Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Однако вся эта кампания в конце концов сошла на нет. Никифорову самому пришлось защищаться на том же заседании коллегии от натиска ее членов. Ему просто сказали: «Если так пойдет, то куда же мы придем?» Он что-то бормотал в свое оправдание… Короче, пришли к выводу: семейственность — явление, конечно, пагубное, но так же вредна борьба с нею, потому что и среди детей номенклатуры есть толковые люди, и не следует всех стричь под одну гребенку.

Наказанием для представителя номенклатуры — секретаря обкома или министра — было назначение в какую-нибудь страну послом. Должность посла для таких людей — закат карьеры. Правда, встречались исключения, например — Александр Яковлев. Он в свое время исполнял обязанности заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС, затем за вольнодумство «сослан» послом в Канаду. Отработал там десять лет, а вернувшись, стал «отцом перестройки».

Впрочем, среди «высылаемых» встречались послы и другого типа — им не только работу в области международных отношений, но и колхоз доверить нельзя было. Почему-то в этом плане всегда «везло» Австралии. Был такой деятель, ведавший радио и телевидением, — Месяцев. Человек абсолютно непригодный к работе послом. Однако его назначили. Помню, как он появился у нас в МИДе и развернул свои прожекты. Тыкал пальцем в карту и говорил, что вскоре Австралия станет ближайшим партнером Советского Союза.

— Посмотрите, где Австралия. Рядом же наш Дальний Восток! Мы же тут такую торговлю организуем! Здесь же буквально два шага до нас! — восклицал он.

В дальнейшем послом в Австралию назначили Басова — «героя» Новочеркасска. После расстрела рабочих в этом городе его, разумеется, оттуда убрали и послали сначала в Чили, откуда он еле ноги унес, потом на Кубу, советником при Кастро (представляю, что он там ему советовал!), и затем — в Австралию. Фантастический человек. Про него ходило столько забавных рассказов, что из них можно составить отдельную книгу. Например, я слышал о том, как он, будучи послом, приворовывал апельсины в супермаркетах, выпрашивал себе подарки в поездках по стране и тому подобное. Сотрудникам посольства часто приходилось краснеть за своего шефа.

Случалось и такое, что при определенных обстоятельствах вместо того, чтобы отдать чиновника под суд, его назначали послом.

В страны социалистического лагеря послы подбирались вообще не МИДом, а специальным отделом ЦК. Считалось, что советский посол там — это что-то вроде секретаря обкома. Находясь в этих государствах, наши послы чувствовали себя как древнеримские проконсулы в своих провинциях. В такой манере они общались и с первыми лицами соцстран, не утруждая себя никакой дипломатией, превышая служебные права.

Помню, после сессии Генассамблеи ООН Громыко заехал в Берлин для встречи с тамошним высшим руководством. Я в этих переговорах не участвовал и, оставаясь в особняке, где мы разместились, беседовал с опекавшими нас мидовскими работниками ГДР. Они жаловались на поведение нашего посла Абрасимова. В частности, недоумевали, почему в посольстве СССР в Берлине, когда туда на прием приходят руководители ГДР, исполняют сначала Гимн Советского Союза, а уже потом гимн ГДР. Это было вопиющее нарушение международных норм и правил протокола, существенное в сфере межгосударственных отношений.

Подобное поведение, разумеется, не могло не сказаться впоследствии на наших взаимоотношениях с соцстранами. Как только пала Берлинская стена и развалилось так называемое соцсодружество, все бывшие «верные союзники и друзья» устремились на Запад, подальше от бывшего «старшего брата». И конечно, в немалой степени этому способствовали наши дутые послы и консулы. Повторю: МИД не имел никакого отношения к их назначению.

Несанкционированные встречи

Мой друг Ван Клиберн

Имя Вана Клиберна известно всему миру. (Вообще-то, если правильно передать по-русски его английские имя и фамилию, он — Вэн Клайберн, но в данном случае я буду его называть так, как этого музыканта впервые представили в Москве.)

Ван Клиберн оставил след не только в музыкальной жизни нашей страны. Можно сказать, что этот далекий от политики человек в какой-то мере даже повлиял на развитие международных отношений Советского Союза.

Мое знакомство с Клиберном произошло в рамках служебной деятельности, а потом взаимоотношения между нами переросли в личные, дружеские. Нашей дружбе с Ваном, пусть подчас с длительными перерывами, уже почти пятьдесят лет.

