— Полагаю, теперь уж нет, — ответил ему Сергей, глотнув шампанского. Анатоль нахмурился.

— Ты злишься на меня? Но за что? У нее снова был выбор, и она его сделала. В том нет ничьей вины, что все осталось так, как есть.

Сергей ничего не ответил, лишь взглянул в сторону бальной залы, где сквозь распахнутые двери были видны танцующие пары. Где-то там, в вихре мазурки танцевала Марина. Потом он перевел взгляд на Анатоля и усмехнулся.

— Ты прав, Анатоль. Такова судьба. Жребий брошен, Рубикон перейден.

Он хотел удалиться, но Анатоль поймал его за рукав мундира, удерживая рядом с собой.

— Сколько ты будешь злиться на меня? Мы ранее были так близки друг с другом, неужели все это кануло в прошлое? Неужели ты забыл наши клятвы и обещания всегда быть рядом в радости и беде? — спросил он Сергея, глядящего на него сквозь прищур глаз. — Неужели твоя злость может перечеркнуть эти годы дружбы?

— Ты нашел не самое удачное место и время для подобного разговора, — заметил ему Сергей. — Ежели ты желаешь обсудить все это, то давай как-нибудь проедемся в парке и обговорим все. А сейчас прошу простить меня — у меня эта кадриль ангажирована.

Сергей прошел в танцевальную залу, и Анатоль, допив остатки шампанского в бокале одним глотком, последовал за ним и затерялся среди беседующих групп, наблюдающих за танцующими парами. Он перемещался до тех пор, лавируя между многочисленными приглашенными, пока не нашел взглядом свою жену. Она шла в кадрили с каким-то кавалергардом, кажется, протеже графа Шереметьева.

Анатоль внимательно вгляделся в ее лицо — она улыбалась уголками губ, вежливо и отстраненно. Движения ее тела были столь грациозны, что у него перехватило дух от гордости, что эта женщина принадлежит ему. Но вот он с удивлением заметил, как дрогнула ее рука, как напряглось тело. Он перевел глаза и заметил, что партнером во второй паре, объединенной общими движениями с Мариной и кавалергардом, был Загорский. Они сошлись с Мариной — ладонь к ладони, глаза в глаза. Все согласно движениям танца, но Анатоль прикусил нервно губу, заметив, как они смотрят друг на друга. Словно и не было тех лет, словно она не жена другого.

Анатолю показалось, что все должны были обратить внимание на то, что происходит сейчас там, в кругу танцующих. Но вокруг него по-прежнему продолжались неспешные беседы, слышался легкий смех, играла музыка, шелестели юбки танцующих дам.

Их общее движение длилось лишь миг, но этот миг заставил сердце Анатоля кровоточить. Доколе они будут мучить его? Он вспомнил ту ночь, когда Марина отдавалась ему со всей страстью, на которую была способна, и чуть не застонал. Они снова были с тех пор только вдвоем с их супружеской постели, он доподлинно это знал, ведь той вспышки страсти более не повторялось. Она снова была закрыта для него, как бы нежен он не был с ней, как бы ни выражал свою страсть. И это приводило его в отчаянье.

Потому как Анатоль заметил то, что появилось в тот короткий миг, когда руки Марины и Сергея прикоснулись друг к другу, в глазах его жены. То, что он так и не сумел вызвать за эти годы.

Желание. Это было ничем неприкрытое желание, будь все проклято!

Как бы ему хотелось сейчас схватить ее за волосы и ударить ее! Выбить из ее головы раз и навсегда мысли о другом мужчине! Но Анатоль знал, что даже если он всю излупит ее, она никогда не сможет забыть Сержа, и это доставляло ему почти физическую боль. Он повернулся к проходившему мимо лакею с подносом в руках и буквально выхватил бокал, одним глотком опрокинул в себя го содержимое. Ну, что ж, он наберется терпения и подождет. Не могут же они любить друг друга столько времени, не имея возможности питать свои чувства!

Анатоль наблюдал за ними пристально весь вечер — и во время бала, и за ужином. Он подмечал каждый раз, как они находили друг друга глазами среди толпы всякий раз, когда полагали, что никто не видит направления их взглядов. Пару раз они все же встретились взорами, и Анатоль видел, насколько прочна меж ними их связь, словно они чувствовали друг друга на расстоянии, словно могли общаться одним выражением глаз, не произнося ни звука.

В ту ночь Анатоль снова посетил спальню жены по возвращении в особняк Ворониных. Он ласкал ее с удвоенной страстью, словно желая стереть из памяти Марины малейшее напоминание о ночах с Загорским. Он приказал жене не закрывать глаза, чтобы видеть в них свое отражение, чтобы знать, что в постели их не трое, а только он и она, чтобы она осознавала, кто целует ее плечи и грудь.

