Другой купец добавил:
—
Я помню его имя. Его должны звать Мухаммед Карим-бай. Он из Хивы.
Чиновник повернулся к женщине:
—
Джаханара! Ты помнишь своего первого хозяина? Похож он вон на того человека?
Джаханара повернулась к Кариму-баю.
—
Похож? Это не то слово, это он сам! — И тотчас она испуганно добавила: — Ой, умоляю вас! Сделайте так, чтобы меня не продали опять ему. Это злодей. Он жестокий. Когда он купил меня у туркменов, он хотел моей любви, а я не подчинилась. Он подверг меня жестокой пытке — «чармех». А потом он торговал мной. Продавал на одну ночь, а если я не подчинялась, наказывал меня «чармехом».
Спутники Джаханары знали это хивинское наказание, когда человека, положив на землю, привязывают за руки и за ноги к четырем кольям. Лежа так, человек не может шевельнуться, может только дышать, смотреть в небо и слышать, как постепенно немеет его тело.
—
Не может быть, это не тот человек! — сказал чиновник. — Видно, что это один из придворных его высочества, а вы рассказываете о каком-то хивинце.
—
Попона другая, а осел все тот же! — возразил купец, повысив голос.
Акрам-бай, все еще рассказывавший анекдоты, услышав гневный голос купца, посмотрел в их сторону, увидев чиновника верховного судьи, сказал обеспокоенно:
—
Пойду узнаю, о чем там спор. Он подошел к ним:
—
О чем у вас спор?
—
Пустяки. Из-за куска черствого хлеба, — ответил чиновник.
—
Не совсем! — сказал купец, взглянув на Акрама-бая. — Нет, не из-за черствого хлеба, а из-за пятидесяти золотых.
И рассказал:
—
Четыре года назад наш отец купил вот эту рабыню. Заплатил пятьдесят золотых. Через два года отец наш скончался. Мир его праху! Рабыня осталась в наследство нам, двум братьям.
Мы ее продали Сахибназарби за пятьдесят два золотых. Деньги поделили пополам. Но через некоторое время у женщины на коже появилась болезнь. Сахибназарби привел нам ее обратно, чтобы расторгнуть покупку, и требовал деньги назад. Мы не согласились и ответили ему: «Что продано, то продано», назад не берем. А он ответил: «Если кто-нибудь у кого-нибудь купил лошадь, а лошадь оказалась с пороком, с куриной слепотой или хотя бы со сбоем, имеет он право вернуть лошадь и получить деньги назад. Эта женщина — то же самое. У нее обнаружился недостаток. Значит, вы обязаны ее взять себе, а деньги вернуть мне».
Акрам-бай прервал купца:
—
Какое мне дело до всего этого? Это дело не касается моего двора.
—
Нет, погодите. Я еще не рассказал. Дело к вам не относится. Но оно относится к человеку, который горделиво восседает посредине вашего двора, под навесом.
И он рассказал дальше:
—
Сахибназарби пошел к духовным лицам, и они ему подтвердили, что он прав. Вот эта бумага!
Купец показал ее Акраму-баю. [49]
—
Вот посмотрите, на ней печать самого алама [50]Бухары. К нему присоединилось еще три высоких духовных лица. Вот их печати. Видите?
—
Да, это истинно, — согласился Акрам-бай.
—
А что сказано в этой бумаге? Если кто-нибудь покупает товар и в нем обнаруживается недостаток, не замеченный при покупке, покупатель имеет право вернуть покупку продавцу и получить обратно свои деньги…
Акрам-бай взял бумагу из рук купца.
—
Как тебя зовут?
—
Нийаз-бай.
—
А кто такой Сафар-бай?
—
Мой брат. Вот он.
—
Из документа видно, что кто-то вздумал вернуть покупку Нийазу-баю и Сафару-баю. Так?
—
Так.
—
А какое это имеет отношение к Кариму-баю, его превосходительству эшику-агабаши?
