—То же, что и ты, Джеймс, — ответила Джорджина. — Искала кое-кого.

—А ты кого искал? — спросил брата Энтони.

—Не я, а ты. Это был как раз тот день, когда ты меня проволок по половине Лондона в поисках кузена твоей жены,

День этот Энтони никогда не забудет, поэтому он тут же указал:

—Но твоя Марджи была блондинкой.

—А моя Джордж — брюнетка, любительница мужских нарядов.

И тут взгляд Энтони снова уперся в Джорджину, причем стало ясно, что он все вспомнил:

—Господи Боже мой, мегера, которая калечит лодыжки! Я-то думал, что тебе не посчастливилось найти ее, Джеймс.

—Я и не нашел ее. Она меня нашла. Свалилась прямо мне в руки, так сказать. Она подрядилась...

—Джеймс! — перебила его Джорджина, в ужасе оттого, что он снова все это будет рассказывать. — Нет ведь нужды вдаваться во все подробности, а?

—Мы одна семья, любовь моя, — беззаботно ответил он. — Неважно, если они будут знать.

—Неужели? — процедила она, сдвигая брови. — Тот же самый подход, какой ты продемонстрировал, когда обо всем этом рассказывал в моей семье?

Джеймс насупился, явно недовольный тем, что она очень близко подошла к теме, обсуждение которой ему было бы неприятно. И он не потрудился ей ответить. Повернувшись к боковому столику, на котором была разложена еда, он оказался спиной к сидящим.

Чувствуя, что атмосфера резко изменилась, Розлинн дипломатично сказала:

—Могу я вам положить еду на тарелку, Джорджи? По утрам мы сами себя обслуживаем.

—Благодарю...

Однако ее перебил Джеймс, проворчав:

—Да я и сам могу с этим справиться.

Джорджина раздраженно поджала губы. Она хотела не затрагивать ту единственную тему, которая непременно повергала Джеймса в скверное расположение духа, но, черт побери, неужели она должна была глотать оскорбления в адрес собственной семьи, безропотно сносить уколы и шпильки? Его может не волновать, что и кому он говорил и какие это поднимало волны, но ее все это заботило.

Досада ее улетучилась в тот момент, когда она получила от своего мужа тарелку с едой, которую тот шумно шмякнул перед ней. На тарелке высилась небольшая гора из омлета, кусков копченой рыбы, пирога с мясом, сосисок, обложенная бисквитами и огромными порциями различных желе — с таким количеством пищи не справились бы и четверо. Вытаращив глаза, Джорджина разглядывала эту гору, а затем заметила, что гора на тарелке Джеймса была еще выше. Обе они были сооружены столь бездумно, что к ней вернулась способность шутить.

—О, спасибо тебе, Джеймс, — поблагодарила она, из последних сил удерживаясь, чтобы не улыбнуться. — Я действительно умираю от голода, хотя и не представляю почему. С самого утра я какая-то... не очень энергичная.

Откровенная ложь имела целью привести его в более приятное расположение духа, так как оба они этим утром, прежде чем встать с постели, продемонстрировали, что обладают энергией в избытке. Но ей бы надо было уже знать, к чему ведет любая игра словами с Джеймсом Мэлори.

—Тебе следует всегда быть такой ленивой, Джордж, — ответил он с одной из своих сатанинских улыбок, и уже ничто не могло остановить румянец, начавший заливать ее щеки.

—Не знаю, отчего она краснеет, — произнес в наступившей тишине Энтони. — Не похоже, что мы должны понимать подтекст сказанного. Не то чтобы мы не понимали, но нам понимать просто не следует. Я сам с трудом выбрался из постели этим ут...

Салфетка Розлинн, ударившая его по губам, положила конец этим поддразниваниям.

—Оставь в покое бедную девушку, негодяй. Дьявол свидетель, быть замужем за Мэлори — это...

—... блаженство? — подсказал Энтони.

—Кто так считает? — фыркнула она.

—Ты, дорогая, и весьма часто.

—Наверняка в моменты умопомешательства, — вздохнула она, заработав довольный смешок своего мужа.

