До конца аукциона оставалось двадцать восемь минут. На экране выскочило очередное предложение — 375 фунтов! На целую сотню больше, чем в прошлый раз. Борьба разгоралась.

Но кто бы ни участвовал в торгах, сегодня у них не было ни малейшего шанса против Анны. Сегодня она была в особенном настроении, которое называла настроением глубокого карманаи которое почти наверняка гарантировало победу. Лишь один раз, в прошлом году, кому-то удалось взять над ней верх. Только один раз. Ха!

Все ее знакомые коллекционеры жили в предвкушении нового фильма с участием их кумира. «Королевская любовница». На фанатских сайтах только о нем и говорили. Если картина станет хитом — а все указывало, что так оно и будет, — то ценность ее коллекции взлетит до неба!

Впрочем, продавать Анна не собиралась. Она всегда только покупала и не намеревалась менять стратегию. Ее раздражало, когда люди начинали тупо играть против нее. Они как будто претендовали на то, что по праву принадлежало ей одной. Анна смотрела на новую ставку, и ее душила злость.

Вы еще не знаете, с кем связались.

После разговора с Томом Мартинсоном Рой Грейс отправился в Льюис, точнее, в свой любимый цветочный магазин «Риверсайд флорист». Хозяйка, Николь Хьюз, готовила букет для клиента, и он сначала подождал, пока она закончит, а потом попросил большой букет для Клио — порадовать после работы.

Наблюдая за Николь, Грейс заметил, что она прихрамывает.

— Надеюсь, кому-то досталось сильнее, — пошутил он.

— Ха-ха! Черта с два! Коленка. Побаливает изрядно, но вы же пришли не мои жалобы слушать!

Выйдя из магазинчика, он положил букет в багажник и, прежде чем поспешить в Брайтон, на встречу с Гленном Брэнсоном, еще раз взглянул на фотографию, которую Клио прислала на его «блэкберри». На слова, процарапанные на капоте ее машины.

Сомнений относительно автора этого послания не было. С таким же успехом Эмис Смолбоун мог оставить свой автограф. И конечно, как и тогда, в случае с теми словами на лужайке перед домом, он сделал это не сам. Такой человек, как Смолбоун, руки марал нечасто, разве что удовольствия ради издеваясь над жертвой — отрезая пальцы, уши или гениталии.

Но в чем смысл послания? Грейс задумался.

Если бы Смолбоун хотел отыграться на Клио, он организовал бы нападение и не мелочился. Подумать о безопасности Клио, конечно, надо, но сейчас, решил Грейс, непосредственной угрозы ей лично нет. Надпись на машине — это скорее вызов, уничижительный жест. Эмис Смолбоун дает знать, что вышел из тюрьмы, и напоминает, что ничего не забыл. Типичное для подонка поведение — нарушить правила освобождения, поиграть на нервах у властей, посмотреть, что они готовы терпеть и что можно себе позволить.

Ладно, он еще пожалеет, пообещал Грейс.

Заведение Грешама Блейка скромно располагалось на углу Черч и Бонд-стрит, неподалеку от дома Клио. Грейс не раз проходил мимо него, с любопытством поглядывая на выставленные в витрине пестрые предметы мужского гардероба, но внутрь не заходил никогда — эти вещи не только были ему не по карману, но и предполагали совсем иной стиль жизни. Интерес к одежде проявился у него относительно недавно, с подачи Гленна Брэнсона, изводившего насмешками и призывавшего предпринять меры, чтобы выглядеть моложе и круче. Как и большинство детективов, он предпочитал носить строгие деловые костюмы, потому что, работая в полиции, никогда не знаешь, где окажешься или с кем встретишься в течение дня.

Без нескольких минут одиннадцать Грейс оставил машину на многоуровневой стоянке возле Черч-стрит — цены здесь каждый раз вызывали у него не лучшие чувства — и, подойдя к тротуару, увидел Гленна Брэнсона, стоявшего у витрины с телефоном у уха. Вид он имел такой, словно ему принадлежало все заведение. День выдался теплый и солнечный, и тротуары заполнили толпы гуляющих. Чуть выше по улице пролетела, завывая сиреной и пугая мигалкой, полицейская машина, но горожане настолько привыкли и к одному и к другому, что лишь несколько человек повернули голову.

