— С этим парнем я мог бы заработать миллионы.
— Он уже продан, — сказал Ракким. — Этот парень в Нэшвилле…
— Только без вранья, ладно? — перебил его Стивенсон. — Врать ты и так умеешь, а я нахожу это оскорбительным. Думаешь, я такой патриот? «Права или не права, но это моя страна»? — Он сплюнул и проследил полет плевка до самой земли. — Пояс похож на мешок с дикобразами, которые только тем и заняты, что норовят проткнуть друг друга иглами, пытаясь найти выход. Республика ничуть не лучше. Все пошло не так, стоило прежнему режиму согласиться разделить страну. — Свет от пожара подчеркивал каждую морщинку на его лице. — Выкладывай, зачем сюда приехал на самом деле?
— Сам не знаю. Мне сказали, что скоро начнется новая война и, возможно, я смогу ее предотвратить, но…
— Никто не в силах предотвратить войну. Впрочем, попробовать стоит.
— Ты тоже не превращай меня в того, кем я никогда не был. Давай считать, будто я соскучился по родео.
— Что там происходит? — Лео указал на бронированные бульдозеры, проломившие в нескольких местах наружную стену поместья. Следом за ними к зданию подкатил тяжелый грузовик, и из него во все бреши повалили клубы белого дыма. — Это настоящий слезоточивый газ?!
— Обычная дымовая шашка, — успокоил хозяин магазина. — Во время реальной осады федералы закачали в дом «си-эс». Он обладает более сильным раздражающим действием и очень вреден для детей.
Бывший фидаин не мог отвести взгляд от поместья. Конечно, внизу происходила лишь реконструкция событий многолетней давности, винить в которых теперь можно было кого угодно, но тем не менее…
— Но, — глаза Лео метались от Раккима к Стивенсону, — там же вроде находились дети?
— Двадцать один ребенок, — кивнул хозяин магазина. — Полагаю, высшее руководство сочло данный факт несущественным, поскольку они все равно сгорели.
Ветер уносил вдаль клочья дыма. По словам Сары, причина пожара так и осталась загадкой. Лишь одно не вызывало сомнения: правительство двинуло в атаку танки и дети погибли. Неудивительно, что многие жители пояса приезжали сюда. Для них осада «Маунт кармел» служила четким доказательством того, что США отвернулись от Бога, а Бог в ответ отвернулся от США. Лично Ракким сомневался, принимает ли Всевышний подобные события настолько близко к сердцу.
Один из танков объехал поместье с тыла и развалил складской навес.
Взрыв, полыхнувший внутри здания яркой оранжевой вспышкой, выбил все стекла.
— Я был юношей, когда накрылся старый режим, — произнес Стивенсон. Дымящиеся обломки бухались на землю. — И понятное дело, не слишком радовался тому, который пришел ему на смену, но иногда, — он снова плюнул, — нет-нет да и задумаешься, как могло случиться, что нечто, такое хорошее вначале, могло сгнить, как старая тыква. Правительство выступает против собственного народа, убивает детей… — Стивенсон выхватил автоматический пистолет и разрядил в воздух весь магазин.
Толпа мгновенно отреагировала пальбой. Десятки пуль унеслись к вечернему небу вместе с бунтарскими воплями и криками «Аминь!». Лео скорчился за парапетом, обхватив голову руками, словно при обвале. Ракким по-прежнему стоял во весь рост. Бывший фидаин пытался вообразить нечто подобное в каком-нибудь городе Исламской республики и не мог. Хранение оружия входило в число преступлений, караемых смертью. Даже полицейские применяли его крайне редко. Коларузо работал детективом почти тридцать лет и стрелял из пистолета только в тире. Национальные гвардейцы присоединились к толпе, выпуская по звездам целые очереди. Удачи вам, парни.
— Кореш должен был позволить федералам арестовать себя. — Пламя отражалось в глазах Раккима. — Должен был подставить другую щеку. Если он считал себя Вторым пришествием Христа, ему именно так и следовало поступить.
— Иисус подставил другую щеку, когда появился впервые. Помнишь, чем это для него закончилось? В следующий раз он придет как воин, во главе воинов Армагеддона. Недаром Дэвид назвал свое поместье «Маунт кармел». В Библии говорится, что именно рядом с этой горой должна произойти главная битва. Христос и его последователи сойдутся лицом к лицу с сатанинскими ордами.
Ракким окинул взглядом толпу.
— Вот не знал, что во время Армагеддона можно будет купить мороженое.
