Она подошла и прижалась лицом к стеклу. Рыбка, выглядевшая старой и раздувшейся, медленно и ритмично открывала рот. Золотисто-оранжевый цвет давно потускнел и больше напоминал ржаво-серый.

Мальчик вдруг оторвался от игры, подошел к матери и тоже посмотрел в аквариум.

— Schöner Goldfisch! [6]— сказал он.

— Wirklich hübsch mein Schatz, [7]— ответила она.

Агент посмотрел на нее с любопытством.

— Марлон? — прошептала она.

Рыбка открыла и закрыла рот.

— Марлон?

— Warum nennst du ihn Marlon, Mama? [8]

— Потому что так его зовут, mein Liebling. [9]

Агент нахмурился:

— Вы знаете, как его зовут?

«А живут ли золотые рыбки так долго, — подумала Сэнди. Больше десяти лет?»

— Может быть, — ответила она.

— Ларри, у нас проблема со сценарием, — объявил режиссер Джек Джордан, разглядывая огромную люстру, свисающую с потолка в Банкетном зале Королевского павильона. Многое повидавший, не раз битый жизнью, немолодой — до семидесяти оставались считаные дни — режиссер был сегодня даже мрачнее обычного. Глаза, прячущиеся в тени длинного козырька бейсболки, напоминали двух выглядывающих из приоткрытых раковин моллюсков.

Ради поддержания проекта на плаву Ларри Брукер оторвал от сердца сто тысяч долларов и выслушивать жалобы этого хронического паникера не имел ни малейшего желания. Его агент только что сообщил хорошую, по его мнению, новость о продаже прав на прокат «Королевской любовницы» в Румынии за пятьдесят тысяч долларов. При этом он клятвенно уверял Ларри, что для Румынии эти деньги очень хорошие. Да, может быть, и хорошие, но при нынешнем уровне расходов их едва хватило бы на четыре дня съемок. И это без учета тех двадцати процентов комиссионных, которые агент положит себе в карман.

Сегодня Брукер был особенно не в духе — сказывались недосыпание и усталость после долгого перелета. В противовес им он принял таблетку снотворного, которая начала действовать только сейчас, через пятнадцать часов после приема! Проблемы. Проблемы в кинопроизводстве были всегда. Дело продюсера — держать все вместе, не дать проекту развалиться. Продюсер всегда прижат к стене графиком; во время съемок всегда, как нарочно, что-то случается; каждый день ты получаешь меньше пленки, чем нужно, — и в результате бюджет расползается и растет. Производство картины становится трясиной, в которой множество всевозможных проблем сливаются в одно гигантское — КРАНТЫ. Капризы погоды, мелкие и крупные происшествия, местная бюрократия, сценарные недоработки, когда реплики не ложатся на пленку, актеры — нервные, завистливые, стервозные, капризные, эгоистичные, пьющие, туповатые… Господь любит всех.

По собственному опыту Ларри Брукер знал — режиссеры едва ли не худшие из нытиков. Все они неизменно жалуются на что-то: кому-то пришлось выбросить важный эпизод, чтобы уложиться в рамки метража; другому не хватило денег на спецэффекты; третьего не устраивал сжатый график съемок. Все они ведут себя как дети, которые без няньки и сопли вытереть не в состоянии.

— Что за проблема, Джек? — терпеливо спросил он.

— Техническая проблема со сценарием.

У Ларри появилось неприятное ощущение, что сейчас случится что-то грандиозное. В мешковатой черной футболке, еще более мешковатых джинсах и неизменных черных мокасинах от «Гуччи», он посмотрел режиссеру прямо в глаза.

— Какая именно техническая проблема?

Все приспешники Джордана собрались вокруг него, как вокруг какого-то идола. Линейный продюсер, гример, художник по костюмам, оператор, первый помощник режиссера, его личный ассистент.

— Сценарий… Какого рода техническая ошибка со сценарием?

— Похоже, тот, кто его писал, облажался… по-крупному.

