— Нет, не нужно, — отмахнулась Марина. — Мне уже лучше. Тут так душно…
— Как и всегда, летом на балу, — пожала плечами Жюли, нахмурившись. Она раскрыла Маринин веер и подала его хозяйке, чтобы та начала обмахиваться им в попытке получить хоть какое-то подобие ветерка. — Я должна кое-что тебе сообщить, ma bonne. D'après ce qu'on dit [351]вскорости будет объявлено… Быть может, по этой причине Анатоль Михайлович так легко позволил тебе приехать сюда одной.
— Что? Что будет объявлено? — глухо спросила Марина, хотя сама уже знала ответ, который она легко прочитала в глазах подруги. «Государь желает видеть молодого князя Загорского у алтаря или по крайности, обрученным еще до конца этого года», — вспомнила Марина слова Анатоля, сказанные ей как-то по случаю. — «Никто не волен идти против желаний Его Величества».
— Кто? — коротко спросила она у Жюли, так и не дождавшись ответа. Та лишь пожала плечами.
— Это всего лишь bruits [352], — начала она, но встретившись с пытливым взглядом подруги, поняла, что ей придется досказать то, что она уже поведала той. — Я могу тебе сказать только мои предположения, судя по тому, что я заметила сама. Ты ведь знаешь, Paul иногда бывает таким упертым, и слова из него не вытянешь! Я думаю, это либо Мари Бельская, либо Варенька Соловьева, внучатая племянница старого Голицына. Скорее всего, первая, ибо вторая уж чересчур набожна да тиха для князя.
О, совсем наоборот, усмехнулась, с трудом сдерживая слезы, навернувшиеся на глаза, Марина, именно таких и выбирают себе в жены мужчины, подобные князю Загорскому, судя по бракам последнего десятилетия.
Она перевела взгляд в другой конец залы, где подле мадам Соловьевой и княгини Голицыной, скандально известной в свете, как Princesse Nocturne, стояла девушка. Марина не знала близко ни m-m Соловьеву, ни уж тем паче, ее дочь, лишь пару раз пересекалась с ними в Дворянском собрании. И если бы не слова, произнесенные Жюли, вряд ли бы когда обратила на mademoiselle Соловьеву внимание. Но теперь Марина даже выпрямилась в кресле, чтобы получше разглядеть ее.
Девушка была невысока ростом, хотя выше самой Марины, на первый взгляд. Ее каштановые волосы были уложены в локоны по обеим сторонам лица, наполовину прикрывая бледные щеки, что делало ее лицо еще более худым и длинным, чем на самом деле. Неужели ее маменька не видела, насколько не красит этот куфур дочку? А этот бледный палевый оттенок платья? Он придает девушке совсем болезненный вид, совершенно не красит ее. Но вот на щеки mademoiselle Соловьевой набежал румянец, а губы раздвинулись в улыбку, обнажая ровный ряд белоснежных зубов, и обыкновенное, не блиставшее особой красой лицо девушки словно преобразилось, превращая ту, если и не в красавицу, то бесспорно, хорошенькую юную особу.
Марина перевела взгляд по предмет взора mademoiselle Соловьевой и ничуть не удивилась, заметив вошедшего в зал князя Загорского. Когда-то она тоже была также юна и беспечна, как эта хорошенькая улыбающаяся девушка. Когда-то она тоже искала глазами в толпе приглашенных на бал светловолосую голову и глаза цвета стали. Ведь именно ради них, ей казалось тогда, она живет…
— У меня голова кругом идет от этой духоты, — проговорила Марина Жюли спустя мгновение после того, как Загорский подошел к маленькому кружку княгини Голицыной, а после вывел в круг танцующих кадриль mademoiselle Соловьеву. — Пожалуй, я оставлю танцы и пойду к себе в комнату. Ты извинись за меня, если меня будут спрашивать — у меня расписаны все танцы, вплоть до полонеза.
— Хочешь, я пойду с тобой? — предложила Юленька. — Paul все равно не оторвется от биллиарда до полуночи, а я нынче отнюдь не танцорка в своем положении.
Но Марина лишь покачала головой, поблагодарив подругу. Ей вовсе не хотелось вести сейчас беседы с кем-либо или вовсе обговаривать то, что у нее на душе нынче.
