [169]нясите!

Девушки тотчас засуетились и принялись прикалывать к волосам невесты легкую и длинную, до самых пят, фату. Анна Степановна с гордостью расправила ее складки.

— Ни у кого еще в империи не было такой фаты! Столько блондов!

Марина еле сдержала горькую улыбку, так своей репликой мать напомнила ей их родственника через тетушку, Заболотнева. Тот сейчас бы тоже выразил бы свое восхищение, озвучив его в денежном эквиваленте.

Анна Степановна поспешила выйти из комнаты, чтобы поторопить супруга да дочерей, настоятельно попросив до этого Марину поторопиться: «Etrez en retard, ma cherie, êtrez en retard [170]». Ее дочь девушки развернули к зеркалу, чтобы та посмотрела на себя. Марина окинула свое отражение в нем одним взглядом и невольно признала, что так красиво, как нынче, она еще не выглядела никогда в своей жизни. Но разве не все невесты прекрасны?

«Нет», прозвучал у нее в голове голос Загорского. «Ты — самая прекрасная из невест во всем белом свете!» Казались ей эти слова или Сергей действительно был тут, рядом с ней? Ветерок ли это коснулся ее обнаженного плеча или рука любимого легко погладила его? Как же ей хотелось, чтобы в церкви Аничкова ее ждал не Анатоль, а он, человек, которому было отдано ее сердце!

— Вось и усе, касатка моя, — тихо произнесла Агнешка. — Вось и усе…

Марину наскоро благословили родители в гостиной иконой Божьей Матери, торопясь в церковь, откуда уже прибыл лакей с сообщением, что жених уже ждет. Девушка и опомниться не успела, как ее быстро вывели из дома и усадили в карету вместе с отцом. Маменька же предпочла ехать в другом экипаже вместе с сестрами, давая возможность отцу и дочери побыть несколько мгновений наедине. Александр Васильевич не преминул воспользоваться этим. Он занял место рядом с дочерью и взял ее за руку.

— Ты так красива нынче, доченька, — прошептал он. Глаза его блестели от невыплаканных слез, и у Марины тотчас комок подступил к горлу, видя его волнение. — Впрочем, ты у меня всегда умница и красавица, — он помолчал немного, а затем продолжил. — Ты не держи на меня зла, ma cherie. Кто ж знал, что все так сложится? Прости мне мою слабость, я виноват пред тобой, я…

Марина прервала его, положив ладонь на его губы.

— Не надо, папочка, — покачала она головой. — Не казни себя. Так сложилось, mon cher. Такова судьба.

Александр Васильевич поцеловал ее пальцы сквозь кружево перчатки, а потом одним движением привлек к себе и крепко обнял. Они никогда не были особенно близки, но сейчас он чувствовал, что нет на свете никого ближе, чем его ребенок. Слезы потекли по его лицу и закапали на белоснежную фату дочери.

Карета остановилась, и Марина неловко отстранилась от отца, явно не желая покидать его объятие. Она быстро вытерла своей ладонью его слезы и несколько раз быстро поцеловала его в обе щеки.

— Милый мой папочка!

— Благослови тебя Бог, родненькая моя!

Они вышли из кареты и остановились, ожидая, когда к ним подойдет жених, который стоял у входа в храм и напряженно наблюдал за подъезжающими экипажами. Марина подняла на него взгляд и похолодела. Его глаза горели каким-то странным огнем, который она смогла разглядеть даже сквозь расстояние, разделявшее их.

Что я делаю, мелькнуло в ее голове, пока они смотрели друг на друга. Что я делаю? Как я могу вручить ему свою руку и стать рядом с ним под венец, чтобы навеки соединить свои судьбы? Как я могу лишить его выбора — принять ее такую, какова она есть, падшая, с ребенком другого во чреве или соединить свою судьбу с иной девушкой, чистой и невинной, как слеза?

Марина внезапно почувствовала панику, которая захлестнула ее с головой и забилась внутри головы одной-единственной мыслью «Прочь! Прочь! Прочь!». Она уж было хотела вырвать из руки отца свою ладонь да попросить его увезти ее отсюда, как вдруг Воронин сорвался с места и быстро подошел к ним, словно прочитав ее мысли о бегстве. Он принял с легким поклоном ее кисть в свою широкую ладонь от Александра Васильевича и повернулся к ней, заглянув ей прямо в глаза. Тот странный огонь, что она заметила издалека, вовсе не был ее догадкой. Что-то тревожило душу Анатоля, да так что его карие глаза стали черными, сравнявшись по цвету с его зрачками.

— Нас ждут уже. Готовы ли, Марина Александровна?

Марина, ошеломленная его видом, лишь смогла прошептать в ответ:

— Разве мы вправе сейчас переменить свою судьбу?

— Действительно, — согласился он, горько усмехаясь. — Разве мы вправе…

Дикий панический страх вдруг захлестнул Марину, когда она услышала, каким тоном он произнес эти слова. Что происходит? Неужели случилось что-то ужасное? Но что? Узнать об ее обмане было неоткуда — знали только маменька, нянечка и доктор. Не мог же доктор…? Нет, покачала она головой, он не мог. И если это не известие о ее тягости, тогда что?

Тем временем Анатоль ввел ее в храм, где их ждал преподобный и многочисленные гости. Марина с ужасом обнаружила, что почти весь Петербург прибыл сюда, чтобы быть свидетелями их с Ворониным венчания. Но того, кого она сама желала бы видеть в эту минуту, здесь не было. Жюли, Жюли… Каково тебе там, на водах?