На следующее утро Анатоль был свободным от службы и решил последовать словам Сергея и поговорить с ним начистоту, обо всем, что стояло сейчас меж ними, что мешало им снова стать теми Сержем и Анатолем, что были ровно четыре года назад. До того, как любовь к одной женщине вошла в их жизни.

Вскоре к дому подъехал Загорский на своем верном вороном, который всегда вызывал восхищение у Анатоля. Они встретились прямо у крыльца особняка, пожав друг другу руки. Ранее они бы шутливо стукнули бы в плечо один другого да перекинулись бы шутками. Теперь же они держались, как хорошие знакомые, и это не могло не огорчать обоих.

Уже садясь в седло, подведенной ему конюхом лошади, Анатоль поймал взгляд Сергея, направленный на окна второго этажа, в одном из которых, не скрываясь за занавесями, стояла Марина. Он кивнул ей сдержанно, и она ответила ему таким же сдержанным коротким кивком, но Анатоль видел, как они смотрят друг на друга, и в нем всколыхнулась злость. Он вскинул руку и послал Марине воздушный поцелуй, счастливо улыбаясь, словно, ничего сейчас не заметил в происходящем во дворе, и послал лошадь легким аллюром со двора, не оборачиваясь назад.

Сначала они ехали молча, аккуратно объезжая многочисленные экипажи и встречных всадников, то и дело раскланиваясь со знакомыми, которые провожали их любопытствующими взглядами. Затем в парке, после минутного молчания, Анатоль все же решился нарушить начинавшую тяготить его тишину:

— Ты не плохо почивал нынче ночью? Я тебя не узнаю — столько хорошеньких девиц тебе уже успели послать улыбки, а ты даже не удостоил их взглядом, как бывало ранее.

— То было ранее, — ответил ему Загорский. — Время прошло, все поменялось.

— О Боже, только не говори, что ты перестал волочиться за хорошенькими барышнями! — шутливо взглянул на него Анатоль и запнулся, встретив его тяжелый взгляд.

— Ни к чему продолжать этот разговор, Анатоль, — проговорил Сергей. — Что ты хочешь сказать? Говори, я за этим и приехал. Ты хочешь вернуть наши былые отношения? Не уверен, что они смогут стать прежними. Мы утратили главное, что в них было, — доверие, и его, увы, не вернуть обратно. Ты считаешь, что я предал тебя тогда, три года назад. Что ж, признаю, что это справедливо. Но вспомни наш разговор перед охотой в Киреевке. Я сказал тебе тогда, что не отступлюсь от нее, что все зависит от нее. От ее выбора. Ей следовало выбирать — ты или я, и она тогда сделала свой выбор, пойдя со мной под венец.

— Она не должна была поступать так. Не имела права! — возразил ему запальчиво Анатоль, и лошадь под ним заволновалась, услышав его вскрик. — Ее слово было дано мне.

— А рука и сердце — мне, — спокойно ответил Сергей, глядя ему прямо в глаза. Они остановились сейчас чуть поодаль от дороги, в том местечке в парке, где редко кто прогуливался пешком, а значит, и свидетелей их разговора быть не могло. — Марина Александровна выбрала меня, следуя своим чувствам. Смирись же с этим наконец и прости нам этот поступок. Убежден, что если бы не было твоего содействия моему переводу на Кавказ, все было сейчас совсем иначе, и ты понял бы, о чем я веду речь.

Анатоль побледнел, услышав эти слова, которые он боялся услышать с того самого дня, как узнал, к чему привела его просьба о ссылке для князя Загорского.

— Ты знаешь? Откуда?

— Правда всегда рано или поздно становится явной, как ее не утаивай, — ответил Загорский. Он отвел глаза от потрясенного лица Анатоля и посмотрел, прищурившись, на солнышко, пригревавшее нынче совсем по-летнему. Скоро, совсем скоро петербургский свет потянется на дачи! — Но я не держу на тебя зла сейчас. Я многое передумал за то время, что прошло после моего возвращения. Не скрою, я проклинал тебя последними словами, особенно когда узнал, как ты предал меня, как очернил в ее глазах. Ну, что ж, таково было твое решение. Ты боролся за нее, как мог. Всеми доступными тебе средствами. Все с самого начала пошло наперекосяк, тут нет ни правых, ни виноватых. К чему сейчас обсуждать это в сотый раз? Я смог понять мотивы твоих поступков, и, как бы высокопарно это не звучало — смог простить их. Ты хочешь моей руки? Я протяну ее тебе, когда ты попросишь о помощи, но другом тебя уже не смогу назвать, как бы ни хотел. Слишком многое стоит меж нами, слишком многое произошло.