Ей казалось, что Анатоль не будет против свиданий этих близких по крови людей, но она и подумать не могла, что это приведет его в столь необузданную ярость.

— Как ты могла рассказать ему? — кричал он, приехав в Завидово прямо перед Вознесением, как и обещал. — Как ты могла нарушить свою клятву? Ведь ты давала ее на образе!

— Я не нарушала клятвы, я ни слова не сказала о том, что она его правнучка, — тихо сказала Марина. Она не имела ни малейшего намерения оправдываться перед ним потому, как вовсе не чувствовала свою вину. Она должна была сделать то, что сделала. Это был ее долг перед Сергеем. — Я лишь показала его сиятельству Елену. Он все понял сам.

С глухим рыком Анатоль запустил в Марину бокал вина, что в тот момент держал в своей руке. Он пролетел мимо ее головы, не задев даже волоска на ее голове, и разбился о противоположную стену гостиной, забрызгивая пятнами мебель и штофные обои. Марина даже не успела испугаться, как Анатоль подскочил к ней и крепко сжал ее плечи своими большими ладонями.

— Я позволю князю видеться с правнучкой. Но при условии, что вы, мадам, станете той женой, что клялись быть у алтаря — покорной своему супругу во всем, — он обхватил ее затылок ладонью и приблизил лицо к своему, заставляя неотрывно смотреть в свои глаза. — Я более не намерен терпеть вашу непокорность. Отныне вы будете делать то, что я вам скажу, говорить то, что я вам разрешу, принимать только тех, кто мне угоден. И никак иначе! Зорчиха уже передала вам свое зелье?

Марина коротко кивнула, понимая, что тот миг, которого она так страшилась в глубине души, настал.

— Très bien [239]. Ждите меня нынче у себя.

Той же ночью Марина принадлежала ему полностью, как он давно мечтал. Анатоль пришел к ней, когда в доме погасили все огни, и только слуги, отвечающие за топку, остались бодрствовать в лакейской. Она ждала его, лежа в постели, натянув одеяло почти до самого подбородка, что позабавило его. Он легко стянул одеяло и отбросил его в сторону, потом туда же бросил и халат. Под халатом у Анатоля ничего не было, и осознание этого заставило Марину слегка покраснеть, словно институтку, и отвести взгляд.

— Très bien, — сказал Анатоль сам себе и, обхватив своими длинными пальцами ее подбородок, все же заставил посмотреть на себя, глаза в глаза. Марина поняла, что он желает, чтобы она смотрела на него, и не стала отводить свой взгляд, как бы ей того не хотелось.

Анатоль снял с нее сорочку, а она по-прежнему смотрела в его глаза. Он провел ладонями по ее обнаженному телу, словно не веря, что наконец-то касается ее нежной кожи, а Марина не отводила глаз от его пристального взгляда. Он стал целовать ее шею, грудь, плечи, прервав их зрительный контакт, она же по-прежнему держала свои глаза открытыми, запрещая себе смежить веки. Ведь если она закроет их, то унесется мысленно в другую спальню, к другому мужчине…

Марина изо всех сил старалась запретить себе думать о том, что ее тела касается чужой ей человек, чужой ее сердцу, пыталась вызвать в себе отклик на его ласки и поцелуи. Она знала по словам Сергея, что некоторые мужчины чувствительны к тому, как отзывается на их действия их партнерши, а ей вовсе не хотелось оскорбить своей холодностью своего супруга. Ведь этого, по ее мнению, тот не заслуживал.

Наконец ее тело расслабилось, а разум словно отключился, запрещая себе даже думать о том, что сейчас происходит в этой комнате. Но той потери в пространстве и времени, что ощущала Марина с Сергеем, не случилось, не было той истомы, той ослепительной вспышки удовольствия от любви.

Может, потому, что и не любовь была вовсе, устало подумала Марина после того, как Анатоль заснул, повернувшись к ней спиной. Она чувствовала сейчас, словно она предала Сергея, хотя по сути то, что произошло, не могло быть неверностью как таковой. Ей дико хотелось сейчас принять сейчас ванну с теплой водой и смыть с себя все, что напоминало бы ей о происшедшем. Но она не могла сделать этого, не разбудив Анатоля, а будить ей его вовсе не хотелось. Сергей, бывало, тянул ее в постель повторно, а сейчас Марина не была уверена, что выдержит еще раз.

