— Да что вы понимаете? — не растерялась синьора Мантовани. — Вы же деревенская баба!
— В нашей семье есть устои, а для вас ничего святого не существует. Руки прочь от моей дочери!
— Соня — как цветок, — высокопарно начала модельерша, — редкий, необыкновенный цветок, а вы хотите вырвать его с корнем и растоптать. Бог дал вашей дочери красоту, это великий дар, а вы без сожаления готовы выбросить его на помойку.
— Ни на какую помойку я ничего выбрасывать не собираюсь, я спасаю свою дочь.
— От чего же, позвольте спросить, вы ее спасаете? Я открываю ей путь к успеху, вы вообще понимаете, что такое успех?
— Очень даже хорошо понимаю. О нем мечтают все, а добиваются его единицы. Остальные на панели кончают.
Так, молниеносно парируя удары, они кололи друг друга, как две отменные рапиристки, но уже было ясно, что победу в этом турнире одержит синьора Бамбина: Лидия Мантовани начала заметно нервничать, это проявилось в том, что ее грассирующее «р» становилось все более раскатистым.
Получив аттестат зрелости, Соня рассказала матери о предложении хозяйки знаменитого салона и в ответ услышала хорошо знакомую фразу:
— Не беспокойся, я сама обо всем позабочусь.
На следующий же день, наняв автомобиль, синьора Бамбина помчалась на улицу Бильи и как ураган влетела в мастерскую ателье. Служащие, почуя недоброе, ретировались в соседнюю комнату, где помещалась примерочная, и оттуда невольно слушали перепалку.
Синьора Бамбина, чтобы не ударить перед «портнихой» лицом в грязь, нарядилась в цветастый шелковый костюм, который едва сошелся на ее животе, и вдела в уши серьги — подарок мужа на двадцатилетие их супружеской жизни. Жемчуг хваленой законодательницы мод вызвал у нее презрительную усмешку. Она признавала только массивные золотые украшения, потому что они блестят и сразу бросаются в глаза, вызывая зависть соседок, а такие бусы, как у этой штучки, — полная чепуха.
Ярость синьоры Бамбины можно было понять: много лет она вынашивала планы относительно будущего своей дочери, и теперь, когда они почти осуществились, появляется какая-то особа и хочет все разрушить. Синьора Бамбина мечтала, что ее дочь станет самой богатой, самой респектабельной женщиной в их городке, для этого они с мужем работали не покладая рук, на всем экономили, чтобы скопить денег. В конце концов они преуспели: две лавки, квартиры, участок земли — неплохое приданое для единственной дочери! Чтобы дать Соне хорошее образование, она определила ее в Школу урсулинок, где девушек не только учили разным наукам, но и следили за их нравственностью. В результате Соня имеет диплом учительницы и невинность не потеряла. Осталось одно-единственное звено — брак с Альдо Порта, сыном всеми уважаемого владельца табачного магазина. Альдо как раз вернулся со срочной службы, так что тянуть с помолвкой не стоит. За Соней они дадут шесть квартир в новом доме и участок земли для строительства в шесть гектаров. Синьора Бамбина всю жизнь положила на то, чтобы дочь воплотила ее замыслы, и поэтому она будет бороться с этой пигалицей в жемчугах до конца.
— Ах, я деревенская баба! — такого синьора Бамбина стерпеть не могла. — Так слушайте, вы, рафинированная барыня, моя дочь несовершеннолетняя, и, пока ей не исполнится двадцать один год, она будет делать то, что я скажу. Я вам свою дочь не доверю, так что держитесь от нее подальше, а то как бы вам не хлопнуться вашей жирной задницей в лужу.
— Вот вы и сами доказали, что вы деревенская баба! — надменно бросила хозяйка салона и встала, намереваясь уйти первой.
— Минуточку! — почти ласково сказала синьора Бамбина и, словно желая ее остановить, широко взмахнула рукой, да так неловко, что угодила синьоре Мантовани сумочкой прямо по лицу. Очки отлетели в сторону, а хозяйка ателье, и без того с трудом сохранявшая равновесие на своих высоченных каблуках, рухнула на пол. Боли она не почувствовала — пол был застелен мягким ковром, но от унижения не могла прийти в себя. Она догадывалась, что служащие, притаившись за дверью примерочной, не упустили ничего из этой отвратительной сцены. Синьора Мантовани могла себе представить, с каким злорадством они будут сплетничать между собой и, конечно, рассказывать своим знакомым.
