— Чистые.
— Никто не чист, — наставительно заметил Малкольм. — Никто не оправдывает ожиданий Божьих. — Лепестки цветов в его волосах трепетали на ветру. — Хочешь произнести последнее слово?
— Подойди ближе, — сказал Ракким. — У меня кое-что есть.
Безумец смотрел на него глазами волка в полнолуние. Они словно лишились белков, остались одни зрачки.
Пошевелив языком, бывший фидаин показал ему край монеты.
— Хочешь заплатить тому, кто доставит тебя в царство теней?
Круз выхватил сребреник, и его брови изумленно взметнулись вверх.
— В чем дело, Малкольм? — спросил один из людей-скелетов. — Малкольм!
— Развяжите его, — приказал Круз, не отрывая взгляда от монеты. — Развяжите обоих.
Коротышка разрезал провода на руках пленников.
С улыбкой потирая запястья, бывший фидаин кивнул толстяку. Тот никак не мог унять дрожь.
— Ты удивил меня, паломник. — Круз обнял Раккима и расцеловал в обе щеки, обдав зловонным дыханием. Шеи коснулись лепестки, холодные и вялые, словно пальцы мертвеца. — Назови свое имя.
— Рикки. А это Лео.
— Ступай за мной. Моя паства позаботится о нем.
Помахав рукой юноше, Ракким направился вслед за Крузом в сторону леса. Вскоре они оба скрылись в полумраке под пологом ветвей. Никто их не сопровождал. Либо Малкольм не сомневался в спутнике, либо, с большей вероятностью, не сомневался в себе.
Он на ходу потирал монету между пальцами.
— Рикки, ты всегда странствуешь с евреем?
За все время, проведенное ими в поясе, только Круз узнал в Лео еврея. Хотя пояс не отличался антисемитизмом наравне с Исламской республикой, многие добрые христиане считали, что евреи получили по заслугам.
— Я странствую не только с ним, а еще с двумя, — ответил Ракким. — Иисусом Христом и Иоанном Крестителем.
— Хороший ответ. — Круз держал монету за край. — Это еврей дал тебе сребреник?
— А вот теперь меня удивил ты. Я не думал, что ты узнаешь монету.
— Я задал вопрос.
— Нет. Я получил его не от Лео. Мне его дал дед.
Круз улыбнулся.
— А ты отдал его мне. Очень предусмотрительно.
Он взбирался по извилистой тропинке. В лесу становилось все темнее. Прохладный и влажный ветер шелестел ветвями. Подъем утомил бы любого, однако Малкольм даже не запыхался. Судя по всему, он получал удовольствие от напряжения и уединенности.
— Итак, что привело тебя сюда, странник? — Круз подбросил монету, ловко поймал ее и показал Раккиму. — Тебя и твой сребреник.
— Ты слышал, что Полковник занят раскопками у горы Тандерхед?
— Мне докладывали. — Малкольм карабкался по склону, цепляясь за камни руками и ногами. — Поистине, войдут люди в расселины скал и в пропасти земли от гнева Господа.
— Полковник там и не думает прятаться. Он ищет.
Круз остановился и посмотрел на Раккима красными от заходящего солнца глазами. До вершины оставалось совсем немного.
— Мы все что-то ищем, странник.
— Он ищет монеты, подобные той, что ты держишь в руке. — Ракким встал рядом с ним. — Ищет остальные двадцать девять сребреников.
— Да, цена за предательство Князя мира, выкуп за Бога, самая черная из черных магий. — Круз провел пальцем по неровной кромке, исподлобья наблюдая за бывшим фидаином. — Очевидно, Полковник готов поверить всему.
— Понимаю. Мне он тоже сразу не поверил. Даже после того, как я показал ему монету. Но потом, очевидно, навел справки. Может быть, нашел стариков, которые слышали легенду о том, что там зарыто. — Ракким поморщился, когда Круз схватил его за плечо. — Старые США были самой богатой, самой могущественной страной на земле, и за все это время никто не поинтересовался: а почему так вышло? Что было источником такой власти и могущества? Мой дед был одним из тех людей, что извлекли монеты из-под монумента Вашингтона и зарыли их в горе, чтобы сохранить… А-а-а-а-а! — Костлявые пальцы глубоко впились в мышцу. — Мой дед… был ответственным чиновником, но он украл одну монету, потому что не мог, как и Иуда, справиться с искушением.