Покоя, думалось ей, только покоя! Не думать, не вспоминать, не страдать… Именно поэтому Марина сразу же приказала Дуняше накапать ей лауданума в стакан воды, как только та приготовила барыню ко сну. Сон, только безмятежный сон вернет спокойствие в ее душу. Уже укладываясь в постель, она обратила внимание на округлившийся живот своей горничной.
— Затяжелела? — спросила Марина. — Кто отец-то? Федор?
Дуняша зарделась и кивнула.
— Ну, значит, под венец пойдешь, как воротимся, — устало проговорила Марина. — Чего молчала-то? Ждала, пока живот на лоб полезет?
Эта фраза вдруг больно кольнула саму Марину, невольно возвращая ее в спальню дома на Морской улице, когда эти же слова произнесла Анна Степановна, принуждая ее стать женой Воронина. Так и сбылось, только кому благостно от того? Она вдруг вспомнила, как плакала, лежа на ковре перед образами в спальне, умоляя Господа поспособствовать ей выйти из неловкого положения с тайным браком, куда она была загнана обстоятельствами. «Надобно думать, о чем просишь…», всплыли в голове наставления Агнешки, «… думать, о чем просишь…», и под них Марина и провалилась в сон. Но долгожданного покоя он не принес — всю ночь ей снились какие-то обрывки собственных воспоминаний, потом привиделся какой-то темный лес да туман, окружающий ее, мешающий разглядеть что-либо далее собственного носа. И голос, преследующий ее. Голос цыганской старухи:
— …Опасайся белого человека, когда снег будет падать в мае… белого человека… смерть витает над тобой… смерть! Смерть! Смерть!
Марина пробудилась при последнем выкрике, будто старуха ей кричала прямо в уши эти страшные слова. Она села в постели, стремясь успокоить бешено колотящееся в груди сердце. Она вспомнила страшные пророчества, что были сказаны ей несколько лет назад. По прошествии времени она и думать забыла про них, но нынче во сне они снова настигли Марину.
— Все это пустое, — твердо сказала она себе. — Пустое!
Но нынче была пятница, а значит, сон, судя по поверью, был вещим. «В руку», как говаривала Агнешка, значит, суждено ему стать явью когда-нибудь, в далеком будущем или близком.
Это не прибавило Марине благодушия. К тому же она проспала службу, а ведь хотела посетить усадебную церковь нынче поутру, и она сама на себя разозлилась — это ж надо было принять лауданум, когда собиралась на утренний молебен! Смысла злиться на Дуняшу, спешно причесывающую барыню не было, да и винить тут было некого, кроме себя.
За завтраком она сидела совсем одна в этой огромной столовой, только прислуживающие лакеи разделяли ее одиночество. Час был такой: не ранний, значит, те, кто встал к заутрене, уже успели потрапезничать и нынче разошлись по огромной усадьбе Юсуповых, но и не поздний, чтобы те, кто вчера покинул бал в числе последних, поднялись с постелей. Лакей, прислуживающий Марине за завтраком, на ее вопрос сообщил ей, что графиня Арсеньева Юлия Алексеевна еще изволят почивать. Быть может, ее сиятельство присоединится к остальным гостям, что поднялись ранее и сейчас изволят быть у Южного павильона? Кстати, там же сейчас и его сиятельство граф Арсеньев.
Марина поднялась в отведенную ей спальню, надела шляпку, подолгу закручивая ленты в бант, примеряясь, с какой стороны лица он лучше смотрится. Затем натянула легкие митенки и, даже не раздумывая ни минуты о зонтике, сбежала по ступенькам вниз, совсем не подобающим для графини образом.
Стоял прекрасный летний день. Еще не минул полдень, и солнышко не пекло, как обычно в это время, а только пригревало, даря окружающим Марину деревьям и цветам тепло своих лучей. Где-то вдали, в парке щебетали какие-то птички, радостно встречая новый день. Настроение Марины стало улучшаться при виде такой идиллии, царящей вкруг нее. Она свернула с дорожки и пошла по ровно покошенной траве к Южному павильону, следуя инструкциям, полученным от мажордома, по пути срывая травы и цветы.
Ей вдруг захотелось в деревню, к себе в Завидово, ведь усадьба Воронина, в которую она ступила полноправной хозяйкой несколько лет назад, стала для нее именно тем домом, который она так часто представляла в своих мечтах, будучи институткой. Жаль толь, что ее мечта стала явью только частично, ведь супругом она себе тогда надумала совсем другого человека, не того, чье имя она носила нынче…
