Инквизиторы не знали пощады. Обвиненных в ереси по второе колено лишали имущества, гражданских и политических прав. Запрещалось хоронить еретиков на освященных кладбищах, их лишали права апелляции и защиты. Всячески поощрялось доносительство. Доносчикам причиталась часть имущества осужденного. Костры инквизиции должны были запугать верующих и отвратить их от борьбы против Церкви и власти.
Инквизиция и нищенствующие ордены
Опорой Церкви и папства в борьбе с еретическими движениями были возникшие в это время нищенствующие ордены. Их новизна заключалась в том, что монахи жили в миру, проповедовали и питались милостыней. Наряду с обетами целомудрия и послушания они давали обет бедности. Вначале к ним относились с недоверием (неслучайно IV Латеранский собор запретил создание новых орденов). Одетые в бедные рясы, подпоясанные веревками, босые, они своим видом напоминали тех бедняков, которые в знак протеста против несправедливости уходили в еретические секты, среди них проповедовали, и их проповедь имела больший успех, чем увещевания монахов из богатых монастырей и белого духовенства.
Св. Франциск(1182–1226) и двенадцать его последователей, желавших, как и он, «жить по Евангелию», в 1209 г. явились к Иннокентию III в Рим с просьбой утвердить программу нового братства, и тот, хотя и нашел их похожими на вальденсов, поскольку их идеалом была нищета, одобрил ее. Францисканцы стали великим миссионерским орденом. Они перешли от духа крестовых походов к проповеди любви, покаяния и подражания Христу. Название ордена «Меньшие братья» означает преемственность Христу, вернее, ранней Церкви, ее вере, бедности и простоте. Но это продолжалось недолго. Радикализм требований «слепого повиновения», полной нищеты и аскетизма после смерти Франциска вызвал борьбу внутри ордена и привел к его расколу. Однако орден получил широкое распространение.
В это же время испанский священник Доминик де Гусман (ок. 1170–1221) создает орден доминиканцев, или братьев проповедников. Изучая жизнь еретиков, он перенял у них их проповедь странствующих нищих апостолов. Устав (августинский) утвердил Гонорий IIIв 1216 г. Доминиканцы приняли строгий устав св. Франциска о бедности и стали вторым нищенствующим орденом. Для проповеди веры среди еретиков нужна была хорошая богословская подготовка, и многие монахи проходили обучение в Парижском университете. Для инквизиции доминиканцы разрабатывали не только богословские аргументы, но и изощренные правовые казусы. Папская инквизиция оказалась почти исключительно в руках доминиканцев.
В XIV–XV вв. полномочия инквизиции расширились, и она стала преследовать не только еретиков, но и тех, кто нарушал христианскую нравственность и занимался ведовством. Зачастую это были просто политические противники и личные враги инквизиторов.
Церковь ныне признает, что «инквизиция была страшным учреждением», что было пролито много невинной крови и совершено множество жестокостей, и что «инквизиция не была выражением христианского духа». Однако ее деятельность оправдывается жестокостью и грубостью нравов той эпохи и тем, что вину с ней разделяет государство. Но главное оправдание инквизиции Церковь видит в том, что в ней «выражено высокое понятие об истинной вере: она – высшее благо на земле, не сравнимое ни с чем, особенно с телесной жизнью» (Й. Лортц). Инквизиция и обычай сожжения еретиков были поэтому уничтожены не реформаторами (которые, напротив, их одобряли), но Просвещением XVIII в.
Рост городской культуры. Схоластика и готика
Начатое клюнийцами и продолженное св. Бернаром, Григорием VII и нищенствующими орденами движение за обновление Церкви и веры в конце XII–XIII в. привело к религиозному подъему, который шел одновременно с расцветом городской культуры. В Европе возникают университеты, в них зарождается новая наука. Самыми старыми были университеты в Болонье, Париже, Салерно, Монпелье, Оксфорде. Преподавание во многих университетах велось не на местных языках, а на латыни, что позволяло учиться и преподавать выходцам из всей Европы. Вот почему университеты становятся воплощением и оплотом единой духовности и культуры всего христианского Запада.
