— Оставь этот тон, — Сергей поднялся на ноги и принялся оправлять мундир. — Тебе он вовсе не к лицу. Я не люблю, когда ты становишься такой злой.

— А ты у нас, mon cher, само благодушие! — огрызнулась Натали.

Сергей вздохнул. Его встречи с Натали всегда происходили одинаково: сначала тишь да гладь, а потом чуть ли не искры летели в разные стороны от их словесных столкновений, начинавшихся с, казалось бы, невинной реплики.

— Не буду с тобой спорить, — тихо сказал он. — Тут ты права — я виноват кругом. Перед Анатолем. Пред ней.

— Ах нет же, mon ami, — вскочила на ноги Натали и обняла его сзади за плечи. — Не козни только себя. Она тоже знала, на что идет. Ее вина в том, что она от того, кому обещалась, пришла к тебе. И это-то при твоей-то репутации… Совсем задурил девочке голову, mon cher. Да и потом, как говорят крестьяне, сучка …

Сергей резко развернулся и приложил ладонь к ее губам, своим жестом прерывая ее речь.

— Cela me paraît rude! [116]— бросил он ей в лицо. — Что с тобой? Ты столь изменилась за последние несколько месяцев.

Натали резко дернула головой, освобождая рот от его руки.

— Ты — причина моего изменения! Ты и никто другой! — она вдруг расплакалась, отстраняясь от него. — Разве ты не понимаешь, что я люблю тебя? Твое безразличие разрывает мне душу, а твои откровения… Нет, я не могу пока стать твоим другом, не могу. Я опустошена. Во мне ничего не осталось — ни мыслей, ни чувств. Ничего, только пустота да боль. Я сама не понимаю, чего хочу сейчас, куда мне ехать, как поступить. Ты был всем для меня. Так для чего мне жить теперь, скажи мне.

— Это пройдет, — сказал ей в ответ Сергей. — Все проходит со временем.

Натали резко повернула к нему свое заплаканное лицо. На нем явственно прочитывалась растерянность, словно она не ожидала услышать таких слов от него.

— Когда-нибудь, Загорский, и тебе скажут в ответ на твои слезы, на твою боль «Пустое, пройдет…», — она устало опустилась в кресло и вытерла ладонью слезы с лица. — Когда-нибудь ты прочувствуешь сполна, что это значит — быть отвергнутым.

— Если я причинил тебе сейчас боль…, — начал Загорский, но потом замолчал. Да и что он мог сказать ей сейчас? Он с самого начала знал, что именно этим и закончится их встреча нынче вечером — ее обвинениями да слезами. Он виноват и перед ней за то, что она страдает сейчас. Видимо, самим провидением ему суждено причинять боль тем, кто ему близок.

Загорский вдохнул и сказал:

— Я должен идти, Натали. Меня нынче ждут.

— Карты, вино и настоящее мужское общество? — с иронией проговорила в ответ та. Загорский проигнорировал эту реплику.

— Я завтра утром уезжаю в Тифлис. Когда ты намерена воротиться в Петербург? Или ты будешь ждать проездных не в столице?

Натали лишь пожала плечами в ответ.

— Il est possible [117]. Я не уверена пока, что готова к сельской жизни. Ничего не могу сказать.

— Если ты заедешь в Петербург, то puis-je vous demander [118]…, — Загорский достал из мундира несколько конвертов. — Тут некоторые письма. Моему деду, Воронину.

— А что не почтой? — спросила Натали, принимая письма. — Боишься, затеряются?

— Боюсь, — честно признался Сергей. — От этих писем многое зависит, Натали. В них вся моя судьба. Это касается моего дела…

— Да-да, — прервала его женщина. Она мельком глянула на адресатов, а потом подняла глаза на Загорского. — А ей письма не будет?

— А ты передашь? — слегка иронично спросил князь. Натали подняла одну бровь в ответ.

— Не доверяешь? Зря. К чему мне терять твое расположение? Все меняется, как ты сказал, со временем, и кто знает, в какую сторону повернет твою жизнь опять. Я хочу быть рядом при этих переменах.