Поэтому она тихонько поднялась с кровати и аккуратно пошла к умывальным принадлежностям на комоде. Стараясь не шуметь, налила воды, опустила в нее тряпочку и принялась протирать свое тело. Низ живота слегка тянуло, но Марина сочла это естественным в данный момент. И лишь когда заметила кровь на тряпочке, сначала испугалась, а потом облегченно рассмеялась.

Крови. Никогда она еще не радовалась им, как сейчас.

Марина взяла со спинки стула капот и надела его, как можно плотнее запахивая полы. Потом взглянула на спящего мужа. Он лежал на животе, раскинув ноги, занимая большую часть кровати. Почему он не ушел на свою половину? Почему остался? Марина почувствовала легкое раздражение. Анатоль столько места занял в ее жизни, что даже сейчас она не может лечь в своюпостель, потому как большая часть ее была занята им же. Даже в своей половине ей нет теперь покоя. Видимо, он не лукавил, когда говорил, что отныне вся ее жизнь будет только его…

Марина прошла в кабинет и опустилась там перед образами, надеясь, что молитва принесет покой в ее истерзанную душу. Но покой все не приходил, хоть и стояла она на коленях почти до рассвета, не замечая, как слезы текут по ее щекам.

«Надо лишь привыкнуть. Потом пойдет как по накатанной», — говорила Марине ее мать, Анна Степановна, перед днем венчания.

Надо лишь привыкнуть…

Внезапно ей захотелось взглянуть на дочь, и она поднялась с колен, прошла в детскую. Леночка спала, улыбаясь во сне. «Анелау бачыць [240]», — говорила о таких улыбках Агнешка, и Марина, вспомнив об этом, вдруг подумала, приходит ли к ее дочери Сергей во снах. Ей бы очень хотелось, чтобы дочь хотя бы так увидела своего настоящего отца, пусть даже не зная о том, кем он ей приходится.

Марина не могла удержаться и коснулась пухленькой щечки указательным пальцем, нежно поглаживая мягкую кожу. Леночка сморщила лобик недовольно, и сердце Марины кольнуло иглой. Так морщился во сне Сергей, когда она гладила его по лицу. Как ей забыть его, коли перед глазами всегда будет его маленькая копия? Разве это возможно?

********

За день до Воскресения, как и обещались, прибыла семья Марины в полном составе, на двух каретах покойной тетушки. Теперь уже и вовсе собственных — по завещанию Софьи Александровны Ольховским отошел дом со всей дворней и землей, а также денежные средства в виде содержания, которое будет выдаваться поверенным в начале каждого года. Девочки и приемный сын, господин Заболотнев, получили по определенной денежной сумме, а Марине лично тетушка отписала кроме того небольшое имение под Рязанью, переданное в дар ее деду, генералу Голышеву, еще государыней Екатериной Алексеевной. Осознание того, что она не бедствовала бы, не выйдя замуж Воронина, приносило Марине лишь горечь, ведь она могла бы и не вступать брак, а уехать в это имение и жить там, растя своего ребенка одна. Ах, если бы знать об том ранее…

Грешные мысли, одергивала себя тут же Марина. Да и как бы я судилась с господином Заболотневым? Ведь он подал иск о признании завещания «нечестным», как и полагала справедливо Анна Степановна. Но теперь, с покровительством его сиятельства графа Воронина, флигель-адъютанта Его Императорского Величества, этот судебный процесс был нестрашен ее семье.

Именно поэтому Анна Степановна так радостно смеялась, расцеловывая своего gendre [241], встречавшего их на крыльце усадебного дома вместе с супругой.

— Ах, mon cher ami, как же я обожаю этот сельский воздух! — восклицала она, улыбаясь Анатолю, а Марине лишь только оставалось дивиться ее улыбкам, ведь в Ольховке маменька только и делала, что повторяла, как она ненавидит деревню. Но разве можно сравнить их старенький бревенчатый дом в Ольховке и этот громадный особняк?