Не обращая внимания на назойливых москитов, Ракким долго всматривался в темноту оврага. Он сумел различить несколько блестящих предметов — осколков ветрового стекла или не подобранных местными жителями крышек от колесных дисков. В здешней части Техаса становилось трудно заработать на жизнь одним земледелием. Засухи продолжались бесконечно долго, а кудзу высасывали все грунтовые воды. Вероятно, за оставшихся в живых требовали выкуп или просто продавали. Потом шли в церковь на воскресную службу и возносили молитвы, оставляя все в руках Божьих.

Ракким похлопал себя по карману. Все нормально, сребреник никуда не делся. Вынув монету, он внимательно рассмотрел ее в ярком свете звезд. Серебряный кругляш почернел от времени. Кое-где его тронула патина, однако профиль императора, или кого там еще, угадывался вполне отчетливо. Еще один надменно улыбающийся перекормленный недоносок с толстой шеей, чью голову венчал лавровый венок, подтверждающий его божественность. Две тысячи лет прошло, и хоть бы что-нибудь изменилось. Бывший фидаин перевернул монету, под небольшим углом подставив ее лучам ночных светил. На оборотной стороне, словно собираясь нанести удар, расправил крылья могучий орел. Уж не пытался ли он добраться до жирного сукина сына?

— Куда ты ходил?

Ракким сел за руль, включил заднюю передачу и нажал педаль газа, не спуская глаз с зеркала заднего вида.

— Ну скажи, что происходит, — взмолился Лео, едва машина покатилась по неровному асфальту.

Вырулив на более широкое место, бывший фидаин сделал резкий разворот и погнал туда, откуда они недавно приехали.

— Двинем по другому маршруту, — сказал он. — Эта дорога оказалась слишком опасной.

— Я не боюсь.

— Молодец.

Встречные насекомые лопались с громкими хлопками, подобно попкорну. Испускаемый ветровым стеклом ультразвук разрывал их на части. Сверчки на мгновение умолкали и тут же возобновляли свое убаюкивающее пение, как только машина проносилась мимо.

— Я по-прежнему не понимаю, зачем мы едем в Новый Орлеан, — подал голос Лео. — Нам нужно поскорее добраться до Теннесси, а не возиться с женой Мозби.

— Мозби не мог уехать, не поговорив с ней. Он скорее бы умер. Мы обязательно должны разузнать, что он ей сказал.

— Мог бы просто объяснить, — буркнул толстяк. — Я тоже принимаю участие в операции. — Он вертел ручку приемника, но из динамика доносился лишь треск помех. — Ты правильно сделал, что взял меня с собой.

Ракким бросил ему монету.

— Как ты догадался?

Лео принялся крутить сребреник между большим и указательным пальцами.

— Тяжелее, чем я думал.

— Я не об этом спросил.

Юноша взвесил монету в ладони, провел пальцем по неровному краю.

— Человек, который тебя интересует, христианин, замороченный на конец света. Ты вдруг отказался от золотой монеты и попросил у Стивенсона древнеримскую, причем серебряную. — Он щелкнул ногтем по металлическому кругляшку. — Даже идиот понял бы. В конце концов, не неевклидова геометрия. Ну скажите, какой христианин откажется от одного из тридцати сребреников Иуды? — Толстяк вернул монету Раккиму. — Ошибка заключалась в том, что ты плохо знаешь историю. Иуде заплатили жрецы храма, а они не пользовались римским серебром. Иерусалимские первосвященники признавали только отчеканенные в Тире сребреники. Именно их и унес с собой Искариот. И именно такую монету ты должен показать этому гангстеру конца времен в Теннесси.

Ракким спрятал сребреник. Посмотрел на Лео.

— И многие обладают подобными знаниями?

— Большинство людей отличаются крайней глу… не хочу тебя обидеть. — Толстяк снова попытался настроить приемник. — Я просто подумал, что лучше использовать правильную монету. На всякий случай. Чтобы по-настоящему обмануть кого-нибудь, нужно сначала обмануть самого себя. Именно так все и происходит.

Ракким кивнул.

— Именно так все и происходит. — Он усмехнулся. — Спасибо.