— Пожалуй, я смогу объяснить, мистер Брукер, — сказала Луиза Халм, сотрудница Королевского павильона, историк, выполнявшая роль консультанта. Приятная женщина типичной для своего рода деятельности внешности, с длинными, убранными назад волосами, в розовом летнем платье и неброских, практичных туфлях. — В сценарии есть сцена, имеющая ключевое значение для отношений между королем Георгом и Марией Фицхерберт. Это сцена, когда король рвет отношения, объявляя, что не любит ее больше.

Ларри посмотрел на нее с недобрым прищуром — Луиза Халм не говорила, а вещала, в той ханжеской манере, что свойственна школьным училкам.

— Хотите сказать, что их отношения продолжались?

— Нет, нет, никакого продолжения не было. Но в вашем сценарии Георг сообщает Марии об этом во время банкета, когда они сидят рядом за столом.

— Угу.

Завибрировал телефон. Ларри вытащил его из кармана и взглянул на дисплей. Международный. Возможно, кто-то из кредиторов беспокоится о своих денежках. Он нажал кнопку и снова повернулся к Луизе Халм.

— Первая проблема, мистер Брукер, это исторический факт. Видите ли, в то время, когда Георг IV и Мария состояли в любовной связи, само здание представляло собой скромный сельский домик. Все эти грандиозные сооружения — в том числе и сам Банкетный зал — появились гораздо позже. Этот зал, например, закончили через пять лет после того, как король и Мария перестали встречаться. Следовательно, разговор, о котором идет речь, просто не мог состояться в этом месте.

Больше всего Ларри Брукера раздражала ее самодовольная улыбки всезнайки. Потрясающий зал — лучшего места для драматической сцены, когда король бросает любовницу, не найти. И кому какое дело до исторической точности? Кучке историков-педантов, вот кому. В кинозалах Литл-Рока, штат Арканзас, Спрингфилда, штат Миссури, или Бруксвиля, штат Флорида, всем будет наплевать, построили зал или нет.

— Думаю, в данном случае мы позволим себе небольшое отступление от исторической достоверности, — сказал он. — Мы снимаем художественный фильм, а не документальный.

— Пусть так. — Луиза Халм улыбнулась, пряча за улыбкой очевидное недовольство. — Но в вашем сценарии присутствует еще одна историческая неточность.

— Что еще? — Брукер метнул взгляд в сторону Джека Джордана, помрачневшего до такой степени, словно мир доживал последние секунды перед самоуничтожением.

— Дело вот в чем, — продолжала Луиза Халм. — Георгу недостало смелости объясниться с Марией лицом к лицу. Он сделал это, выражаясь современным языком, посредством имейла или даже Твиттера.

— Так что же он сделал?

— Он устроил пышный банкет в честь короля Франции и не пригласил на него миссис Фицхерберт. На языке тогдашнего придворного этикета это означало, что отношения прекращены.

— Леди, я признаю, что вы знаете историю, и испытываю к вам искреннее уважение. Но исторические факты не всегда переносятся на экран напрямую. Сцена в Банкетном зале — одна из ключевых в нашем фильме. Это эмоциональная кульминация всей истории! Они сидят в центре стола, окруженные вельможами, его друг, Бо Браммел — напротив, и тут-то король, образно говоря, и бросает бомбу.

— Все было не так, — упрямо возразила Луиза Халм.

— Да, пусть, но все должно было быть именно так! Посмотрите на этот зал! Оглянитесь! Ничего подобного я еще не видел. Я уже представляю, как играет на столе отблеск всех этих свечей, как играет он на ее лице, когда радость сменяется ужасом!

— Еще одна проблема, мистер Брукер. — В голосе консультанта все явственнее звучали ядовитые нотки. — Это касается Принни.

— Принни? Кто такой Принни?

Женщина посмотрела на него укоризненно:

— Принни — прозвище короля Георга. Его все так называли.

— А-а…

— Похоже, вы не очень-то хорошо подготовились, — сказала Луиза Халм. — Не в укор вам будет сказано…

Ларри еще удавалось удерживать крышку на кипящем котле злости.

— Леди, позвольте кое-что вам объяснить, о’кей? Я не историк, я — продюсер.