—Подойти-ка сюда, парень.
Нет, только не это. Нет, нет и нет. Она не желала лицезреть его расслабившимся. Она не желала видеть блестящую от влаги кожу, которую только что умозрительно представила.
—Мне надо принести мой гамак, сэр.
—Это может подождать.
—Но мне не хотелось бы вас беспокоить.
—Ты не будешь беспокоить.
—Но...
—Иди сюда, Джорджи. — В его голосе она уловила раздражение. — Это займет лишь минуту.
Она с надеждой посмотрела на дверь, ее единственное спасение. Один лишь стук в дверь избавил бы ее от необходимости идти за эту ширму. Но стука не последовало, спасения не было. А ведь ей поступило приказание.
Мысленно встряхнув себя, она резко выпрямилась. Чего она в конце концов боялась? Видела она своих братьев во время купания в ванне, причем в разном возрасте. Приносила им полотенца, голову им мыла, даже купала Бойда, когда тот обе руки обварил. Конечно, ему тогда было десять, а ей шесть, однако не станет же она утверждать, что не видела мужчину без одежды. Когда под одной крышей с тобой пятеро братьев, могло лишь удивление вызывать, что за все годы она всего раз-другой оказывалась в неловкой для себя ситуации.
—Джорджи...
—Иду, о, Господи... я имею в виду... — Она зашла за ширму. — Что я могу... сделать... для вас?
О, Боже, это совсем не то же самое. Он не был ей братом. Он был крупным красивым мужчиной, вовсе не являвшимся ей родственником. Влажная кожа отливала бронзой, плотно обтягивая мощные мышцы этой кирпичной стены. Волосы у него не закурчавились от влаги, слишком они были густые. Лишь пару прядей свесилось на лоб. Она могла считать его волом, но только из-за того, что он был крупный и широкий в плечах. Он действительно был очень широк и словно отлит из одного прочного куска. Она усомнилась, есть ли у него на теле хоть единое мягкое место. Может быть, только одно... От этой мысли она вспыхнула и мысленно взмолилась, чтобы он этого не заметил.
—Черт возьми, да что с тобой такое, пострел?
Она его совершенно очевидно выводила из себя тем, что не подошла сразу же. Опустив глаза долу, что, на ее взгляд, не сулило в данный момент опасности, постаралась придать себе виноватый вид.
— Прошу прощения, сэр. Я постараюсь научиться двигаться быстрее.
—Уж постарайся. Вот.
Матерчатая мочалка и завернутое в нее мыло ударили ее прямо в грудь. Мыло упало на пол. Мочалку она сумела поймать. Глаза ее расширились от страха.
—Вам нужны новые? — с надеждой спросила она. Раздался смешок.
—Вполне устроят и эти. Подойти-ка и потри мне спину.
Она боялась, что он произнесет что-то в этом роде. Она не могла этого сделать. Приблизиться к этой обнаженной коже? Прикоснуться к ней? Как она может на это пойти? Но ты же мальчик, Джорджи, а он мужчина. Он не видит ничего дурного в том, чтобы попросить тебя потереть ему спину, да и ничего дурного в этом бы и не было, будь ты мальчиком.
—Полученная затрещина нарушила у тебя слух? Так, что ли?
—Да... я имею в виду, нет. — Она вздохнула. — Сегодня был очень насыщенный день, капитан.
—И нервное перенапряжение может утомить мальчика. Яэто прекрасно понимаю, парень. Ты можешь пораньше лечь спать, потому как поручений для тебя у меня сегодня больше нет... после того, как потрешь мне спину.
Она окаменела. На мгновение она решила, что избавлена от задания, но ей бы следовало уже знать его лучше. Ладно, потрет она эту чертову спину. Выбора-то у нее нет. А может, кожи немного сдерет, пока делать это будет.
Подхватив мыло, обошла ванну. Он между тем наклонился вперед, так что когда она подошла к той стороне ванны, ей открылась вся его спина — такая длинная, такая широкая, такая... мужская. Хотя она налила немало воды, ее слой лишь на несколько дюймов поднимался над его бедрами — столь просторной была ванна, и к тому же достаточно светлой. У мужчины были симпатичные ягодицы.
Она поймала себя на том, что уставилась, просто уставилась, и подумала, сколько же времени прошло. Немного, иначе он бы уже что-нибудь сказал, черт нетерпеливый.