Лео стал подпевать ожившему приемнику неожиданно сильным и приятным голосом. Снова он заговорил, лишь когда закончилась мелодия.

— Рейнджеры, которых ты убил, у них были пистолеты, а у тебя — только нож. Поэтому я думаю, что ты поступил честно.

— Честность не имеет к этому никакого отношения.

— Только нож. — Лео шмыгнул носом. — А ты можешь научить меня?

— Нет. — Ракким помедлил. — Мне казалось, что все это вызывает у тебя отвращение.

— Вызывало, но когда я подумал… — Толстяк надкусил ноготь. — Они были скверными людьми?

— Когда я загонял их машину в реку, то видел на дне по крайней мере еще две. Да, они были очень скверными людьми.

— Я быстро учусь. Может, просто покажешь пару фидаинских приемов?

Ракким громко расхохотался.

— Ты боишься, что я превзойду тебя по мастерству, поэтому и не хочешь учить. — Лео зевнул. — «Закусочная „Пиггли-Виггли“», — прочитал он вывеску на обочине. — Может, остановимся и проверим, насколько хорошо они готовят. Я что-то проголодался.

— Мистер Мозби. — Закари Смит в запыленной после дальней поездки форме решительным шагом вошел в штабную палатку. — Рад с вами познакомиться. — Он протянул руку. — Приношу извинения за то, что заставил ждать, но мне пришлось разбираться с кое-какими подонками. — Полковник кивнул Грейвенхольцу. — Кроме того, я был уверен, что Лестер не даст вам соскучиться.

Охранники у входа хихикнули, но мгновенно заткнулись, увидев выражение лица рыжего громилы.

Полковник, прихрамывая, повел Мозби через полевой командный центр. Его высокие черные сапоги выглядели потертыми, но сияли, начищенные до зеркального блеска, а сшитая на заказ серая форма идеально сидела на худощавом теле. Два пистолета с рукоятками из слоновой кости на бедрах и длинные волосы, окрашенные в излишне темный цвет, придавали ему вид галантного и немного тщеславного человека. Он относился к числу тех провинциальных высокомерных южан, чьему образу поклонялись вот уже две сотни лет.

— Пока я был занят здесь, эти бандиты нападали на города, которые находятся под моей защитой. Грабили, насиловали, убивали. — Полковник вручил искателю видеопланшет. — Я добрый христианин, мистер Мозби, но так оскорблять себя не позволю.

На экране появились унылые сосны. На каждой их ветви покачивались от дуновений ветра люди со связанными за спиной руками. Высокое разрешение позволяло разглядеть каждую морщину на их грязных, небритых, вытянутых лицах. Крупным планом: бедняки, одетые в джинсы и драные куртки, с выпученными глазами и запекшейся вокруг ноздрей кровью. Трупная муха устроилась на почерневшем языке одного из них. Ее полупрозрачные крылья мерцали в лучах восходящего солнца.

— Общение с таким сбродом очень утомляет, — бросил Полковник. — Начинает казаться, что людей, которые заслуживают смерти, всегда будет в избытке.

— Я же просил вас предоставить мне разобраться с ними, — произнес Грейвенхольц высокомерным тоном. — У вас нет необходимости самому заниматься всякой грязной работой.

— Это моя обязанность. Народ должен видеть власть. Должен понимать, что власть способна обеспечить быстрое и справедливое правосудие. Кроме того, ты бы слишком рьяно взялся за дело. И с удовольствием. Наша цель сделать так, чтобы кошмары снились нашим врагам, а не сторонникам. — Полковник подмигнул Мозби. — Что касается Лестера, он не только лает, но и кусается.

В задней части палатки светились экраны еще нескольких мониторов. Голоса склонившихся над ними техников еле слышно разносились в ночном воздухе. Джон неоднократно пытался проникнуть сюда во время своих вылазок, но штаб слишком хорошо охранялся. Грейвенхольц привел его в командный центр лишь полчаса назад, и Мозби все это время старательно запоминал расположение предметов и оборудования, отмечал про себя слабые места в защите периметра. Он не мог разглядеть происходящее на экранах, однако доклад, звучавший в наушниках одного из техников, явственно сквозил неподдельным отчаянием.

— Лестер хорошо о вас заботился? — поинтересовался Полковник.