Марина обула туфли и тихо, стараясь не потревожить своих спящих на покрывале мужчин, отошла прочь, к маленькой дочери, погладила ее по щечке, приняла на свою ладонь головку ромашки, что Настя кинула матери, радостно загулив при этом.
Ее маленькое счастье, вымоленное на прошлую Пасху у Спасителя! Ее младенчики, ее близнецы, что она родила этой зимой, прямо на Зосиму-Пчельника.
Анастасия и Илья. Долгожданный сын и не менее желанная дочь...
Как она плакала, опасаясь, что не сможет более зачать и подарить Сергею наследника! Как молилась Господу каждый день, прося даровать ей сына, которого так ждал Матвей Сергеевич! Да, у них была их отрада Леночка, но Helen — не сможет никогда стать наследницей рода Загорских, как бы того ни хотел Сергей. Она ясно видела по глазам своему мужа, как ему тяжело принимать тот факт, что Helen никогда не будет носить фамилию Загорских, никогда не сможет принять титула княжны.
— Прости меня, — как-то сказала Марина Сергею, когда Леночка в который раз тем вечером назвала его вежливо monsieur. Она видела ту боль, что всякий раз мелькала при этом обращении у Сергея в глазах. — Прости меня! Я так виновата перед тобой за Helen! Я должна была пойти к Матвею Сергеевичу тогда.
— Ну, что ты, что ты! — Сергей поспешил обнять вдруг заплакавшую жену. — Она же рядом, подле меня. Я ее воспитываю, обнимаю, целую, читаю ей сказки и играю с ней. Мы с ней стали большими друзьями за эти месяцы, а это дорогого стоит. Придет время, и быть может, она когда-нибудь сможет назвать меня отцом. И это для меня будет главным. Пусть весь мир считает ее Ворониной, я-то знаю, что она моя дочь. И когда-нибудь об этом узнает и она... Не плачь, милая, не надо!
Быть может, Сергей и прав. Они с дочерью очень сблизились за прошлый год, а уж обучение верховой езде и страсть к лошадям совсем породнили их. Марина вслелствие своей тягости, протекающей совсем нелегко, не смогла уделять много внимания Леночке в то время, но укоряя себя за подобное, не могла не признавать, что это только пошло на пользу отцу и дочери, так несправедливо разлученных когда-то.
Кстати, где же Леночка, нахмурилась Марина, оглядывая луг. Она видела нянек и лакеев, сервирующих стол к трапезе в отдалении под натянутым тентом, видела Никодима, что суетился вкруг них (и верно, Сергей прав — с этими новомодными английскими баками Арсеньев до жути был схож ныне с Никодимом, едва не рассмеялась Марина), видела Матвея Сергеевича, дремлющего сидя в плетеном кресле, но ни бонны, ни своей дочери не заметила. Видно, пошли в лесок, что виднелся на краю луга, решила Марина.
Они любили гулять на этом лугу имения Загорских и часто выезжали сюда на прогулку. В одну из прогулок этой весной Сергей и Леночка проезжали в лесу, где неугомонная девочка нашла и сломала пустое гнездо овсянки, которое нашла в густых зарослях кустарника. Отец объяснил ей тогда, что она сломала не просто сложенные веточки, а домик птиц, что прилетят сюда скоро. Где же тогда им растить своих деток? Сам того не желая своим рассказом, Сергей очень расстроил Леночку, до горьких и безудержных слез, что едва смог остановить, пообещав ей, что они сами сделают гнездо для petite oiseau. Марина тогда очень удивилась этому совместному труду — Сергей лично обрезал одну из маленьких корзин, чтобы сотворить из нее некое подобие гнезда, исцарапав себе пальцы в кровь, а Леночка украсила это "гнездо" разными лоскутками. Спустя некоторое время это творение закрепили на том же месте, но до сих пор там так и не появились жильцы, что несказанно огорчало Леночку, а заодно и Сергея.
Раз не видно на лугу ни бонны, ни ее маленькой подопечной, значит, они точно направились в лес проверять гнездо в очередной раз, решила Марина. Она не пошла в лес вслед за ними, а свернула к небольшой группе березок, что стояла на краю луга, попутно проверив спящего Илью. Теперь отец и сын спали, прижавшись друг к другу, Сергей вместо платья жены удерживал ныне своей широкой ладонью маленькое тельце в белой рубашонке.
