— Я никогда от своих обещаний не отказываюсь, — торжественно сказал Савелли. — Раз я сказал, что выполню любое желание светлейшей Лукреции, значит, так оно и будет.

— Давайте лучше танцевать, — сказала Соня и увлекла Пиппо в центр зала.

— Ты представляешь себе хотя бы примерно, сколько стоит такой первоклассный жеребец? — спросил Пиппо, пораженный смелостью Сони.

— Понятия не имею. Просто как-то в парикмахерской я видела плакат с этим самым Мандраком, вот мне и пришло в голову его попросить. Захотелось поставить на место зарвавшегося Леонардо.

Соня почувствовала себя вдруг чужой среди гостей, связанных между собой, как ей казалось, невидимыми узами, — они болтали, смеялись каким-то шуткам, сплетничали про общих знакомых. На Соню никто не обращал внимания. Даже хозяйка, которая была поначалу внимательна и любезна, забыла, похоже, о ее существовании. Соня прошла к столу с прохладительными напитками и попросила шампанского. С бокалом в руке она чувствовала себя увереннее. Вдали она увидела Пиппо. Он искал ее глазами, но ей захотелось от него улизнуть. Она вышла из парадного зала и очутилась в другом, поменьше; стены здесь были увешаны гобеленами на мифологические сюжеты. В центре потолка, обрамленная затейливой лепниной, красовалась фреска, тоже на мифологическую тему. Двери — Соня только сейчас это заметила — были украшены родовыми гербами. На окнах висели тяжелые портьеры из алого бархата. Посреди зала на огромном столе, покрытом скатертью из тончайших венецианских кружев, стояло множество изысканных закусок. Бесшумно сновали слуги в таких же, как портьеры, алых чулках, зеленых камзолах и одинаковых коротких париках с челками.

Соне расхотелось участвовать в этом шутовстве. «Что я здесь делаю? — подумала она. — Хорошо бы сейчас же, сию минуту, очутиться дома, рядом с отцом». Она стала искать глазами Пиппо, чтобы сообщить ему о своем уходе, и почувствовала, как кто-то взял ее за плечо.

Соня резко обернулась. Перед ней стояла дама в строгом сером платье. Лицо ее было закрыто вуалью, но Соня разглядела за ней знакомую улыбку.

— Как поживаешь, Соня?

Соня сразу же узнала этот ласковый низкий голос.

— Ирена! — воскликнула она, еле сдерживаясь, чтобы не броситься на шею даме в сером.

— Ты научилась смотреть в себя?

— Я пробовала. Не могу сказать, чтобы у меня уже хорошо получалось.

— И что же тебе удалось увидеть в себе?

— Смятение. Я отошла от той жизни, к которой меня приучали с детства, но все еще не выбрала, куда же мне идти теперь.

— Когда обретаешь свободу, не сразу понимаешь, как ею распорядиться. У тебя хорошие карты — красота, ум, душевная тонкость. Нужно только понять правила игры и играть осмотрительно.

— Мне не хватает главного, чтобы стать хорошим игроком, — расчетливости.

— В картах не расчетливость важна, а везение. Ты сумеешь распознать свою судьбу? Узнаешь, когда она к тебе придет?

— Это ты ведунья, а не я. Если знаешь, что мне делать, скажи!

— Один очень богатый и очень влиятельный человек только что подарил тебе чистокровного жеребца. Это королевский подарок. Твоя душенька довольна?

— Все это карнавальные шутки, ничего больше.

— Будь осторожна!

В эту минуту послышалась музыка. В соседнем зале оркестр заиграл твист. Соне стало смешно, как мужчины и женщины в костюмах эпохи Возрождения отплясывают входивший в моду новый американский танец.

К ней подошел официант и предложил шампанского. Она взяла бокал, залпом выпила его и решила еще немного побродить по дворцу. Из зала с гобеленами она попала в длинный коридор с затянутыми шелком стенами. На барочных подставках стояли китайские вазы, и Соне понравилось это нарочитое смешение стилей. Сюда почти не доносился шум праздника, и, проходя мимо одной из закрытых дверей, Соня услышала голоса.

— Я не избегаю тебя, Федерика, — сказал мужской голос. — Пожалуйста, не вынуждай меня оправдываться.

— Я месяцами тебя не вижу, не знаю, где ты, — раздался женский голос, — скажи, что происходит?

— Не забывай, дорогая, я работаю, мне приходится надолго покидать Милан.