— А кто из нас смог бы, странник? — Круз ослабил хватку.
— Дед говорил, что на монете изображен римский император.
— Твой дед был невеждой. На монете изображен сам Мелькарт. [24]Карфагенский бог преисподней. Впрочем, я не удивлен, что ты этого не знаешь. — Он пригладил волосы Раккима. — Ты уверен, что там зарыты только остальные сребреники Иуды? А как насчет обломка истинного креста? — В его глазах отражались последние лучи заходящего солнца. — Я слышал, Бен Франклин лично купил его во Франции. Обломок, который может исцелять, воскрешать мертвых, превращать воду в вино.
— Я об этом ничего не…
Круз плюнул на ботинок Раккима.
— Прости меня, странник. Не удержался, почувствовав вкус вранья.
— Я не…
— Пусть я командую толпой уродов и психопатов, но я не перестал быть образованным человеком. Когда-то я был профессором в университете, постоянным профессором. — Круз сжал монету в кулаке. — Почему ты решил поделиться таким сокровищем, если оно, конечно, существует? Неужели ты полюбил меня, странник? Втюрился, как школьник в преподавателя?
— Я один, а у тебя армия.
— Как и у Полковника.
— Полковник хочет продать сокровище. — Ракким опустил голову. — А ты используешь все тридцать сребреников по назначению.
— Откуда ты знаешь, как я захочу поступить с серебром?
Бывший фидаин поднес к его лицу правую руку.
— Знаю, потому что поступил бы так же.
Круз посмотрел на собственную ладонь, поднес ее к ладони спутника. Клейма полностью совпадали. Бледные шрамы идеально повторяли друг друга. Он хотел было что-то сказать, но передумал.
— Да, — кивнул Ракким. — Просто поразительно.
Порыв ветра вырвал из волос Малкольма желтый цветок.
— Не знаю, как это было у тебя, а я там несколько часов бродил, задыхаясь от дыма. Иногда мне казалось, что вот-вот отхаркну легкие. — Бывший фидаин разглядывал пульсирующее в последних лучах солнца клеймо. — Я думал, что сгину в пламени, но Бог провел меня сквозь огонь прямо к двери.
— Да, к двери, — едва слышно повторил Круз. — Ты смог войти в церковь, странник?
Ракким помедлил с ответом. Он сразу заметил какое-то напряжение во взгляде этих волчьих глаз.
— Нет, не смог.
Малкольм заметно успокоился.
— Я тоже. Барабанил в дверь так, что в кровь разбил кулаки, но все равно не смог ее открыть. — Он улыбнулся, обнажив мелкие острые зубы. — Были спасены милостью Божьей, но обречены навеки остаться на пороге без права входа. Такова наша судьба.
Ракким печально кивнул.
— Не отчаивайся. — Круз гладил сребреник. Одна лишь возможность держать в руках монету доставляла ему несказанное удовольствие. — Разве ты не способен чувствовать темноту? Власть и господство над суетными желаниями. Над истинным искушением. Честно говоря, обломок креста меня интересует куда меньше этого потускневшего кусочка металла. Если хочешь знать мое мнение, Иуда был обвинен несправедливо. — Он поднял монету к небу. — Странник, предстоит великое сражение между добром и злом, раем и адом. И никакой пощады, ни малейшей. И тогда, быть может, Господь пересмотрит наше изгнание из рая. Когда мы потопим нечестивцев в крови.
— Мне плевать на рай.
Круз расхохотался.
— Послушай, Малкольм, в Библии говорится, что Господь создал человека по своему образу и подобию. Посмотри вокруг, и ты увидишь, что мы сделали с миром. Хорошо посмотри. Глядя на нас, что можно сказать о характере Господа? — Ракким отступил на шаг. Казалось, взгляд Круза прожжет его насквозь. — Я отдал тебе монету не для того, чтобы ты купил на нее пропуск в рай. Мы должны разнести на части этот сортир, сжечь его дотла, невзирая на последствия.
Круз долго смотрел на него, потом кивнул.
— Да, думаю, нам о многом надо поговорить.
Он зашагал дальше.
Ракким последовал за ним. Вскоре они поднялись на самую вершину к небольшой хижине, построенной из палок и прутьев. Сквозь щели в стенах и крыше пробивался свет. На грубой двери был намалеван красный крест. Ветер, гулявший здесь в полную силу, безжалостно трепал их одежду.