— Такие люди, как я и ты, не нуждаются в переводе, им и так все понятно. Мы отмечены клеймом, этого достаточно. — Круз помахал потрепанной Библией, с облупившимися позолоченными буквами на черном кожаном переплете. — Она принадлежала проповеднику, с которым я познакомился после помазания. Я все еще находился в состоянии шока, пытался понять, что произошло, что все это значит. Не забывай, тогда я не был искушен в путях Господних. Думал, что в Церкви туманов хранятся несметные сокровища, поэтому бесстрашно вошел в пламя. И я нашел там сокровище, более ценное, чем золото или серебро, не так ли, странник? — Он постучал пальцем по Библии. — Проповедник пытался объяснить, что дверь не открылась потому, что я был недостоин. Сказал, что к двери меня привел Сатана, но ему не удалось обмануть Бога. — Малкольм рассмеялся. — Поэтому я понял, что ты говоришь правду. Ты тоже не смог войти в церковь. Господь словно говорит нам: «Я хочу, чтобы вы осуществили другие Мои планы, ребята».

— Жду не дождусь.

Круз воспринял его ответ с восторгом.

— Молодец! Как я надеялся, что появится такой человек. С этими тупицами многого не добьешься.

Ракким бросил взгляд на скелетов.

— У Полковника на площадке только часть армии, но она хорошо вооружена. Через пару дней я свяжусь с тобой. Сообщу, нашел ли Полковник серебро, и укажу лучшее направление атаки.

— На девяносто девятом шоссе есть заброшенный магазин «Стаки». Всего в получасе езды от гор. Если ты появишься там в любое время дня и ночи, я узнаю об этом. — Круз схватил Раккима за руку, посмотрел на его клеймо. — Ты никогда не задумывался о том, почему именно ты смог пройти сквозь пламя и вернуться живым? — (Бывший фидаин вырвал ладонь.) — Ты никогда не задавал вопрос: «Почему я, Господи?»

Ракким ничего не ответил. Впрочем, ответ Круза и не интересовал.

— Потому что мы особые. У нас есть ум и амбиции, в отличие от остального сброда. — Малкольм придвинулся к нему ближе. — Богу нужны люди, которые способны взять на себя грязную работу. Ему до смерти надоело человечество, но у Него нет ни малейшего желания возиться с ним самому. В последний раз, когда Ему все осточертело, Он устроил потоп. Может, Он решил, что второго раза просто не выдержит? Вот для этого Ему и нужны люди, такие как мы. Недаром Господь свел нас вместе как раз в нужный момент. Подумай об этом, странник. У меня под началом сотни маньяков, которым нечем заняться, и вдруг появляешься ты с монетой, которую держал в руках сам Иуда. Черт возьми, может быть, под этой горой зарыто и не только серебро, но и обломок истинного креста? Кто знает.

— Я знаю точно только одно: если мы надоели Господу, то вполне заслуженно.

Наступив на коричневый подол, аль-Файзал чуть не рухнул, но успел схватиться за край стола.

Юсеф закрыл за ним дверь и отослал жену, проводившую Тарика до его дома.

— С вами все в порядке, имам? — Он благоразумно сдержал улыбку.

Аль-Файзал откинул паранджу с потного лица.

— Когда-нибудь я велю одной из моих жен рассказать, как они ухитряются ходить в этих штуках.

Юсеф, смиренно сложив руки на груди, повернулся к высокому мускулистому сомалийцу.

— Это…

— Я знаком с нашим братом Амиром-фидаином. — Аль-Файзал поцеловал молодого человека в обе щеки, хотя и видел, насколько тому неприятно.

— Салам алейкум.

— Алейкум ассалам.

Выпуклый шрам отчетливо выделялся на гладком лице Амира.

— Мой телохранитель Сулейман, — представил Юсеф огромного, голого до пояса араба с колючей бородой и серебряными кольцами в ушах. За его кушаком торчал ятаган. Несомненно, оружие он носил по настоянию хозяина — фундаменталиста самого скверного толка, склонного подражать традициям, не усвоив их в полной мере, и, как следствие, нуждающегося в символах веры. В отличие от него аль-Файзал мог одинаково спокойно потягивать из кружки незаконное пиво или душить прелюбодея. В обоих случаях он ни на секунду не ставил под сомнение свое служение Аллаху.

Тарик и телохранитель обменялись приветствиями.