В этой ситуации синьора Бамбина сочла за лучшее удалиться, не забыв при этом громко хлопнуть дверью.
— Бедняжка, как это тебя угораздило? — заботливо наклонившись к беспомощно сидящей на полу Лидии Мантовани, спросил высокий, приятной наружности мужчина лет пятидесяти.
Только сейчас придя в себя, женщина одернула задравшуюся юбку и, подав мужчине руку, с его помощью встала на ноги; из глаз ее капали слезы.
— Где ты пропадал, Командир? — всхлипывая, спросила она. — Не мог прийти хоть на минуту раньше?
Потом она повернулась к закрытой двери в примерочную, за которой, боясь выдать свое присутствие, притаились служащие, и крикнула с нескрываемым раздражением:
— Вы долго там собираетесь стоять? Я вам за работу плачу, так что приступайте к своим обязанностям!
Дженнаро Сориано, он же юридический владелец салона и муж Лидии Мантовани, подняв с пола жену, стал искать ее очки. Обнаружив их в другом конце мастерской, он вытер их белоснежным носовым платком и подал Лидии.
— Все-таки интересно, где ты был? — срывая досаду на муже, накинулась на него синьора Мантовани.
— Я же тебе говорил, дорогая, у меня было свидание с нужным человеком.
— С каким это нужным человеком? Я искала тебя везде, ты как сквозь землю провалился. Если я застукаю тебя когда-нибудь с этой потаскушкой, пеняй на себя! Гнешь тут целыми днями спину, а он в постели время проводит.
Дженнаро Сориано был неаполитанцем. Он любил рассказывать, как во время войны командовал штурмовым батальоном на русском фронте, с тех пор за ним и осталось это прозвище — Командир. На самом деле Сориано ухитрился вообще избежать военной службы и всю войну просидел в Милане. Не то что батальоном, ему и самим собой не позволяли командовать: жена крутила им, как хотела, заставляя, помимо чисто административных обязанностей, выполнять при ней роль мажордома, шофера, личного секретаря. Относясь безо всякого интереса к своим делам, он все свободное время проводил с женщинами — их он по-настоящему любил. Лидия Мантовани знала о его романах и, будучи женщиной практичной, сквозь пальцы смотрела на его увлечения: в конце концов административные обязанности он исполнял исправно. Пожалуй, даже слишком, поскольку после покупки шубы или украшения очередной своей любовнице ухитрялся свести баланс так, что отчетность у него всегда была в ажуре. Жена, когда уличала его в финансовых махинациях, приходила в ярость: женщин ее муженек пусть имеет сколько угодно, но содержать его любовниц она не намерена. Пусть скажет спасибо, что она прощает ему связи с манекенщицами, которые тоже недешево обходятся, но постоянная содержанка — это уж слишком!
Между тем синьора Бамбина, обмахиваясь от жары носовым платком, ехала в машине домой и с удовлетворением вспоминала сцену в ателье. Она была уверена, что полностью овладела ситуацией и может не опасаться этой размалеванной дуры, такой же противной, как и ее жемчужное ожерелье. Единственное, что немного омрачало ее радость, это тупая боль в животе, видимо, на нервной почве.
Сразу после обеда на дверях остерии появилась табличка, на которой было написано: «Закрыто», — супруги Бренна готовились к вечернему приему. На задний двор под навес был выставлен огромный стол, из комода извлечена скатерть голландского полотна с ручной вышивкой, перемыт фарфоровый сервиз на тридцать шесть персон, протерты бокалы (настоящий баккара!), начищены серебряные приборы и подсвечники, составлено меню. Синьора Бамбина решила, что еда должна быть простая и сытная: ветчина с инжиром и дыней, салат из зеленого цикория с сырыми грибами и тертым пармезаном, ростбиф с лимонным соком, а на третье — мачедония из свежих фруктов и клубничное мороженое.
Торжественный ужин был задуман для того, чтобы Соня и Альдо, которым в недалеком будущем предстояло стать невестой и женихом, могли получше познакомиться друг с другом. То, что сама Соня не знала о цели предстоящего приема, не имело для синьоры Бамбины ровно никакого значения.
