Наконец он заметил, что Абдуррахима-бая интересует мальчик. Маклер принялся расхваливать мальчика:
—
Ака-бай, [51]купите этого мальчика.
—
Нет! — отвечал Абдуррахим-бай. — Не куплю. Что-то сердце не лежит.
—
Купите, бай, не скупитесь. Деньги небольшие. Если разонравится, убыток невелик — тридцать, сорок золотых. Не больше. А если счастье улыбнется и мальчик вам понравится, вы дадите ему воспитание и на всю жизнь у вас будет полезный человек. Взгляните в его глаза, — они играют, как глаза оленя, сразу видно, насколько он смышлен.
Увидев, как Абдуррахим-бай взглянул в глаза ребенку, маклер оживился:
—
Встань-ка, милый, принеси воды в этом кувшине. Мальчик взял кувшин и пошел к кухне.
Маклер сказал Абдуррахиму-баю:
—
Посмотрите на его походку: как райский павлин. О его красоте и изяществе я и не говорю. Но подумайте, что, когда ему будет лет пятнадцать и в ваш тумень приедет на прогулку эмир, вы подарите его высочеству этого мальчика и удостоитесь большей чести, чем удостоился наш хивинский хозяин.
От этих слов Абдуррахим-бай взволновался. Украдкой взглянул он на Карима-бая, в чалме которого еще торчал, как банчук на мазаре, милостивый ярлык эмира.
Маклер не умолкал:
—
Этого мальчика зовут Некадам. [52]Это имя означает «добрая поступь». Отцы наши говаривали: «Имя дается на небесах!» Добрая поступь мальчика оправдывает его имя. Слава и благо вместе с шагами этого мальчика войдут в ваш дом.
Абдуррахим-бай ничего не мог возразить.
Доводы маклера все более обезоруживали покупателя. Абдуррахим-бай был вынужден сослаться на шариат.
—
Хороший мальчик. Но шариат не разрешает покупать суннита и делать его рабом. Купив его, я согрешу. Я не хочу этого.
Но маклер не растерялся:
—
А вы поговорите с ним сами, чтобы убедиться, что он не суннит. У него грубый кызылбашский [53]язык. Вот послушайте.
И маклер принялся расспрашивать Некадама, откуда он, и постепенно дошел до вопросов веры.
На каждый вопрос мальчик отвечал по-кызылбашски. И если сомневался в каком-нибудь слове, говорил медленно, осторожно.
—
Ну, вот, видите сами! — сказал маклер Абдуррахиму-баю. — Как может он быть суннитом? Если вы и теперь скажете «не куплю», станет ясно, что приехали сюда не покупать, а потолкаться и что нет у вас возможности купить и прокормить раба.
Маклер заметил, что эти слова укололи самолюбие Абдуррахима-бая. Он взял его за руку и повел к Кариму-баю.
—
Этот человек хочет купить Некадама. Сколько с него получить?
Карим-бай отнесся к Абдуррахиму-баю, как к давнему знакомому, он посмотрел на покупателя теплым взглядом и улыбнулся:
—
Этот человек богат и опытен. Он сам знает цену всякому товару. Как он скажет, так и сделаем. Из-за мальчишки-раба нам спорить не стоит.
—
Ну, в таком случае я разниму вас! — воскликнул маклер и соединил руки хозяина и покупателя. — Хотя этот мальчик стоит сто золотых, хозяин уступит его за шестьдесят. А?
Абдуррахим-бай вздрогнул от этой цены и вырвал свою руку из руки маклера.
—
Нет, не выйдет! Карим-бай мягко возразил:
—
Если уважаемый брат и не даст денег, не беда. Но если даст, то уж по стоимости товара.
И, обернувшись к маклеру, сказал:
—
Ты же видел: утром я не отдал его и за семьдесят золотых.
Маклер настаивал, снова взял руку Абдуррахима-бая.
—
Ну, ладно. В таком случае пусть будет пятьдесят золотых!
