– Сэр, «Призрак» вылетел из Сан-Франциско и отклонился от курса спустя сорок минут, когда пролетал над зоной «ЛП», – отрапортовал полковник Бернс.

Менчик почувствовал, как на него накатила сонливость.

– Зоной «ЛП»?

– Так точно, сэр.

– Когда?

– За двадцать минут до крушения.

– Высота?

– Семь тысяч километров, сэр.

– Когда выезжает комиссия?

– Через полчаса, сэр. Они выедут из базы.

– Понял, – ответил Менчик. – Скоро буду.

Он повесил трубку и уставился на телефонный аппарат. На него вдруг резко нахлынула усталость; он просто хотел немного поспать. Зоной «Лесного пожара» они обозначили радиус оцепления вокруг Пидмонта.

«Стоило все там взорвать», – подумал он. Они должны были сбросить бомбу еще два дня назад.

Менчик встревожился, когда правительство приняло решение отложить выполнение Директивы 7–12. Но он не мог выразить своего несогласия, поэтому ждал, пока свое недовольство выкажет команда «Лесного пожара» из подземной лаборатории. Менчик знал, что ученые получили сообщение; он лично видел телеграмму, которую отправили всем причастным засекреченным организациям.

Но «Лесной пожар» почему-то не выразил протеста. Они вообще оставили это сообщение без внимания.

Странно.

А теперь эта авария. Менчик закурил трубку и пососал ее, размышляя над произошедшим. Скорее всего, какой-нибудь салага во время полета задремал, сбился с курса, запаниковал и потерял управление. Такое случалось уже не в первый раз. Комиссия по расследованию аварий часто выносила следующий вердикт: «авария вследствие отказа систем». За этой фразой обычно понимали крушение по неизвестным причинам – от неисправности механики до ошибки пилота, но всем было известно, что в основном проблема заключалась в человеческом факторе. Пилот не может позволить себе отвлекаться во время управления сложнейшим механизмом, летящим со скоростью три тысячи километров в час. Согласно статистическим данным, на рейсы, совершенные после отпуска или увольнительной пилотов, приходилось всего девять процентов полетов, но из них различными авариями заканчивались около двадцати семи процентов.

Трубка погасла. Менчик встал, уронив при этом газету на пол, и направился на кухню, чтобы сообщить супруге, что уезжает.

– Картинка словно с экранов сошла, – произнес кто-то, обводя взглядом алеющие под сгущающейся синевой неба скалы из песчаника. И он не ошибался: в этом районе Юты сняли множество кинофильмов. Но сейчас Менчику было не до этого. На пути из аэропорта Юты на заднем сиденье лимузина он размышлял над тем, что ему сообщили.

Во время полета из Ванденберга члены комиссии изучили стенограмму радиосообщений между «Призраком» и Центром полетов Топики. По большей части ничего интересного они там не нашли, за исключением последних мгновений перед крушением.

– Что-то не так, – сообщил пилот, затем спустя несколько секунд добавил: – Резиновый воздушный шланг рассыпался в труху. Возможно, из-за вибрации? Он просто превратился в пыль.

Еще пару секунд спустя он добавил севшим голосом:

– Да тут все прорезиненные участки кабины рассыпались.

На этом передача закончилась.

Менчик никак не мог выбросить из головы эту последнюю фразу. Странные слова… и пугающие.

Он посмотрел в окно. Солнце уже садилось, освещая вершины скал тусклым алым светом; долина уже погружалась в темноту. Он взглянул на мчащийся впереди лимузин, поднявший облако пыли, на котором их машина летела к месту крушения.

– Раньше я обожал вестерны, – не умолкал кто-то. – Их здесь снимали. Как же тут красиво!

Менчик нахмурился. Его поражало то, как люди тратят столько времени на ненужную болтовню. Возможно, таким образом они просто пытаются сбежать от реальности.

А в реальности было чего бояться: «Призрак» попал в зону «ЛП», заметил свою ошибку спустя шесть минут и повернул на север. Но самолет уже потерял управление – и вскоре разбился.

– Команда «Лесного пожара» уже в курсе? – спросил он.