Ван Клиберн приехал в Москву в 1958 году в качестве участника Первого Международного конкурса имени П. И. Чайковского. Он стал победителем этого конкурса. Музыкальное соревнование такого масштаба впервые проводилось в СССР, и ему, разумеется, придавали огромное значение, в том числе и политическое. Поэтому после завершения конкурса наше правительство устроило грандиозный прием в Георгиевском зале Кремля. Среди приглашенных были государственные деятели, работники искусства, послы и, как обычно, представители общественности. Нашу команду переводчиков тоже пригласили. Правил бал сам Никита Сергеевич Хрущев. Гостям представили победителей конкурса, в том числе стройного, высокого, светловолосого парня — настоящего техасца. Он мне сразу понравился. В нем чувствовался интеллект и скромность, все то, что отличает воспитанных в благородном духе людей. Хрущев как-то по-отечески к нему отнесся: сердечно поздравлял, крепко жал руку, даже сумел заключить музыканта в объятия, хотя своей макушкой едва доставал ему до подбородка. Хрущев не был меломаном, но он понимал, что победил великий музыкант.

Московский конкурс принес Вану мировую славу и определил всю его дальнейшую жизнь. В ту пору имя Клиберна ассоциировалось со словом «успех». Он начал, может быть, слишком бурную концертную деятельность, которая, к сожалению, привела его спустя годы к значительному душевному и творческому опустошению. В 80-е пианист, уйдя в благотворительные дела, почти прекратил концертную деятельность. Но тогда, после конкурса, он почти каждый год приезжал на гастроли в Москву и выступал с огромным успехом. При этом он всегда говорил, что без Москвы жить не может. Мне понятны его чувства к Москве. Наша столица буквально родила его как музыканта с мировым именем. В Москве он почувствовал впервые, что такое любящая аудитория. Москва стала для него стимулом к новым творческим достижениям, источником вдохновения — всем.

Я старался не пропускать ни одного московского концерта Вана Клиберна. Пианиста всегда сопровождала мать. Она была его первой учительницей музыки, а потом вела все концертные и финансовые дела Вана. Мне кажется, что она даже немного ревновала его к Москве. Они останавливались в гостинице «Националь», причем постоянно в одном и том же номере.

К Вану продолжал благоволить Хрущев. Однажды Никита Сергеевич пригласил его к себе на дачу. Клиберна обожала вся семья Хрущева. На эту встречу в качестве переводчика пригласили и меня. Стоял жаркий день, все пошли купаться в Москве-реке, а я стоял на берегу. Выручила меня младшая дочь Хрущева — Елена. Она обозвала меня чопорным мидовцем и подначила: «Слабо в воду сигануть?» Я вежливо отказался, объяснив, что нахожусь на работе. Но тут вмешался сам Хрущев. Тогда я разделся и присоединился к ним.

В один из приездов семьи Клиберн в Москву я пригласил американцев к себе домой. Моя мама приготовила свое фирменное блюдо — окрошку, конечно же, на домашнем квасе, да такую, что в ней ложка, как говорится, стояла. Ван и его мать, никогда не пробовавшие это блюдо, пришли в полный восторг и даже попросили добавки.

Когда Ван Клиберн вновь приехал в Москву, Хрущев, чтобы подчеркнуть свое к нему расположение, предложил Вану остановиться не в «Национале», а в одном из правительственных особняков на Ленинских горах. Клиберну сказали, что там есть все условия для отдыха и репетиций. Он согласился и был вместе со своей матерью торжественно доставлен в особняк. Однако через несколько дней мне стало известно, что наши гости затосковали в «золотой клетке» на Ленинских горах. Особенно загрустила мать Вана. Оказывается, она превосходно чувствовала себя в гостинице: знала всех горничных и другую обслугу. Не владея русским языком, умудрялась общаться с ними. Словом, там она чувствовала себя как дома. Ван тоже любил гостиницу «Националь». Туда к нему приходили поклонницы, приносили цветы, сувениры. Номер прямо-таки напоминал магазин подарков. Ван никогда не уставал от гостей. Поклонницы не только приходили к нему в гостиницу, но и следовали за ним на гастроли в другие города страны. Когда наши власти попытались оградить Вана от назойливых почитательниц, он сам попросил пропускать их к себе в номер.

87
{"b":"148733","o":1}