Загорский злился на себя за подобную меланхолию, его настроение скакало каждый день из крайности в крайность: утром он мог быть весел и остроумен, а вечером уже саркастичен и холоден. Иногда он даже жалел, что пошел на поводу у деда и пригласил погостить в имение всех этих людей, что сейчас наполняли усадебный дом и парк, не давая ему ни на минуту побыть одному, за исключением разве что ночью. Особенно он недоумевал, зачем он позвал Соловьевых. Бельские были всегда дружны с его семьей, и потому ничего удивительного, что и нынче они гостили в Загорском вместе со своей дочерью. А вот Соловьевы…

Тихая скромная Варенька Соловьева. Она так отличалась от остальных девиц. Всегда где-то в отдалении от основных шалостей и игр молодежи, поодаль от их шумных забав. Она любила сидеть где-нибудь в уголке и наблюдать за ними, скромно отводя глаза в сторону, когда Загорский обращал к ней свой взгляд. Она так мило краснела, когда он заговаривал с ней иногда. Всегда слушала и редко говорила. Истинное благочестие и невинность. Такой контраст она являла собой по отношению к другим девушкам, что гостили этим летом в Загорском, особенно с озорной и смешливой Мари Бельской. Даже внешностью Варвара Васильевна не выделялась среди остальных, он бы никогда не обратил бы на нее внимание в бальной зале, не позови его к себе княгиня Голицына тогда, на балу в Дворянском собрании.

Сергей сам не знал почему, но Варенька чем-то притягивала его взгляд. Быть может, его влекли к ней именно ее скромность и непосредственность, быть может, эта тихая девочка сможет принести покой его настрадавшейся за последние годы душе, сможет залечить эти кровоточащие раны в сердце.

А однажды он и вовсе заметил в ее глазах призыв. Тот самый призыв, что молодой князь Загорский заметил когда-то в серо-зеленых глазах барышни Ольховской. Он увидел его и был поражен глубиной чувств Вареньки, этой тихой девочки, к своей персоне.

В тот день Загорскому было особенно тоскливо и муторно. Его раздражал чужой смех, чужое веселье, эти игры в горелки, что затеяла Мари Бельская. Он извинился и удалился в конюшни, где приказал оседлать себе Быстрого, чтобы унестись на нем прочь от усадьбы в поля, где уже ровными рядками стояли стога скошенного накануне сена. Там он и провел весь день, валяясь в сене, в одной рубашке, подставив лицо горячим лучам июльского солнышка. Он лежал и думал о том, что он должен наконец решиться и начать другую жизнь, столь отличную от той, что он себе представлял. Должен-то должен, но, Боже мой, как этого не хотелось…

А потом небо вдруг затянуло тучами, поднялся сильный ветер. Быстрый заволновался, предчувствуя приближение стихии. Пришло время прервать свою прогулку и возвращаться в усадьбу. Загорский не стал надевать фрак, просто закинул его за луку седла перед собой и погнал Быстрого к дому. Какое-то неясное чувство неотвратимости чего-то тяготило душу Сергея. Словно что-то должно было случиться, но что именно он понять не мог. А быть может, это просто гроза, что сейчас посылала молнии и проливалась на землю стеной дождя, возбудила в нем это неясное чувство тревоги.

Она ждала его в темной гостиной, где сидела одна и без свечей. Метнулась ему наперерез из дверей из сумрака дома, когда он проходил в свою половину.

— О слава Пресвятой Богородице, я так боялась за вас! Так молилась! — прошептали ее белые от волнения губы. — Такое ненастье послал нынче Господь на землю, а вы где-то там…

Тут Варенька заметила, как мокрая рубаха обтягивает его широкие плечи и мощную грудь, смущенно отвела в сторону глаза. Вдруг прижала ладони к лицу, стремясь скрыть от него тот стыд, что охватил ее от собственного поступка. Повинуясь какому-то странному порыву, Сергей подошел к ней и отнял ее руки от лица, а потом коснулся губами ее ладони. Ее стыдливость, ее рдеющие щеки и кончики ушей (право, он впервые видел подобное!) слегка позабавили и тронули его.