– Вы про ученых? – уточнил бритоголовый психиатр – в состав любой комиссии согласно протоколу входил минимум один психиатр.

– Так точно.

– Им передали, – ответил кто-то другой.

«Значит, остается только ждать их ответа, – подумал Менчик. – Подобное происшествие невозможно оставить без внимания».

Только если они вообще читают телеграммы. До этого момента эта мысль не приходила ему в голову, но ведь это вполне возможно. Они настолько поглощены своей работой, что даже не думают проверить входящие сообщения.

Его мысли прервал кто-то из команды:

– Приближаемся к месту крушения.

Места крушений всегда до глубины души поражали Менчика. Он так и не привык к виду разрушения и беспорядка и невероятной мощи огромного металлического объекта, который ударился о землю со скоростью тысячу километров в час. Почему-то он каждый раз ожидал увидеть аккуратный кусок металла, однако действительность всегда его поражала.

Обломки «Призрака» разбросало по пустыне на площади в пять квадратных километров. Он едва мог разглядеть виднеющиеся вдали обломки правого крыла, стоя у обугленных останков левого крыла. Куда бы он ни посмотрел, кругом виднелись куски обуглившегося металла с отслаивающейся краской. Он едва мог различить остатки надписи на одном из обломков. Трафаретом было выведено: «НЕ». Больше ничего не сохранилось.

Изучение этих обломков уже ничем не поможет. Фюзеляж, кабина, защитный экран – все разбилось на миллион осколков при крушении, а огонь завершил начатое.

Солнце уже зашло, а Менчик так и стоял у обломков хвостовой части самолета. Металл до сих пор излучал тепло от тлеющего огня. Вдруг он заметил что-то в песке; он поднял предмет и с ужасом понял, что это была человеческая кость. Продолговатая, сломанная и обугленная с одного конца – скорее всего, часть руки или ноги. Кость была на удивление чистой – без единого куска мяса, только голая кость.

На землю постепенно опустилась ночь, и люди вытащили фонарики. Они двигались среди дымящихся кусков металла, освещая их желтыми лучами света.

Было уже совсем темно, когда к Менчику подошел биохимик – он даже не знал его имени.

– Занятно, – сказал он. – Пилот сообщил, что резина растворилась.

– И что? – не понял Менчик.

– В этом самолете не было резины – только синтетический пластик. Новинка от компании «Анкро»; они ею очень гордятся. Этот полимер по своим характеристикам очень похож на человеческую ткань. Он очень эластичный, что позволит использовать его во многих сферах жизни.

– Могла ли вибрация вызвать разрушение полимера?

– Нет, – заявил мужчина. – По всему миру летают тысячи «Призраков», и во всех используется один и тот же полимер. Но с подобным мы столкнулись впервые.

– И?

– И я вообще не понимаю, что тут произошло, – сказал биохимик.

Постепенно ученые «Лесного пожара» привыкли к установленному порядку работы: в подземной лаборатории установился ритм, в котором не было различий между ночью, днем, утром или вечером. Мужчины ложились спать по мере необходимости, просыпались, когда набирались сил, и затем возвращались к своей работе.

Большая часть их исследований вела в тупик, но они были к этому готовы. Как любил говорить Стоун, научная работа во многом схожа с геологической разведкой: ты выходишь на охоту, вооружившись лишь картами и инструментами, но, в конце концов, без удачи тебе не помогут ни подготовка, ни интуиция. Впрочем, без кропотливого и тяжелого труда далеко тоже не продвинуться.

В лаборатории Бертона, помимо спектрометра, также имелись приборы для измерения радиоактивности, рентгенпрозрачности и термоэлектродвижущей силы, а также рентгеноструктурного анализа.

Бертон работал со стандартной моделью спектрометра – К5 фирмы Whittington. В его комплектацию входили испаритель, призма и записывающий экран. Изучаемый материал, помещенный в испаритель, сжигается, после чего свет от горения проходит через призму, где распадается до уровня спектра, который и проецируется на экран. Поскольку при горении различные элементы излучают световые волны разной длины, то с помощью исследования светового спектра можно определить химический состав вещества.