— Какие новости? — первым делом спросил Грейс, когда сержант закончил разговор, а звук сирены стих вдалеке.

Брэнсон сунул телефон в карман.

— Пока ничего особенного. — Он взглянул на часы. — Вскрытие начнется в полдень. Ты пойдешь?

— Подумал, что оставлю тебе такое удовольствие. Если, конечно, не возражаешь. У меня, видишь ли, кишка тонка.

Брэнсон застонал:

— Да, вот уж где ужас.

Грейс усмехнулся, хотя настроение и не располагало к шуткам. Мысли постоянно соскакивали на новость об освобождении Эмиса Смолбоуна и неприятность с машиной Клио.

— Да, еще кое-что, шеф. У матери Беллы, похоже, случился приступ. Ее увезли в больницу, и я отпустил Беллу.

Грейс кивнул. Обычно он не допускал, чтобы личное как-то мешало расследованию, тем более в критически важные первые дни, но для Беллы Мой мать была всем. В свои тридцать с лишним Белла жила в одном доме с прикованной к кровати женщиной, не имея, насколько знал Грейс, никакой личной жизни.

— Жаль, — сказал он.

— Белла очень расстроилась.

Брэнсон вошел в ателье первым, Грейс последовал за ним. На полках лежали рубашки, в углу высились коробки с обувью, на витринах демонстрировались запонки для манжет. Туфли тонули в толстом ковре, в воздухе висел густой, терпкий аромат мужского одеколона. Брэнсон представился стоявшему за прилавком молодому человеку с фигурной стрижкой, перебрал свисавшие с полки галстуки и повернулся к Грейсу:

— Тебе бы, старичок, несколько таких не помешали. Твои галстуки — тряпки. И новый костюмчик здесь определенно можно подобрать. — Он показал на яркий голубой пиджак в мелкую белую полоску, в который был одет стоявший рядом манекен. — Вот этот точно придал бы тебе солидности. Выглядел бы настоящим шефом.

Грейс с сомнением посмотрел на костюм — слишком кричащий, на его вкус. Когда Гленн в прошлый раз вытащил его «приодеться», он ухитрился потратить около двух с половиной тысяч фунтов. Больше на уговоры друга он не соблазнится, тем более учитывая предстоящие расходы на ребенка.

Между тем внимание сержанта уже привлек белый пиджак.

— И вот этот тебе тоже пойдет. Помнишь тот фильм Алека Гиннеса, «Человек в белом костюме»?

Ответить Грейс не успел — в помещение, спустившись по короткой лестнице, вошел мужчина лет тридцати пяти с приятным, но встревоженным лицом и взъерошенными волосами, придававшими ему неряшливый вид. На нем был твидовый пиджак, слишком теплый для солнечного летнего дня, свободная рубашка и спущенный наполовину галстук. На лбу у него поблескивали капельки пота.

— Здравствуйте, джентльмены. Я — Райан Фэрриер.

— Гленн Брэнсон, мы с вами сегодня разговаривали. — Сержант протянул руку и, поздоровавшись с портным, добавил: — Мой шеф, суперинтендент Грейс.

Грейс тоже пожал Фэрриеру руку, после чего все трое поднялись по узким, неровным ступенькам в комнату, заставленную рядами стоек с висящими на них костюмами, как готовыми, так и незаконченными, с торчащими нитками. В углу стояло высокое антикварное зеркало. Здесь пахло свежей тканью и лаком. Фэрриер провел гостей дальше, в комнату еще меньше и тоже заставленную стойками с пиджаками и брюками. Кроме зеркала, тут была и тесная, завешенная шторой примерочная. В своем темно-синем, купленном в незапамятные времена на распродаже у «Маркса & Спенсера» костюме, Грейс сразу почувствовал себя неловко.

— Итак, джентльмены, чем могу помочь? — спросил портной, поворачиваясь к ним и складывая руки на груди.

К своему глубочайшему стыду, Грейс заметил, с каким неодобрением Фэрриер прошелся взглядом по его одежде. Сам он никогда бы не отличил дешевый костюм от дорогого, но опытному мастеру, несомненно, хватило пары секунд, чтобы обнаружить характерные признаки.

Брэнсон достал из кармана пластиковый пакетик для вещественных улик и показал портному: