– Он пришел в себя, – продолжал Холл. – Я с ним немного поговорил.

Все выпрямились в своих креслах.

– Мистер Джексон – капризный шестидесятидевятилетний старик, в течение двух лет страдающий от язвы. У него уже дважды диагностировали кровотечение: два года назад и в прошлом году. Оба раза ему рекомендовали изменить привычки, но как об стену горох – и кровотечение рецидивировало. Он сам прописал себе пузырек аспирина в день и запивал его «Стерно». Говорит, что на фоне такого лечения его беспокоила несильная одышка.

– И выраженный ацидоз, – пробормотал Бертон.

– Именно.

В человеческом организме метиловый спирт расщепляется и превращается в формальдегид и муравьиную кислоту. Добавьте к этому прием аспирина – и получите огромное количество кислоты. Наш организм должен поддерживать определенные показатели кислотно-щелочного равновесия, иначе наступит смерть. Один из способов сохранить баланс – учащенное дыхание, призванное вывести из организма углекислый газ.

– Мог ли ацидоз защитить его организм? – спросил Стоун.

– Трудно сказать, – Холл пожал плечами.

Тут подал голос Ливитт:

– А у младенца анемия не регистрируется?

– Нет, – ответил Холл. – С другой стороны, нельзя утверждать, что он выжил благодаря тому же механизму. Может, его спасло нечто другое?

– А его кислотно-щелочной баланс?

– В норме, – уточнил Холл. – Совершенно нормальный. По крайней мере, на данный момент.

Наступило молчание. Наконец Стоун сказал:

– Что же, теперь у нас есть от чего отталкиваться. Нужно выяснить, что общего между младенцем и стариком. Возможно, между ними действительно нет ничего общего. Но пока что мы все равно должны предполагать, что их защитил один механизм.

Холл кивнул.

– А вы нашли что-нибудь в капсуле? – Бертон повернулся к Стоуну.

– Сейчас покажем.

– Что?

– Судя по всему, искомый организм, – сказал Стоун.

На двери висела табличка «Морфология». Внутри помещение было разделено на две части: в одной половине сидели ученые, а напротив них за прозрачной стеной располагалась изолированная камера. При помощи перчаток исследователи могли работать с инструментами в камере.

Стоун указал на стеклянную чашку. Посередине едва виднелось крохотное черное пятнышко.

– Мы предполагаем, что это и есть наш «метеорит», – сказал он. – На его поверхности мы обнаружили нечто явно живое. Внутри капсулы также имеется еще несколько областей, на которых мы видели признаки жизни. Этот образец мы принесли сюда, чтобы хорошенько изучить его под световым микроскопом.

Стоун с помощью перчаток установил стеклянную чашечку в отверстие в большой хромированной коробке, затем убрал руки.

– Эта коробка – обыкновенный световой микроскоп, увеличивающий изображение с помощью разрешающих сканеров.

Холл и остальные не сводили глаз с экрана, пока Ливитт настраивал технику.

– Десятикратное, – произнес он.

На экране появилось изображение песчинки: неровное, черное, тусклое. Стоун указал пальцем на зеленые пятна.

– Теперь стократное.

Пятна мгновенно увеличились в размерах.

– Мы полагаем, что это и есть наш организм. Мы наблюдали за его ростом: он окрашивается в фиолетовый цвет в момент клеточного деления.

– Спектральный сдвиг?

– Что-то вроде этого.

– Тысячекратное, – продолжал Ливитт.

Теперь экран целиком заполнило изображение одного зеленого пятна, укрытое во впадине между зубчатыми скалами. Холл заметил, что поверхность зеленого цвета была гладкой и блестящей, даже маслянистой.

– Думаете, это бактериальная колония?

– Не в общепринятом смысле этого слова, – ответил Стоун. – До отчета Бертона мы даже не предполагали, что это колония. Мы думали, что это единый организм. Но отдельные его частицы должны быть размером в один микрон, тогда пятно для этого чересчур велико. Поэтому, вероятнее всего, это более крупная структура – возможно, даже колония или что-то в этом роде.

Прямо у них на глазах пятно приобрело фиолетовый оттенок, затем снова стало зеленым.

– Делится, – сказал Стоун. – Великолепно.

Ливитт включил камеру.