Марина снова оглядела луг, прижавшись спиной в одной из тонких березок. Откуда-то донеслось тихое ржание, и она взглянула в ту сторону, откуда легкий ветерок принес звук. Так и есть, это вороная ее мужа никак не хочет стоять на месте, привязанной к коляске. Этой роскошной красавице арабских кровей больше по душе резвая скачка, чем покой.
Марина помнила, как сразу же влюбился в эту лошадь Сергей, едва они увидели ее, как загорелись его глаза каким-то странным блеском. Она ревновала своего мужа вовсе не к этой красивой вороной кобыле, как бы глупо это не звучало, а к тем воспоминаниям, что явно та вызывала в его памяти, и эта ревность улеглась только несколько месяцев назад, только недавно Марине удалось смирить свои страсти, так и кипевшие в душе.
Сначала ей не понравилось имя, что дал лошади Сергей, когда приобрел кобылу для своих конюшен.
— Сылу? Что это означает? — насторожилась почему-то Марина, глядя, как Сергей нежно гладит шею лошади.
— Это означает "красавица", — коротко ответил он.
А потом Марина заметила, как Сергей смотрит на эту лошадь, когда та бежит галопом по присыпанному песком выводному кругу, удерживаемая властной рукой конюха. Мускулы так и играют под темной блестящей шкурой, роскошная грива лошади развевается на ветру будто длинные черные волосы...
С такой странной грустью в глазах и... да, Марина готова в этом поклясться! с нежностью Сергей смотрит на этот бег, на эту Сылу.
Она долго молчала, не решаясь откровенно спросить Сергея, страшась того ответа, что может получить. В голове снова и снова всплывала усмешка Анатоля, отраженная в зеркале в свете свечей. "… — Была там одна черкешенка… "
Разве эта темная лошадка не может напоминать ту, другую? Особенно, когда эта шелковистая грива так и развевается на ветру от резвого бега? Марина уже начинала ненавидеть эту кобылу, а заодно и весь конный завод, раздражаться по пустякам на домашних и челядь, не в силах сдерживать свои эмоции. Сергей думал, что это просто послеродовая меланхолия, как описал ему состояние Марины местный доктор, но сама-то она ясно знала причину своей раздражительности. Ревность, слепящая ревность к той, другой, что когда-то была в жизни Сергея...
Как-то, проверив детей, мирно спящих в своих кроватках в детской половине, Марина снова нашла Сергея на конюшне подле стойла этой вороной кобылы и не смогла сдержаться.
— Ты вспоминаешь ее? — резко спросила она. Он вздрогнул от неожиданности ее появления в тихой конюшне, но чистить лошадь продолжил, все так же мерно водя по шкуре щеткой. Марина так и не дождалась ответа, и снова задала вопрос. — Ту черкешенку, что жила с тобой? Ты ее вспоминаешь? В честь нее и названа кобыла, ведь так?
Сергей бросил щетку с размаху в ведро, а потом повернулся к ней. Он улыбался, и это вмиг вывело Марину из себя. Она вдруг подскочила к нему и с размаху ударила его в грудь кулаком. Несильно, конечно, просто чтобы выплеснуть свою злость на него. И на себя за эту ревность, что пожирала ее изнутри.
— Так, ясно! — Сергей поймал ее за этот кулак и притянул к себе. — Я все понял. Я зря не рассказал тебе еще тогда, пару лет назад про Мадину, — Марина дернулась при этом имени, но крепкая рука мужа удержала ее от побега из конюшни с свою спальню, чтобы скрыть от него свои эмоции. — Нет-нет, не так быстро!
И он рассказал ей тогда все про эту черкесскую девушку. Начал, напомнив ей про плен, в котором провел несколько лет, о чем Марина знала, заострив при этом внимание жены на роли Мадины в его побеге. А потом продолжил про свою недавнюю ссылку в крепость близ речки Акташ и поселения Андреево. Рассказал ей все, ничего не скрыв — и как выменял черкешенку на своего любимого коня, и про то, как оставил девушку в своей комнате.
— Если ты думаешь, что мы жили вместе в этой комнате, как могут жить вместе мужчина и женщина, то ошибаешься. Всего одну ночь мы провели, когда я был еще целехонек и силен, но провели ее за разговором, клянусь тебе. Да и что могло быть иначе — девушка едва-едва пришла в себя после того похищения. А на следующий день был тот бой, в котором я был ранен, — Сергей немного помолчал, а после сказал. — Я до сих пор уверен, что не зря Господь свел наши судьбы опять. Только вот мне — на счастье, а вот Мадине...