К этому моменту щеки Джорджины уже приняли обычную окраску, и она испытывала благодарность к Розлинн, сумевшей увести разговор от излишне личных вопросов к темам более общего характера, по крайней мере, не таким обескураживающим. Ей стало известно, что днем у нее будет портниха, которая позаботится о ее гардеробе, что в зимние месяцы состоится несколько балов, на которых она просто должна побывать — при этом оба Мэлори застонали, — а также ей надо присутствовать на нескольких десятках раутов и приемов, где, как это принято, она должна быть соответствующим образом представлена. Все это предполагало, что некое время она здесь остается, — обстоятельство, которое прежде прояснено никак не было. Бросив на Джеймса взгляд, как бы вопрошающий: «Все ли это действительно столь необходимо?», она обнаружила, что лицо его хранит загадочное выражение.

Известили Джорджину и о предстоящем вечером сборе всей семьи. В этот момент Энтони бросил:

—Кстати, старших я так вчера вечером и не навестил. Меня задержали. — Тут он пошевелил бровями и послал супруге воздушный поцелуй, она же потянулась к новой салфетке, чтобы бросить ему в лицо. Посмеиваясь, он добавил: — Кроме того, старина, я пришел к выводу, что они попросту не поверят этой новости, пока от тебя ее не услышат, а ты умеешь так неповторимо это делать — говорить об этом, не называя вещи своими именами, — что я не хотел лишать тебя возможности еще раз продемонстрировать свои способности.

На что Джеймс ответил:

—Если ты собираешься сегодня побоксировать в «Найтон холл», буду счастлив отправиться туда с тобой.

—Что ж, если я все равно обречен, то могу тогда и спросить об этом, — заметил Энтони и задал вопрос: — Так что же, дьявол побери, ты такое сказал ее семейству, что не можешь сообщить собственному?

—Спроси у Джордж, — проворчал Джеймс. — Но ей-то как раз и не хочется, чтобы к этому возвращались.

Однако когда на нее устремился взгляд этих пронзительно-синих глаз, Джорджина упрямо сжала губы, тем самым побудив Энтони с ослепительной улыбкой заявить:

—Ну же, дорогая, скорее поделись с нами. Иначе я стану при любом удобном случае, в любом обществе заговаривать об этом, пока ты не сдашься.

—Не посмеете!

—Черта с два он не посмеет, — мрачно бросил Джеймс.

Совершенно обескураженная, Джорджина обратилась к своему мужу:

—Можешь ты что-нибудь сделать?

—О, как раз собираюсь, — проговорил Джеймс с нескрываемой угрозой. — Можешь не сомневаться. Но, боюсь, это его не остановит.

—Естественно, нет, — усмехнулся Энтони. — Так же, как и тебя бы, старина, не остановило.

В полном раздражении Джорджина откинулась на спинку стула.

—К твоей семье, Джеймс Мэлори, я начинаю испытывать те же чувства, что и ты к моей.

—Был бы поражен, если бы этого не случилось, Джордж.

Не получив никакой поддержки, она буквально прожгла Энтони взглядом и выпалила:

—Я была у него юнгой. Это-то он и рассказал моим братьям. Плюс то, что я делила с ним его каюту. Теперь удовлетворили свое паскудное любопытство?

—Ему наверняка не было известно, что это твои братья? — мягко поинтересовался Энтони.

—Было известно, — ворчливо бросила она.

—Вероятно, он не знал, что их было так много?

—И это он знал.

Тогда с понимающим выражением лица, способным вывести из себя кого угодно, Энтони повернулся к Джеймсу:

—Ты как бы сам решил потянуть за спусковой крючок? Так, старина?

—Заткнись же, осел ты этакий, — рявкнул Джеймс.

Закинув голову, Энтони громоподобно расхохотался. Немного успокоившись, но продолжая похохатывать, он проговорил:

—Ну уж, не рассчитывал, старина, что ты так далеко зайдешь, претворяя в жизнь мои надежды.

—Какие еще надежды?

—Ты не помнишь, я как-то сказал, что, когда у тебя своя появится, она будет столь же мила, как та маленькая мегера, вместо того, чтобы поблагодарить тебя за твою помощь, пнувшая тебя ногой? Никак не рассчитывал, что ты заполучишь именно ее.

Джеймсу припомнилась та фраза и то, что сказана она была, когда Энтони пребывал в чрезвычайно скверном настроении в связи с тем, что минувшей ночью ему не удалось заманить обратно в свою постель обозлившуюся на него супругу.