– Теперь смотрите внимательно.

Цвет пятна сменился на фиолетовый – и таким и остался. Казалось, оно слегка увеличилось в размерах, а спустя секунду распалось на шестигранники, похожие на кафельную плитку.

– Видели?

– Оно как будто распалось.

– На шестигранники.

– Интересно, – задумался Стоун. – Можно ли назвать эти шестиугольники отдельными организмами?

– И сохранят ли они свою геометрическую структуру или же это происходит только во время деления?

– Узнаем больше под электронным микроскопом, – Стоун повернулся к Бертону: – Вы уже закончили вскрытия?

– Да.

– Со спектрометром доводилось работать?

– Да.

– Тогда приступайте. Работа аппарата автоматизирована. Нам нужен анализ образцов камня и зеленого организма.

– Вы дадите мне образец?

– Конечно, – Стоун тем временем уже обращался к Ливитту: – А вы знакомы с устройством аминокислотных анализаторов?

– Да.

– Задание то же самое.

– И провести фракционирование?

– Можно. Но придется делать это вручную.

Ливитт кивнул. Стоун уже вытащил стеклянную чашку из-под микроскопа и переставил ее к небольшому прибору, похожему на миниатюрную платформу. Это был микрохирургический аппарат.

Микрохирургия – относительно новая профессия в биологии. Профессионал способен выполнять точные операции на одной крохотной клетке – например, удаление ядра или части цитоплазмы так же аккуратно и чисто, как обычный хирург проводит ампутацию.

Устройство с помощью шестеренок и сервомоторов преобразовывало движения человеческих пальцев в тончайшие микродвижения вплоть до миллионной доли сантиметра.

Не отрывая взгляда от экрана, на который транслировалось увеличенное изображение, Стоун приступил к обработке черной песчинки, пока не получил два крошечных фрагмента. Он разложил их по отдельным стеклянным чашечкам и принялся соскребать два фрагмента от зеленого пятна.

Зеленый цвет тотчас сменился фиолетовым, а пятно увеличилось в размерах.

– Вы ему не нравитесь, – пошутил Ливитт.

Стоун нахмурился.

– Интересно. Как вы считаете, это неспецифическая или трофическая реакция роста – на повреждение и облучение?

– Кажется, ему просто не по душе, когда в него тыкают, – предположил Ливитт.

– Тогда продолжим, – сказал Стоун.

Артура Менчика этот телефонный разговор привел в ужас. Он уже вернулся домой, только пообедал и собирался было полистать газеты, когда ему позвонили. Из-за происшествия в Пидмонте последние два дня ему было не до газет.

Когда прозвенел звонок, он предположил, что звонят его супруге, но спустя мгновение она позвала его к телефону:

– Это тебя. С базы.

Он взял трубку, обуреваемый тяжелыми чувствами.

– Майор Менчик на связи.

– Майор, говорит полковник Бернс из восьмого подразделения.

Данное подразделение отвечало за допуск персонала базы к работе, а также прослушивало телефонные разговоры.

– Да, полковник?

– Сэр, нам приказано оповещать вас обо всех непредвиденных происшествиях, – голос полковника звучал сдержанно. Ему приходилось тщательно выбирать слова, ведь разговор могли прослушивать. – Сорок две минуты назад в Биг-Хеде, Юта, во время тренировочного полета потерпел крушение самолет.

Менчик нахмурился. Почему об этом докладывают ему? Подобные происшествия находились вне его ведомства.

– Какой именно самолет?

– «Призрак», сэр. На пути из Сан-Франциско в Топику.

– Понятно, – ответил Менчик, хотя ничего не понял.

– Сэр, Годдард просит вас присоединиться к их комиссии.

«Годдард? При чем тут Годдард?» – Менчик, не отрывающий взгляда от газеты и заголовка статьи «Угроза нового Берлинского кризиса», сначала решил, что полковник говорит про Льюиса Годдарда, руководителя шифровального отдела Ванденберга. Затем он догадался, что тот имел в виду Центр космических полетов имени Годдарда, располагающийся неподалеку от Вашингтона. Годдард, помимо своих основных задач, еще и регулировал несколько особых проектов, находящихся под юрисдикцией Хьюстона и правительственных организаций из Вашингтона.