Следует признать, что в основании и расцвете университетов значительная заслуга принадлежала папам, которые предоставляли им привилегии и доходы, необходимые для их деятельности. Папа Иннокентий III в 1213 г. признал устав и автономию Парижского университета. Правда, перед этим магистры университета, амальрикане, были сожжены как еретики в 1210 г., а тело самого Амальрика выкопано из могилы и осквернено.
Болонский и Равеннский университеты, где занимались юриспруденцией, возродили изучение древнего римского права. В дальнейшем это привело к тому, что имперская оппозиция папству сознательно развивала те аспекты еще языческого по сути Кодекса Юстиниана, которые утверждали превосходство государства над духовной властью. Созданная там цезарепапистская концепция государства была взята на вооружение императорами из династии Гогенштауфенов в XII–XIII вв. в их борьбе с папством и воспринята рождающимися национальными государствами.
Расцвет городской культуры и подъем всей духовной жизни Запада в XII в. обусловили развитие богословской науки. Богословие в это время выражалось в философии, а манера доказывать гармонию богословской традиции, постигать веру, обосновывая ее, и систематизировать полученные знания вокруг центральных проблем определили сущность схоластики. Пьер Абеляр (1079–1142), выдвинув принцип «понимаю, чтобы верить», подчеркивал преимущество разума перед слепой верой. В книге «Да и нет», выявляя противоречия в цитатах из Отцов церкви, он разрабатывает диалектический метод их согласования и применяет его к церковным догматам. Так он смело утверждает право на свободную мысль. Яростное неприятие его идей церковными ортодоксами Бернаром Клервоским и папой Иннокентием II (1130–1143) приносит ему много испытаний, которые он описал в «Истории моих бедствий» (1132/36), шедевре исповедального жанра. Спор Абеляра с Бернаром Клервоским о допустимости диалектики в богословии занимает важное место в его истории. И хотя Абеляр вовсе не высказывал пренебрежения к Священному Писанию, в чем его упрекал Бернар, он был осужден на соборе в Сансе в 1140 г. Его ученик Петр Ломбардский (ум. 1164) в знаменитых «Четырех книгах сентенций», необычайно популярных, дает систематическое изложение католического богословия и делает учение Августина фактической основой схоластики. «Сентенции» Петра Ломбардского были учебником теологии на протяжении всего средневековья, а «Комментарии» к ним составлялись вплоть до Нового времени. «Отцом схоластики» называют Ансельма, архиепископа Кентерберийского (ум. 1109). Этот горячий сторонник клюнийского движения был одной из ключевых фигур в проведении григорианской реформы. Его принцип «верую, дабы уразуметь» ясно провозглашает главенство веры над знанием, но и Ансельм требует, чтобы от веры переходили к познанию и умели рациональным способом доказывать истинность веры даже неверующему оппоненту. Ансельм первым привел так называемое онтологическое доказательство бытия Бога (как чего-то такого, выше чего нельзя помыслить).
Тринадцатый век называют золотым веком схоластики, а ее олицетворением – «князя схоластов» Фому Аквинского (1225–1274), «самого ученого из святых и самого святого из ученых». В его трудах «Сумма теологии» и «Сумма философии, об истинности католической веры против язычников», в которых он стремился примирить веру со знанием, средневековая христианская цивилизация обрела собственную философию. Теология использует философию для того, чтобы сделать истины Откровения доступными разуму человека, поэтому «философия есть служанка теологии». И все же Фома признает: «Наибольшее, чего может достичь человеческое богопознание, – познать, что Бог непознаваем». Церковь очень скоро стала искать в трудах Фомы опору для борьбы с ересями, провозгласила его «ангельским доктором» и «всеобщим наставником», а его философию – томизм – официальной церковной доктриной. И хотя бурный расцвет натурфилософии в эпоху Возрождения и рационализма в XVII в. подорвал влияние томизма, папа Лев XIII в 1879 г. возродил его в виде неотомизма, как «единственно истинную философию католицизма», наилучшим образом выражающую его дух и позволяющую обновлять его в соответствии с потребностями времени.