— Не смешно. — В свете красных ракет грубое лицо Стивенсона приобрело зловещие очертания.
Танки отступили. Пламя с оглушительным ревом взметнулось вверх. Шпиль рухнул, провалившись сквозь второй этаж. Во время атаки на поместье толпа вела себя довольно шумно, но теперь, дождавшись кульминации, все подались назад и умолкли. Три монахини с опущенными головами осенили себя крестным знамением.
Стивенсон отвернулся.
— Вижу это каждую неделю в течение десяти лет… давно пора привыкнуть. Завтра утром начнут отстраивать заново. — Голос его сделался хриплым. Он покачал головой. — Чертова древняя история, и только.
Лео встал рядом с Раккимом. Они смотрели на догорающее поместье, пока не осталось ничего, кроме пепла и тлеющих углей.
Зрители медленно потянулись к парковкам. Из чьей-то детской коляски упала кукла, и молодая монахиня, та самая, что недавно встретилась глазами с Раккимом, грациозно наклонилась за ней и вручила отцу, транспортировавшему чадо. Сестры-католички старались не отставать от толпы. Бывший фидаин огляделся и увидел двух рейнджеров. Блюстители порядка явно направлялись следом за троицей.
— Только без глупостей. — Рука Стивенсона опустилась на его плечо.
Пара в стетсонах поравнялась с молодой монахиней. Чернокожий сорвал ее платок и обмотал вокруг пальца, а белый схватил за ягодицы. Девушка отчаянно замолотила по его рукам, вырвалась и, рыдая, бросилась догонять подруг. Рейнджеры хохотали.
— Эти двое совсем потеряли страх, — заметил хозяин. — Отношения между христианами в основном хорошие, но многие по-прежнему ненавидят католиков. Не так сильно, как вас, но не могут простить Папу за то, что он пресмыкался перед мусульманами. Его, конечно, можно понять, за один год было убито два понтифика. Но если сам глава Ватикана не может постоять за свою веру, то кто может?
— То, что сделали эти два негодяя, к вере не имеет ни малейшего отношения.
— Скорее всего, ты прав. — Хозяин магазина раскачивался на каблуках ковбойских сапог. — Я лишь хотел сказать, что не платить своим центурионам — преступная глупость. Это даже дураку понятно. Если ты не кормишь сторожевую собаку, рано или поздно она кого-нибудь покусает.
— Я вот что подумал…
— Вот черт! А я уже понадеялся, что мне удалось заговорить тебе зубы.
— В твоей коллекции есть римские монеты?
— Ты знаешь, что у меня есть почти все.
— Мне нужна серебряная монета, имевшая хождение при жизни Христа.
— Например, древнеримский динарий? Таких полно.
— Самое главное, чтобы была серебряной.
— Для чего она тебе?
— Я так понимаю, этот Малкольм Круз чем-то похож на Дэвида Кореша. Ты сам сказал, что для подобных людей деньги не имеют никакого значения. Самое главное — рай и ад.
— А подробнее?
— Никакой не динарий! — подал вдруг голос Лео. — Тебе нужен отчеканенный в Тире сребреник.
Ракким уставился на толстяка.
— В чем дело? Думаешь, я не способен сопоставлять даты? — Юноша постучал себя пальцем по лбу. — Я умный.
— Не понимаю, о чем вы, — произнес Стивенсон, — но это очень редкая монета. У меня есть всего одна.
— А мне больше не надо, — ответил бывший фидаин, не спуская глаз с Лео.
— Не приближайся к Хьюстону. Там тиф.
— Ты уже говорил, — напомнил Ракким.
— Держись проселочных дорог. Рискуешь наткнуться на бандитов, но по главному шоссе между штатами постоянно снуют армейские вербовщики. И остерегайся мексиканцев.
Бывший фидаин положил руки на руль проржавевшего «кадиллака».
— Я все понял.
— Тебе захочется выехать на двадцать седьмую автостраду, потому что по ней можно быстрее добраться, но не делай этого, — продолжил Стивенсон. — Под путепроводами прячутся рейнджеры в ожидании неприятностей… или людей, которым неприятности можно доставить. За последнее время исчезло много туристов. Правда, некоторых женщин находили через пару недель, но в таком состоянии, что лучше бы они умерли. Так что двигай в объезд, через Уэйко. Кстати, есть люди похуже рейнджеров. Если увидишь на обочине проселочной дороги кого-нибудь рядом со сломавшимся автомобилем, не останавливайся. Даже если это привлекательная блондинка с младенцем Иисусом на руках.