Злая на себя, разъяренная тем, что он заставил ее делать, она плюхнула мочалку в воду, затем натерла ее мылом так, что пены хватило бы на десять спин. Шлепнув ее ему на спину, она стала тереть изо всех сил. Он не проронил ни слова. Спустя мгновение ощутила свою вину, видя, что ее мочалка оставляла красные царапины.
Она ослабила нажим, ослаб и ее гнев. Она вновь уставилась на него, завороженная гусиной кожей, появлявшейся там, где она касалась особо чувствительного места, наблюдая, как кожа цвета темной бронзы исчезает в мыльных пузырях, а затем возникает вновь по мере того, как те лопаются. Мочалка была такой тонкой, ее как бы вообще не существовало, как будто между ее рукой и его гладкой кожей вообще не было преграды. Движения ее сделались замедленными. Она мыла уже вымытые ею места.
И вот тут это приключилось. Еда, которую она проглотила на камбузе, ожидая, когда закипит вода, заставила гореть ее желудок. Ощущение было очень странным, но она ни секунды не сомневалась, что вот-вот у нее начнется рвота. От мысли, что это произойдет в его присутствии, она помертвела. Что я могу поделать, капитан, если от одного того, что я нахожусь рядом с вами, меня начинает тошнить? Может быть, все обойдется?
—Я закончил, сэр. — Она передала ему из-за его спины мочалку.
Он ее не взял.
—Не совсем, парень. Нижнюю часть спины.
Взгляд ее упал на эту область, покрытую стекающей мыльной пеной. Точно она не могла вспомнить, мыла или нет эту часть тела. Она энергично занялась ею и быстро завершила работу, с облегчением отметив, что сгустившаяся на воде мыльная пена не позволяла видеть то, что находилось под поверхностью воды. Она даже прошлась мочалкой под водой по телу у самого основания позвоночника, лишая его возможности упрекнуть ее в том, что не полностью выполнила его поручение. Чтобы дотянуться до этого места, ей, однако, пришлось сильно наклониться, вплотную приблизившись к нему — она даже ощутила запах его волос. И запах, исходивший от его тела. Тут она отчетливо услышала его стон.
Она отпрянула столь резко, что стукнулась о стену позади нее. Он так же быстро обернулся назад, чтобы взглянуть на нее. Пылающий взор буквально приковал ее к месту.
—Прощу прощения, — выдохнула она. — Я не хотел сделать вам больно, клянусь вам.
—Успокойся, Джорджи. — Он снова отвернулся, уронив голову на поднятые колени. — Это всего лишь незначительное... онемение. Ты не мог знать об этом. Давай-ка, я сам теперь домоюсь.
Она закусила губу. Похоже было, что ему очень больно. Ей бы надо этому радоваться, но что-то мешало. Что-то заставило ее испытывать стремление... Сделать что? Утешить его? Она что, совсем уже тронулась умом? Со всей возможной быстротой она покинула каюту.
17
Джеймс заканчивал второй стакан бренди, когда Джорджи возвратилась в каюту. Он уже снова взял себя в руки, но все еще с удивлением вспоминал, насколько легко его привело в возбуждение невинное прикосновение этой девушки. Все его продуманные планы полетели в тартарары. Он собирался заставить ее ополоснуть его чистой водой, передать ему полотенце, помочь ему надеть халат. Хотел увидеть, как эти милые щеки покроются румянцем. Вместо того именно он мог оказаться с покрасневшими щеками, поднимись тогда из воды. Никогда прежде не ставила его в неловкое положение честная реакция его тела, да и сейчас бы он не ощутил неловкости, если бы, с ее точки зрения, эта реакция не была бы вызвана юношей.
Проклятие, что за незадача, игра ведь обещала быть такой нехитрой. На его стороне были все преимущества, в то время как она, что называется, оказывалась между молотом и наковальней — положение не слишком удобное. Он запланировал соблазнить ее демонстрацией своего мужественного тела, с тем чтобы разжечь в ней такое желание, которое заставило бы ее сбросить шапочку и умолять его овладеть ею. Восхитительная фантазия, в которой ему отводилась роль невинного, ничего не подозревающего мужчины, подвергшегося нападению со стороны юнги. Он стал бы протестовать. Но затем, как и подобает джентльмену, уступил бы.