—
Нет! — отдернул руку Абдуррахим-бай, но маклер держал ее крепко.
—
Ну, говорите вашу цену!
Абдуррахим-бай, уже сожалея, что должен что-то сказать, нехотя ответил:
—
Ну, ладно, сорок.
Карим-бай, услышав о сорока золотых, которые посыплются в его карман, сделал вид, что огорчен столь низкой ценой.
—
Нет, не пойдет. Я его лучше убью и выброшу. Иначе он мне испортит все цены, дороже обойдется.
Но незаметно подмигнул маклеру. Маклер махнул рукой:
—
Если хозяин не хочет, я сам продам. Из-за одного мальчишки хозяин не изменит ко мне своего благорасположения. Берите мальчика. Вынимайте деньги.
Когда Абдуррахим-бай, огорченный и уже уверенный, что сильно промахнулся, нехотя отсчитал деньги, маклер соединил опять руки работорговца и рабовладельца и вдохновенно воскликнул:
—
Да будет вам польза от этих денег, а вам от раба! Переложили деньги из полы в полу.
Сорок золотых быстрой струйкой скользнули в раскрытый кошель работорговца, а маленький Некадам стал товаром Абдуррахима-бая.
Маклер, получив по две тенги от покупателя и продавца, вновь пожелал им обоим благополучия.
Акрам-бай взял каменный брусок, обвалял его в муке и покатал этот брусок по голове мальчика.
Таков древний обычай. При покупке скота, встретив купленную лошадь, корову или осла, хозяйка обваливала камешек в муке и проводила им по голове животного. Считалось, что голова его становится каменной и никогда не погибнет.
—
Абдуррахим-бай, пусть голова раба будет крепка, как камень! С вас магарыч! — сказал Акрам-бай.
И получил от Абдуррахима-бая семь медных пулов, считающихся жертвой святому Бахауддину.
Карим-бай сказал Абдуррахиму-баю:
—
Теперь сходите за одеждой для мальчика, а мою с него снимите и отдайте моему слуге.
—
Эге! Вы забавный человек, — удивился Абдуррахим-бай. — Такому купцу не к лицу подобные слова. Если я за десять тенег покупаю осла на базаре, мне дают в придачу два аршина веревки, чтобы взять осла. А вы за сорок золотых продали мальчишку и норовите отпустить его нагишом. Я из уважения к маклеру пошел на эту сделку. Но если вы раскаиваетесь, я охотно ее расторгну.
Едва маклер заметил, что дело может разладиться, он поспешно вмешался:
—
Мальчик не выйдет нагишом. Он оденет свою прежнюю одежду.
И по незаметному разрешению Карима-бая слуга быстро сбегал за прежней одеждой Некадама.
Маклер снял с него чистую одежду и надел старую, пропахшую потом, забитую пылью длинных дорог, по которым два месяца он двигался через пустыни, горы и степи, пока не достиг, наконец, Абдуррахима-бая.
—
Ну, идите теперь, желаю вам обоим успеха.
Всего лишь два дня мальчик успел поносить свою обновку.
13
Наби-Палван усердно выполнял поручение Абдуррахима-бая.
Крестьяне сдавали очищенный хлопок. Наби-Палван принимал его и связывал в кипы.
Крестьян, не успевших очистить хлопок, Наби-Палван уговаривал взять новую партию.
—
Потом рассчитаемся, — говорил он.
Некоторые, послушав Наби-Палвана, брали новый хлопок, не успев отдать прежнего. Но были и осторожные, решившие подождать.
—
Нет, сперва рассчитаемся за прежний. А тогда будет видно, брать ли новый.
Этих крестьян тревожило, что у очистивших хлопок получалось хлопка и семян значительно меньше, чем было взято на очистку.
—
Причина либо в супе, либо в каше! — сказал один из усатых крестьян.
—
А может быть, и в супе, и в каше, — ответил другой.
—
Это как понять? — спросил Наби-Палван. — Что-то мне невдомек.