— Что это за тайная работа? Я звонила в Бостон, и твоя американская секретарша заявила мне, что ты в Милане. Я позвонила в твою миланскую контору, и мне ответили, что ты на Лазурном берегу, твоя же мать уверяла меня, что ты в кругосветном путешествии. Кому верить? Может быть, у тебя другая женщина?

Наступило молчание, потом снова послышался голос женщины:

— Джулио, если ты разлюбил меня, имей мужество сказать мне об этом.

Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился мужчина в черном бархатном камзоле, на фоне которого ослепительно сиял кружевной белоснежный воротник его рубашки. Из-под небольшого бархатного берета выбивались густые темные волосы. Мужчина на мгновенье повернул голову, и Соня узнала профиль человека, который когда-то проехал мимо нее на белой «Альфа- Ромео». «Джулио де Брос», — холодея от внезапного страха, подумала Соня, но мужчина уже заметил ее.

— Чезаре Борджиа, герцог де Валентинуа, — с изысканным поклоном представился Джулио де Брос. — А ты, если не ошибаюсь, моя любезная сестричка Лукреция?

Тыльной стороной ладони, едва касаясь, он провел по ее щеке и улыбнулся. В этой улыбке были и удивление, и восторг, и желание.

Соня ничего еще не успела ответить, как рядом с Джулио появилась женщина уже не первой молодости, в которой Соня узнала постоянную клиентку Лидии Мантовани Федерику Ровести, красавицу жену Антонио Ровести, известного миланского издателя.

— Я пытаюсь выбраться в сад, — покраснев от смущения, пробормотала Соня.

— Федерика Ровести, — представил свою спутницу де Брос.

— Шарлотта д'Альбре, герцогиня де Валентинуа, — поправила его Федерика, — сестра короля Наваррского и законная супруга Чезаре Борджиа или, как его еще называют, герцога Валентино. Впрочем, не думаю, чтобы нашей юной незнакомке были интересны все эти исторические тонкости, у нее, наверное, другим занята голова.

Соня почувствовала исходящую от Федерики ненависть.

— Значит, вы хотели попасть в сад? — проигнорировав реплику своей любовницы, спросил Джулио.

— Да, я заблудилась, — еле слышно ответила ему Соня.

— Пойдемте, я провожу вас, — с улыбкой сказал Джулио и, взяв Соню под руку, повел ее по длинному коридору, все дальше и дальше от звуков бала и ненависти глядящей им вслед женщины.

Соню охватило волнение. Работая у Лидии Мантовани, она успела уже повидать многих мужчин — богатых, красивых, блестящих, но все они оставили ее равнодушной. Джулио де Брос, едва она взглянула на него, вызвал сладостную боль, по телу горячей волной прошла дрожь. Ей казалось, что у нее подкашиваются ноги, и, вместе с тем, возникло ощущение полета, точно за спиной выросли крылья.

Джулио с деликатной настойчивостью повлек ее по нескончаемым коридорам. В голове у Сони вертелись обрывки фраз, сказанных когда-то Вирджинией: «Женщины буквально вешаются на него… хозяйка злится, что он не хочет жениться… он исчез… странная история…»

Уж кого она совсем не ожидала встретить на этом балу, так это Джулио де Броса, тем не менее он здесь, рядом с ней, и она будто вернулась назад, в свою юность, когда, влюбившись с первого взгляда в незнакомца, мечтала о счастье.

— Вот и сад, который вы искали, — сказал Джулио, открывая стеклянную дверь в ночь, откуда ворвался порыв холодного ветра.

— Как там холодно, — вздрогнув, сказала в ответ Соня.

Джулио закрыл дверь и повернулся к ней лицом. Он был выше ее на целую голову. Положив руки на ее обнаженные плечи, он спросил:

— Вы и в самом деле искали выход в сад?

— Может быть, я искала тебя, — ответила она, как во сне, — я давно уже ищу тебя.

Джулио посмотрел на нее внимательно, с каким-то серьезным любопытством. Его губы были совсем близко, и Соню обожгла ревность, когда она представила себе, сколько женщин их целовали. Его руки, скользнув по спине, притянули ее, и, когда Джулио наклонился к ее лицу, Соня почувствовала запах его духов, свежий и немного резкий, новый, незнакомый ей запах. Соня опустила веки, ожидая поцелуя, но Джулио вдруг начал тихо читать стихи: