—Я люблю тебя. Знаю, что ты заботишься о моем благе, но в этом ты должен мне доверять, Уоррен. Малколм был детской фантазией. Джеймс — это моя жизнь. Он — все, чего я желаю, все, чего я когда-либо могу захотеть. Пожалуйста, не старайся больше разлучать меня с ним.

—А нам что же — отойти в сторонку и позволить ему тебя с нами разлучить? А он именно этого добивается, ты же знаешь. И если добьется, то нам тебя вообще никогда не увидеть!

Она уже улыбалась, понимая, что поколебала его убежденность, что теперь он возражал лишь против того, перспективы чего все они боялись.

—Уоррен, он меня любит. Ты же слышал. Я все улажу, но позволь мне этим заняться. От того, что делаешь ты, в нем лишь самое худшее поднимается.

В высшей степени неохотно он проронил:

—Ну, Бог с тобой, тогда иди!

Испустив крик радости, она обняла его и было бросилась бежать, но... натолкнулась на кирпичную стену.

—Так ты меня любишь, правда?

Ее не удивило, как он сюда добрался. Все сказали громкие стоны, доносившиеся с нижней палубы. Ей было безразлично, что он, видимо, слышал то, что она говорила брату. Она просто воспользовалась тем, что оказалась тесно прижатой к нему и, не желая этого прерывать, обвила его руками.

—Ты же не станешь кричать на меня в присутствии моих братьев?

—И мысли такой не допущу, крошка.

Но на лице его не было улыбки, и он не собирался здесь задерживаться. Она задохнулась, когда он подхватил ее на руки и повернулся, чтобы уйти.

—Все получится гораздо лучше, если это не будет выглядеть, словно ты забираешь меня, — сказала она ему.

—Я именно забираю тебя, моя дорогая.

Так, ладно. Она не думала, что все будет просто.

—Хотя бы пригласи их на обед.

—Черта лысого.

—Джеймс!

В груди его раздалось некое клокотанье, но он все же остановился и обернулся. Смотрел он лишь на Дрю, избегая взглядом Уоррена.

—Чертовски рад пригласить вас отобедать!

—О, Боже, — проговорила она, когда он двинулся дальше. — Это было самое невежливое, самое...

—Заткнись, Джордж. Ты еще не видела, как все это выглядит, когда приведено в норму.

Она вздрогнула, задетая той уверенностью, с которой за нее расписывались. Между тем она сама почувствовала в себе уверенность. Он впервые в чем-то уступил, нехотя, конечно, но это знаменовало начало.

—Джеймс?

—Ммм?

—Тебе очень нравится, что я вынуждаю тебя уступать.

Золотистая бровь выгнулась дугой, когда он посмотрел на нее сверху вниз.

—Нравится? Ты думаешь?

Она медленно провела пальцем по его нижней губе.

—Нравится.

Он остановился прямо на причале, весьма далеко от своего экипажа и стал осыпать ее поцелуями. Джорджина не очень хорошо помнила, как они добрались до дома.

—Джеймс, не следует ли нам спуститься? Уже час как подъезжают экипажи.

—Это мое семейство прибывает для участия в историческом событии. Может, улыбнется удача, и твои не найдут наш дом.

Обернув вокруг пальца локон из его золотистой гривы, она нежно его потянула.

—Ты же не станешь создавать новые трудности?

—Я никогда не создаю трудностей, любовь моя. Просто ты еще меня не убедила, что мне следует простить твоих братьев.

В глазах ее появился блеск, затем этот блеск усилился — когда он перекатился на постели, и она вновь оказалась под ним. Она уже была готова вспыхнуть от гнева, однако когда Джеймс устроился меж ее бедер, весь гнев улетучился у нее из головы.

Все же она напомнила ему:

—Ты их сюда пригласил.

—Я их пригласил, но дом принадлежит Тони. И он прекрасным образом может их отсюда вышвырнуть.

—Джеймс!

—Так убеждай меня.

Этот ужасный человек ей улыбался, и она не могла не улыбнуться в ответ.

—Ты невозможный человек. Мне не следовало говорить, что тебе нравится, когда...

—Но ты сказала... и мне нравится.

