Мама скрестила руки на груди — повсеместный материнский жест, сообщающий детям, что разговор окончен и вопрос решен.

Аарон сдался, фыркнув и топнув ногой. Мы прошли за ним в дом. Он поставил два стула друг против друга и указал нам, чтобы мы сели, а сам примостился на краешке кровати.

— Теперь я должен задать тебе несколько очень важных вопросов. Ты должна поклясться Богом, что будешь отвечать честно и правдиво.

Я сказала, что буду.

— Хорошо. Тогда начнем. — Он полистал брошюру, предоставленную ему нашим епископом. — Первый вопрос такой: убила ли ты когда-нибудь мужчину, женщину или ребенка?

— Это просто безумие какое-то! — вскричала мама. — Я никогда и не помышляла о том, чтобы убить кого-то, до этого самого момента!

— Ма, я должен задавать вопросы в том порядке, в каком они напечатаны. Энн Элиза — да или нет?

Я не могла удержаться от смеха:

— Кого я могла бы убить?

— Отвечай на вопрос прямо и правдиво — да или нет?

— Нет.

И так допрос продолжался. Мой брат голосом, полным серьезности, задавал самые смехотворные вопросы, какие я когда-либо слышала за всю свою жизнь, во всяком случае до подачи моего иска против Бригама Янга. Он спрашивал, не совершала ли я прелюбодеяния? (Это — у одиннадцатилетней девочки!) Спрашивал, пила ли я эль, виски, вино?

— Ты закончил? — осведомилась мама.

— Еще один вопрос. Веришь ли ты в многоженство как в истину?

— Ты задаешь вопрос мне или Элизе?

— Обеим.

— У моего мужа есть вторая жена. Думаю, это проясняет вопрос о моей вере.

— А ты?

— Я думаю то же самое.

Ах, если бы я могла взять назад этот свой ответ!

Допрос закончился, как научили Аарона, инструкцией подчиняться желаниям моей матери и отца (хотя бы и отсутствующего) и добродетельно вступить в полигамный брак, когда я войду в соответствующий возраст.

— Ну вот, — произнес Аарон, возвращаясь к своей более привычной манере сына и брата. — Как у меня получилось?

— Думаю, у тебя прекрасно пойдет эта жалкая работенка, — сказала мама.

Аарон, никогда не блиставший быстротой восприятия, принял это как комплимент, пока не почувствовал крывшегося в мамином ответе жала.

С этой поры Аарон и многие, ему подобные, посещали дома друзей и соседей, подвергая добропорядочных мужчин и женщин граду унизительных вопросов. Многие страшились прогонять Домашних Миссионеров от своих ворот, ибо это давало пищу подозрениям, что тут был совершен некий великий и пока еще никому не известный грех. В течение этого времени все и каждый Святой на Территории были подвергнуты повторному крещению, дрожа в купелях, пока их грехи, какими бы тривиальными они ни были, предположительно вымывались прочь из их душ. Через несколько месяцев население Юты почитало себя самыми чистыми представителями рода человеческого, когда-либо украшавшими землю. Несмотря на упорные отрицания моей матери, теперь мы знаем, что на самом деле все это было совершено по повелению Бригама Янга.

Время от времени мы с мамой отправлялись в Город у Большого Соленого озера — Грейт-Солт-Лейк, чтобы сделать покупки в хорошо снабженных товарами лавках на Мейн-стрит. Эти поездки не были таким уж легким и пустячным делом, как вы, юные леди Восточного побережья, могли бы себе представить поездку за покупками, — скорее, это было вынужденное путешествие ради выживания. Магазины в Пейсоне, если их можно было так назвать, продавали товары такого грубого качества, что в некоторых случаях было бы лучше, чтобы они вообще не занимались торговлей.