— Варвара Васильевна, будьте моей женой, — вдруг произнес он в тишине дома, что сейчас установилась меж громовыми раскатами. Она подняла на него свои карие очи, так похожие на глаза лани, что он видел давеча на охоте. В них плескалось такое безмерное счастье, что он невольно устыдился того, что не испытывает в этот момент ничего, кроме небольшой толики сожаления, что эти глаза не того цвета, что он желал бы видеть перед собой. Варенька же кивнула ему в знак согласия и быстро убежала прочь, в комнаты, вырвав свои ладони из его рук.

Тем же вечером Сергей попросил руки Вареньки у madam Соловьевой, что не смогла скрыть своей радости при этом событии. Затем было объявлено остальным гостям, что вызвало недоуменные шепотки. Все прочили ему Мари Бельскую в супруги, она более соответствовала статусу его суженной и по внешним данным, и по положению в обществе. Кто такая эта mademoiselle Соловьева? Разве она пара князю Загорскому? Конечно, это не mésalliance, но все же…

Новость, что преподнес внук, не вызвала особого энтузиазма и Матвея Сергеевича. После, когда они остались наедине в кабинете, он не преминул высказать свое мнение по этому поводу:

— Что это за новости ты преподносишь, Сергей? Я даже не предполагал, что назовешь своей нареченной Варвару Васильевну. Княжна Бельская, вот кого я пророчил тебе в супруги, признаюсь честно. Она более подходит к тебе по нраву, нежели Варвара Васильевна. Эта же чересчур тиха, словно мышка. Нет в ней того огня, что нужен твоей натуре, чтобы удержаться в узах семейного благополучия.

— Благодарю вас покорно, grand-père, — ответил ему Сергей, раскуривая сигару. — Огня мне в свое время хватило, до сих пор ожоги не сойдут.

Матвей Сергеевич прищурил глаза и в упор посмотрел на внука. А потом дотронулся до его ноги концом трости, чтобы тот взглянул ему в глаза, и сказал:

— Я думал, ты увезешь ее. Даже несмотря на ее отказ. Я бы так и сделал.

— Я думал, что сделаю это. Был такой порыв, грешен. Но она убежала от меня прежде, разгадав мой нрав. Может, она и права, преступив через страсти, оставшись верна долгу и чести.

— Так-то оно так, — согласился его дед. — Но можно было попытаться догнать ее! Я так надеялся, что вы все-таки будете вместе: ты, она и дочь. Но чего уж тут переливать из пустого в порожнее…

Сергей же удивился тону голоса деда, когда тот произнес предпоследнюю фразу, но быстро выкинул эту странность из головы.

Вспомнилась она ему лишь через несколько дней в Петербурге, куда Сергей поехал заказать кольцо для своей невесты — фамильное обручальное кольцо Загорских оказалось той мало, как она ни старалась надеть его на палец. Было решено, что сделают новое кольцо, еще краше, чем это старинное. Расширять же его опасались — такая работа была проделана, когда мать Сергея выходила замуж за его отца, и мастер ювелирных дел выразил опасение, что подобное проделать уже нельзя, есть риск и вовсе сломать кольцо.

К стыду своему, но Загорский никогда и никому не признается, что даже был рад этому обстоятельству — он не желал видеть это кольцо на чьей-либо руке, кроме той, на которой когда-то представлял его. Только одной женщине он хотел надеть это кольцо на палец, и этой женщиной Варвара Васильевна не была.

Кроме посещения ювелирной мастерской, у Сергея был запланирован визит к поверенному их семьи, чтобы поставить подпись на некоторых бумагах, а также попросить того найти в уезде, где располагалось Загорское, хорошего подрядчика для поставки в имение камня для строительства конюшен завода.

— Будьте любезны, ваше сиятельство, передайте его сиятельству Матвею Сергеевичу вот эту копию завещания, как он просил меня в давешнем письме, — попросил Сергея поверенный, когда тот уже собирался уходить.

— Да-да, его сиятельство говорил мне, что снова менял завещание. Это копия нового, со всеми поправками? — тот без всякого интереса взял в руки пакет. — Ежели не такая большая тайна, кого из наших дальних родственников его сиятельство называл в предыдущем завещании своим восприемником? Кому бы досталось наследие Загорских, не вернись я с Кавказского края? Кто должен клясть мое чудесное избавление от пленения? Могу я взглянуть на прежнее завещание или вы уже успели его уничтожить?