— А это наш брат Бартоломью. — Юсеф указал на стоявшего рядом молодого мужчину с аккуратно подстриженной бородкой.

— Салам алейкум, — торопливо произнес умеренный, устремив взор к начищенным до зеркального блеска туфлям.

— Алейкум ассалам, — возвратил приветствие аль-Файзал. — Благодарю тебя и Амира за то, что вы пришли. Наш хозяин высоко ценит вашу преданность.

— Весьма польщен, — сказал Бартоломью.

Амир промолчал.

— Имам, если позволите, — произнес умеренный, — такая маскировка была действительно необходима? Я слышал, власти считают вас погибшим.

— Боишься находиться рядом с трупом? — небрежно поинтересовался аль-Файзал.

— Нет. Нет, имам.

— Вот и отлично. — Аль-Файзал скинул паранджу и бросил ее на пол. Под ней оказалась одежда модерна. Красные брюки и облегающая белая рубашка с серебряной окантовкой, подчеркивающая стройность тела. — Да, Служба безопасности сделала вывод, что я погиб как мученик, взорвав себя вместе с машиной, но есть один полицейский. — Опустившись на подушки, он жестом предложил Бартоломью и Амиру последовать его примеру. Подождал, пока Юсеф не нальет всем чая. — Жирный католик, который наводит справки и сует свое рыло туда, куда не следует.

— Как зовут этого католика? — тихим голосом поинтересовался фидаин.

— Благодарю за участие, но об этом полицейском я расскажу, когда придет время, иншалла. Кроме того, Амир, наш хозяин слишком высоко ценит тебя, чтобы поручать заниматься подобными мелочами.

Если сомалиец и был польщен, то не выразил этого ни взглядом, ни движением лица.

— Позвольте спросить? — Бартоломью сделал глоток чая. — Устройство у вас?

Аль-Файзал улыбнулся. Молодому брату не хватало терпения, но он обладал крепкими руками и твердой волей. Чашка ни разу не зазвенела. Жизни всех их зависели от его уверенности. Он достал из кармана прибор и передал умеренному.

Бартоломью с предельной осторожностью взял устройство и осмотрел со всех сторон. Металлическая коробочка с массой электронных индикаторов не превышала размера детского кулака, и в то же время ее величины могло хватить для изменения всего мира.

— Выглядит как стандартный анализатор системы.

— И работает аналогично, — добавил аль-Файзал. — Можешь разобрать его на части, проверить каждый компонент — и не заметишь ничего необычного.

— Иглтон собрал? — Бартоломью все еще рассматривал устройство.

— Атеист и извращенец, но исключительно талантливый. — Тарик взял конфету с услужливо протянутого Юсефом подноса и положил в рот. — Жаль, что я не мог оставить его в живых. — Стерев с губ сахарную пудру, он облизал пальцы. — В любом случае, если твоя миссия закончится успехом, да будет на то воля Аллаха, нам такие люди больше не понадобятся. — Он потянулся за очередной конфетой. — Сулейман? Как долго ты служишь Юсефу?

— Одиннадцать лет, господин. С тех пор, как демобилизовался.

— Ты проходил службу в войсках специального назначения? — Аль-Файзал отправил в рот засахаренный финик. — Прекрасные части, но по сравнению с фидаинами…

Сулейман посмотрел на Юсефа, затем перевел взгляд на Тарика.

— Ты подавал рапорт с просьбой о зачислении в фидаины?

— Да, — процедил араб сквозь стиснутые зубы.

Аль-Файзал поднялся на ноги и в мгновение ока оказался рядом с телохранителем. Араб даже не успел отреагировать на его движение.

— Такому человеку, — Тарик провел пальцем по его бицепсу, — не могли отказать в связи недостатком физической силы.

— Брат, — подал голос Юсеф, — несомненно…

Аль-Файзал оттянул веко правого глаза Сулеймана.

— У тебя ясный взгляд, значит, умом ты тоже не обделен.

Араб положил руку на ятаган.

«Черный халат» похлопал его по ладони.

— Прошу тебя, удели мне еще минуту, великий воин.

В глазах Сулеймана бушевало пламя.

Аль-Файзал отступил на шаг.

— Как, должно быть, ты ненавидел всех, кто преуспел там, где не удалось преуспеть тебе. Всех людей, подобных Амиру. — Он посмотрел на телохранителя пристально. — Я просто пытаюсь понять, почему ты нас предал.