В одну из таких поездок мы с мамой, сопровождаемые Аароном и Конни, задержались в городе на ночь, чтобы послушать утром проповедь Пророка в Молитвенном доме. Для тех, кто никогда не посещал Город Святых, поясню, что Молитвенный дом — Табернакль — это огромный зал с низкой округлой крышей, которая более всего напомнит вам гигантскую черепаху. Это одно из великих сооружений Мира, и, если будет на то Божья воля, оно переживет века человеческих глупостей и ошибок, чтобы его могли увидеть будущие эпохи. К сожалению, всемирно знаменитый Табернакль с крышей-черепахой тогда еще не был построен — это случится десятью годами позже. Нет, в ту нашу поездку, в 1856 году, когда Реформация Мормонов в Юте кипела ключом, перекипая в насилие, Табернакль был гораздо более скромным сооружением (хотя и значительно лучшим по сравнению с первоначальным Молитвенным домом на Территории, который был всего лишь тенистым клочком земли под навесом). Однако, каким бы ни было здание, Святые всегда собирались тысячными толпами, чтобы послушать своего Пророка — Бригама Янга.

К этому времени я уже была в таком возрасте, что могла составить нескороспелое и достаточно разумное мнение об этом великом человеке. Он доброй тенью неукоснимо присутствовал в моем детстве, словно любимый дедушка: вездесущий и, как казалось, наделенный безграничным влиянием на жизнь каждого из нас, любящий и в то же время немного пугающий и столь же постоянный, как солнце и луна, вместе взятые. До нашего отъезда в Пейсон я видела его по воскресеньям или во время событий на Храмовой площади, и он кивком приветствовал меня, ибо всегда по-доброму относился к детям. Каждый ребенок на Территории знал, где живет Пророк: в Доме-Улье, за высокой каменной стеной. Многие люди описывали его совершенно точно, по крайней мере в том, что касается его внешности, так что мне нет большого смысла дополнять существующие описания. Кроме, пожалуй, того, что стоит подчеркнуть характерно стальной цвет его глаз и прочную, квадратную фигуру: и то и другое вполне соответствовало всей его личности. В моем юном воображении я не могла бы представить себе образ, подходящий Богу более, чем этот.

В то конкретное воскресенье Старый Табернакль был полон ожиданий. Реформация вычищала Территорию уже несколько недель, все жарче раздувая пыл к исследованию собственной души, к признаниям и повторному крещению. Две с половиной тысячи Святых пришли послушать, что скажет их Пророк о том, как им дальше искупать свою вину. Несомненно, среди них были и такие (хотя нам никогда не узнать, сколько их на самом деле было), что хотели также получить совет, как помочь соседямболее эффективно искупать свою вину. Брат Бригам не замедлил с советами, ибо, когда встал у кафедры, темой его проповеди оказалось именно искупление. Могу вас заверить: ничто так не возжигает сердца слушателей, как обсуждение раскаяния какого-то другого человека! Доведя себя до состояния величественного возмущения, Бригам Янг объявил:

«Существуют грехи, которые можно искупить приношением на алтарь, как в древние времена, и существуют грехи, которые не могут быть искуплены кровью агнца, или тельца, или горлицы. Такие грехи искупаются лишь кровью человека. — И, будто бы смысл его слов не был ясен, Пророк продолжал: — Наступает время, когда придется взвешивать на чашах весов добродетель и мерной лентой измерять справедливость; когда нам надо будет взять в руки свой старый палаш и задать вопрос: «Ты за Бога или нет?», и, если ты окажешься не всею душою за Бога, ты будешь порублен».

Он продолжал, хотя я не уверена, в тот ли именно день или в другой:

«Станете ли вы так же любить ваших братьев и сестер, если они совершили такой грех, что не может быть искуплен иначе, как пролитием их крови? Полюбите ли вы этого мужчину и эту женщину настолько, чтобы пролить их кровь? Вот что хотел сказать нам Иисус. Вот что значит полюбить ближнего своего, как самого себя. Если он нуждается в помощи, помоги ему; если он нуждается в спасении, а для этого необходимо пролить на землю его кровь, чтобы он мог получить спасение, пролей ее».

(Моему сомневающемуся Читателю: заверяю вас, это точные цитаты, а не просто пересказ. Речи Бригама с кафедры всегда тщательно записывались и затем распространялись. Вы можете посмотреть их в любом архиве Дезерета, чтобы убедиться, что здесь я привожу его слова буквально, ничего не усиливая и не приукрашивая.)