Нийаз-бай сказал:
—
Нет, вы погодите. Я еще не рассказал, что Сахибназарби с этим документом пошел к эмиру. И эмир велел призвать нас на суд верховного судьи. И по слову судьи мы вернули Сахибу пятьдесят два золотых, а рабыню взяли обратно.
Акрам-бай облегченно вздохнул:
—
И делу конец.
—
Нет, вы погодите. Тут-то оно и началось, это дело. Я пошел к верховному судье и сказал: «Наш отец тоже покупал эту рабыню. Почему должны страдать мы, а не тот, у кого она куплена нашим отцом?» Верховный судья со мной согласился. Он сказал: «Найдите того человека, и я взыщу с него ваши деньги и отдам их вам». И вот мы его нашли, здесь, на вашем дворе, и верховный судья направил с нами сюда своего человека. Этот человек должен взять назад эту рабыню, а нам вернуть пятьдесят золотых.
Джаханара, услышав это, закричала:
—
Убейте меня! Лучше вы закопайте меня живой в землю, только не давайте вы меня этому злодею.
Когда она замолчала, чиновник сказал обоим купцам:
—
Когда вы обратились к верховному судье, вы сказали, что имеете иск к работорговцу. Но если бы указали, что иск ваш направлен против караван-баши, высочайшим указом удостоенного высокого титула, верховный судья не принял бы ваш иск. Заплатите мне за услуги и уходите по своим делам. Не вам тягаться с этим человеком.
Нийаз-бай громко закричал:
—
Пусть он будет караван-баши, пусть имеет титул, нам какое дело? Мы требуем своего.
Карим-бай, услышав эти слова, понял, что спорят о нем, и он громко крикнул:
—
Что там, Акрам-бай?
—
Пустяки. Сами тут разберемся.
—
Вы обо мне, что ль? Идите сюда! Что у вас за дело? Акрам-бай с чиновником подошли и рассказали все это. Карим-бай принял надменный вид и ответил чиновнику:
—
Они не меня, а высокое достоинство двора оскорбили. Какие-то торгаши вздумали тащить меня к судье! Меня, удостоенного придворного звания эшик-агабаши двора его величества эмира священной Бухары. В моей грамоте написано: «Духовенство и судьи обязаны уважать его». Его — значит меня. А вы что вздумали?
Замолчав и подумав, он развязал кошелек, достал пять тенег и дал чиновнику:
—
Возьмите за услуги!
И когда тот взял, сказал ему:
—
Уберите от меня этих наглецов. Если они еще раз раскроют рот, я сам за них примусь. За оскорбление придворного звания их строго накажут.
Акрам-бай с чиновником вытолкали со двора Нийаза-бая и Сафара-бая, но самочувствие Карима-бая окончательно испортилось.
В лицо его волнами ударили гнев, печаль, ярость, сменяя друг друга.
Он молча сидел под навесом.
Шутки Акрама-бая больше не развлекали его.
В воротах показался худощавый, высокий человек с редкой бородкой, седеющий, но еще не старый. Когда Акрам-бай его увидел, сказал:
—
Караван-баши из Шафрикана приехал. Его зовут Абдуррахим-бай. Этот человек никогда не возвращается с базара с пустыми руками.
Карим-бай краем глаза взглянул на прибывшего.
—
Хорошо.
Абдуррахим-бай долго ходил по ряду рабов и рабынь, внимательно осматривая их.
Он потолкался среди покупателей, узнал слухи об этих рабах, понял не только настроение базара, но и положение Карима-бая.
Он не приценился ни к кому из рабов и рабынь. Обратил внимание лишь на одного семилетнего мальчика.
Маклер Карима-бая, следовавший по пятам за этим неожиданным покупателем, усердно расхваливал каждого раба, каждую рабыню, но не видел в глазах Абдуррахима-бая ни к кому никакого интереса.