Загорский достал белый конверт и медленно, словно колеблясь, передал его Натали. Та быстро сложила письма стопкой и положила на столик рядом.

— Позвони, — попросил Загорский. — Мне пора идти.

Он подошел к креслу и присел рядом на корточки. Потом взял руки Натали в свои ладони.

— Не раздумывай долго. Поправь на водах здоровье и телесное, и душевное и воротись в Петербург. Мой тебе совет: попытайся se séparer paisiblement [119]с Ланским. Не к чему тебе развод пока, не к чему скандал. Попытайся уговорить его дать тебе время на раздумье. Этим сможешь выиграть несколько месяцев раздельного проживания. Будет совсем невмоготу даже в одном городе быть с ним, просись в путешествие за границу. Он любит тебя по-своему, отпустит. Но в любом случае, что бы ты ни решила, знай — я всегда поддержу тебя и всегда помогу, чем смогу.

— Спасибо, — Натали подалась ему навстречу, и ему ничего другого не оставалось, как обнять ее. Он гладил ее по спине и думал о том, как он невольно сломал спокойную и равномерно протекающую жизнь Натали, пусть даже сам и не хотел этого. Может, он и, правда, проклят и обречен разрушать судьбы близких ему людей?

Вошла горничная, и Загорский разомкнул объятия. Он поднялся на ноги, принял из рук девушки фуражку. У самой двери он обернулся к Натали:

— Прошу тебя передай письма. У тебя в руках моя жизнь.

Он вышел, не прощаясь. Быстро спустился по лестнице черного хода и прошел за калитку на улицу. Уже за калиткой Загорский слегка помедлил, пытаясь определить в сумерках вечера, в какую сторону ему следует двинуться, и это мгновение сказалось на его дальнейшей судьбе.

Наконец определившись с направлением, Загорский резко развернулся в верную сторону и неожиданно для самого себя столкнулся с неким человеком. Мгновенно сообразив, что ему не должно быть застигнутым у калитки черного хода дома, где занимала комнаты графиня Ланская, он надвинул фуражку на глаза и поспешил ретироваться, бросив на ходу:

— Прошу прощения, сударь.

Загорский быстрым шагом удалился прочь, довольно скоро достигнув точки своего назначения — дом, в котором собирались обычно офицеры полков, расквартированных в Пятигорске. Это был типичный офицерский вечер — как выразилась там Натали? — вино, карты и мужское общество. Только здесь можно было без лишних слов и манерности провести свободное время без особой оглядки на правила приличия. Только здесь можно было расслабиться и забыть на время о тех насущных проблемах, что не оставляли Загорского в последнее время даже ночью, лишая сна.

И так получилось, но ровно до того момента, когда произошла смена партнеров по игре в фараон, и в комнате не появились новые лица. Сергей лишь мельком оглядел вошедших и снова погрузился в игру. На кону теперь стоял почти все его месячное жалованье, которое он в пылу азарта поставил на кон. Ему везло сегодня, как впрочем, в большинстве случаев, потому он не сомневался в выигрыше и на этот раз. Баловень судьбы, называли его в свете и неспроста. Вот и сейчас при раздаче Загорскому пришли довольно неплохие карты.

— Когда вы уезжаете? — спросил его капитан, сидевший от него по правую руку. Он крутил усы, и по этому признаку, выдавшему волнение того с головой, Сергей определил, что тот ему не соперник в этой партии.

— Завтра поутру. Надеюсь, застать полковника Безобразова [120]в Тифлисе, — ответил Сергей. — Каковы мои шансы?

— О, Сергей Дмитриевич постоянно в разъездах, — ответил ему адъютант генерала Вельяминова. — В Тифлисе он бывает постоем ненадолго, все объезжает ключевые точки на линии. Так что, видимо, вам придется подождать несколько дней, чтобы представиться ему.

Сергей вдруг, переводя взгляд, столкнулся глазами с молоденьким корнетом, который, судя по всему, недавно вошел в комнату, т.к. до этого он не замечал того здесь. Тот смотрел на него возмущенным взглядом, и Сергей невольно задался вопросом, чем он успел ему насолить. От его размышлений его отвлекло упоминание имени Натали.