В этой спокойной комфортной обстановке Леонид Ильич провел остаток уик-энда. К временной разнице он привыкал тяжело. В течение всего визита носил на руке часы, показывающие московское время, а в кармане у него лежали еще одни — переведенные на вашингтонское, но он постоянно забывал, какие из них какое время показывают.

Официальный визит начался лишь утром в понедельник. Церемония встречи транслировалась по нашему телевидению.

Вечером президент устроил торжественный обед в Белом доме. Как всегда, американцы пришли в смокингах и с галстуками-бабочками, а наши — в темных деловых костюмах с обычными галстуками. После банкета состоялся концерт. Выступал очень популярный в США ансамбль, который исполнял песенные номера из известных американских мюзиклов.

После концерта Брежнев поднялся на сцену и поблагодарил каждого участника, уделив особое внимание хорошеньким участницам, а затем сказал всем несколько теплых слов. Когда я сделал движение взять у него микрофон для перевода, он разыграл смешную сценку: будто я хочу отобрать микрофон, чтобы лишить его слова, а он не поддается. Американцам очень понравилось. Они вообще такое любят… Но пожалуй, это был единственный случай, когда американцы видели перед собой веселого, общительного Брежнева. В отличие от Хрущева, у него не было встреч с простыми людьми, с «массами», как он их называл. Не было и пресс-конференций: он их не любил, а вернее, побаивался. Мгновенная реакция, способность отвечать с ходу на любые, даже каверзные, вопросы журналистов — качества, столь присущие Хрущеву, — не были свойственны Брежневу.

После двух дней, проведенных за столом переговоров в Вашингтоне, Брежнев и Никсон вновь отправились в Кемп-Дэвид. Летели вертолетом. Было уже довольно поздно. Брежнев изрядно подустал. Никсон это почувствовал и обратился к сидящему в дальнем конце салона военному:

— Майор, долго ли нам еще лететь? Мой гость устал — ускорьте полет.

Офицер, выслушав президента, представился и уточнил свое звание — подполковник. Затем объяснил, что погода ухудшилась и вертолет совершает маневр, чтобы обойти неблагоприятный погодный фронт, потому полет несколько затягивается. Никсон в ответ что-то буркнул и вновь потребовал ускорить полет. Когда офицер удалился, Никсон, пытаясь разрядить обстановку, пошутил:

— Если этот подполковник не доставит нас через десять минут на место, то станет-таки майором…

По давней традиции каждому гостю, оставшемуся хотя бы на одну ночь в Кемп-Дэвиде, дарят легкую куртку-ветровку темно-синего, «военно-морского», цвета. На ее правой стороне надпись — «Camp David», под ней красуется изображение печати президента США. А на левой стороне куртки, подаренной Брежневу, было, кроме того, вышито — «Leonid Brezhnev». Генсеку эта куртка очень понравилась. Он сразу же ее надел и не расставался с ней все два дня, проведенные в резиденции. С особым удовольствием Леонид Ильич щеголял в ней перед большой группой теле- и фотожурналистов, которых на короткое время впустили на территорию резиденции. Он выпячивал грудь, показывал рукой на вышитую надпись и приговаривал:

— Вот — Леонид Брежнев!

Эти два дня мы провели, можно сказать, по-дачному, без всякой программы. Никсон и Брежнев подолгу беседовали вдвоем на самые разные темы. Ночью я записывал их беседы.

В своей «Осине» Никсон устроил неофициальный обед для узкого круга присутствующих в Кемп-Дэвиде деятелей. Гости собрались на открытой террасе перед входом в дом, всем предложили аперитив. Я попросил принести для Брежнева виски с содовой. Он взял бокал, пригубил и начал ворчать:

— Ну что это они… подают выпивку без закуски. Если пригласили пообедать, так надо к столу… там и выпьем.

Я стал объяснять ему, что таков, мол, обычай у американцев: надо обязательно что-то выпить до обеда.

— Ну, раз такой обычай, тогда ладно, — неохотно согласился Леонид Ильич.

Стоявший рядом Добрынин, услышав наш диалог, шепнул мне:

— Правильно, Виктор. А то ведь ему больше никто этого не скажет.

И действительно, от Громыко, например, советов такого рода сроду не поступало.

Брежнев почти никогда не брал жену в поездки. Считал, что ни к чему «ездить в Тулу со своим самоваром». Причем ни от кого из сопровождающих не пытался этого скрывать.

На второй день после прибытия в резиденцию Брежнев отрядил адъютанта в аэропорт за одной из стюардесс своего самолета. Та прибыла и провела два дня в «Кизиле». Когда Никсон в очередной раз зашел к Брежневу, тот представил ему молодую женщину. Уходя, Никсон промолвил с мягкой улыбкой: «Берегите его…»

В эти же дни Брежнев получил от Никсона в Кемп-Дэвиде вожделенный подарок. Леонид Ильич издавна любил автомобили. Поэтому в те годы, при подготовке его визитов за границу или визитов высоких зарубежных гостей в Москву, наша сторона постоянно намекала иностранной на то, что лучшим подарком Брежневу была бы хорошая машина известной фирмы. Так у Генсека образовалась неплохая коллекция, которая включала такие иномарки, как «роллс-ройс» из Англии, «мерседес» из Германии, «ситроен» из Франции… Разумеется, подобные намеки делались лишь представителям стран с развитым автомобилестроением, в том числе американцам.

Однако правительству США бюджетные средства на такие подарки не выделяются. Наши настаивали: ведь дорогой подарок — знак высокого уважения. Прижатые к стене американцы обратились за помощью к бизнесменам. И вот после очередного раунда переговоров два лидера вышли на улицу. Там, на асфальтированной площадке перед домом, стоял новенький темно-голубой «линкольн-континенталь». Никсон вынул из кармана пиджака ключи и протянул их Брежневу, тот все понял и расплылся в широкой улыбке.

Они подошли к машине. Брежнев уверенно сел за руль, Никсон — рядом. Только я успел заскочить на заднее сиденье, как Брежнев по-хозяйски завел машину и, к ужасу всей охраны, рванул с места. Минут десять он гонял «линкольн» по узким дорожкам, по которым с такой скоростью никто никогда не ездил. На одном из поворотов нас даже занесло, но, слава богу, все обошлось…