Она захихикала, когда его губы пустились в путешествие вдоль ее шеи, затем добрались до оголившейся груди. Тут у нее перехватило дыхание — когда его губы, как бы втягивающие ее в себя, воспламенили желание и в ней. Руки ее стали путешествовать по его спине, она наслаждалась этими прикосновениями, ко всем частям его тела.

—Джеймс... Джеймс, еще раз мне скажи.

—Я люблю тебя, моя дорогая.

—Когда?

—Что когда?

—Когда ты понял это?

Его губы встретились с ее в долгом, будоражащем поцелуе, лишь после этого он ответил:

—Я всегда это знал, дорогая моя. Почему же, ты думаешь, я на тебе женился?

Очень деликатно, поскольку ей было не слишком приятно напоминать об этом в такой момент, она сказала:

—Тебя вынудили на мне жениться.

Поцелуй, затем ухмылка, затем он проговорил:

—Я вынудил твою семью вынудить меня. Есть тут некоторая разница.

—Что ты сделал?

—Ладно, ладно, любовь моя...

—Джеймс Мэлори...

—Тысяча чертей, но что еще мне оставалось делать? — с возмущением спросил он. — Я поклялся, что не позволю себя стреножить. Всему свету это было известно. Не мог же я нарушить клятву и сделать тебе предложение, так ведь? Но я вспомнил, как женился этот охламон, которого моя прелестная племянница именует мужем, и прикинул: если с ним это сработало, то и мне будет на руку.

—Не верю своим ушам. Все было продумано? Но они избили тебя до бесчувствия! Ты это принимал в расчет?

—Приходится платить, если хочешь что-то заполучить.

Услышав это, она ощутила, как жаркая волна гнева стала стремительно спадать. Поднималась совсем другая жаркая волна.

Но она покачала головой.

—Ты меня поражаешь. Я всегда подозревала, что ты безумец.

—Просто человек, принявший решение. Но я сам был до чертиков поражен. Не понимаю, как тебе это удалось, но ты вкралась мне в сердце и не пожелала оттуда исчезать. Однако я привыкаю терпеть там твое присутствие.

—Вот так, да? Там не слишком многолюдно?

—Там есть место еще для нескольких детенышей. — Он ей улыбнулся.

Ему было отвечено поцелуем. Потом ей вспомнилось:

—Но к чему тебе было признаваться, что ты был Хоком? Они уже и так преисполнились решимости женить тебя на мне.

—Ты забыла, что они меня узнали?

—Я бы сумела их убедить, что они ошиблись, не раскрой ты рта, — раздраженно бросила она.

Он пожал плечами.

—Резонным казалось убрать с пути это препятствие, Джордж, так ведь лучше, чем если бы из-за этого возникли неприятности, когда бы мы уже погрузились в семейное блаженство.

—Ты это так называешь? — тихо проговорила она. — Семейное блаженство?

—Да, как раз сейчас его я и ощущаю. — У нее захватило дыхание, когда он неожиданно вошел в нее. Он издал некое хмыканье, прежде чем добавить: — А ты?

—Ты можешь... не сомневаться.

Когда спустя некоторое время они вошли в гостиную, то обнаружили, что по разным концам комнаты разместились кланы Мэлори и Эндерсонов, каждый из которых был готов к нападению или отражению атаки, причем ее несчастные братья пребывали в явном меньшинстве, так как клан Мэлори на сей раз собрался в полном составе. Нетрудно было заметить, что семейство Джеймса готово оказать ему любую поддержку. Никакие встречные шаги не были возможны до тех пор, пока он не дал бы им знать, что распре положен конец; между тем все знали о его словах, сказанных Энтони, когда Джеймс нес Джорджину в их комнату: к обеду ожидаются малоприятные гости. Что тот негодяй прекрасно понял как перспективу прихода ее братьев.

Хмурое выражение, с которым ее муж разглядывал пятерых Эндерсонов, не сулило слияния двух групп. Мириться с этим Джорджина не собиралась.

Тот же прием, который сработал у нее утром с Уорреном, заставив его выслушать ее, она применила и сейчас, ткнув мужа локтем в ребра.

—Любишь меня, люби и мое семейство, — предупредила она его, мягко, разумеется.

Глядя на нее сверху вниз, он улыбнулся ей, одновременно более тесно прижимая к себе ее руку, лежащую на его руке, дабы избежать дальнейших ударов в ребра.