Песнь 11-20 11 Хродгар вышел, за ним дружина, опора Скильдингов, прочь из зала; возлег державный на ложе Вальхтеов в покоях жениных; уже прослышали все домочадцы, что сам Создатель охрану выставил в хоромах конунга, дозор надежный противу Гренделя. Гаутский воин, душа отважная, 670 снял шлем железный, себя вверяя Господней милости и силе рук своих, кольчугу скинул и чудно скованный свой меч отменный на время боя отдал подручному на сохранение. Всходя на ложе, воскликнул Беовульф, гаут могучий, врагу в угрозу: злочудищной силой, но я не слабей в рукопашной схватке! Мне меч не нужен! — и так сокрушу я 680 жизнь вражью. Не посчастливится мой щит расщепить ему, — хотя и вправду злодей не немощен! — я пересилю в единоборстве, когда мы сойдемся, отбросив железо, коль скоро он явится нынче ночью! Над нами Божий, Господень свершится суд справедливый — да сбудется воля Владыки Судеб!» Склонил он голову, высокородный, на пестроцветное изголовье, вокруг мореходы 690 легли по лавам в палате для пиршеств; из них ни единый не чаял вернуться под кров отеческий, к своим сородичам в земли дальние, их вскормившие, ибо знали, как много датских славных витязей в этом зале было убито. Но Бог-заступник, ткач удачи, над ратью гаутской вождем поставил героя, чья сила верх одержала над вражьей мощью [45]700 в единоборстве, — воистину сказано: Бог от века правит участью рода людского! Исчадие ночи вышло на промысел; уснула охрана под кровлей высокой, из них лишь единый не спал (известно, без попущенья Судьбы-владычицы хищная тварь никого не утащит в кромешное логово), на горе недругу он ждал без страха начала схватки. 710 12 Из топей сутемных по утесам туманным Господом проклятый шел Грендель искать поживы, крушить и тратить жизни людские в обширных чертогах; туда поспешал он, шагая под тучами, пока не увидел дворца златоверхого стен самоцветных, — не раз наведывался незваный к Хродгару, сроду не знавший себе соперника, не ждал и нынче, найти противника, дозор дружинный 720 в ночных покоях. (Шел ратобитец злосчастный к смерти.) [47] Едва он коснулся рукой когтелапой затворов кованых — упали двери, ворвался пагубный в устье дома, на пестроцветный настил дворцовый ступил, неистовый, во тьме полыхали глаза, как факелы, огонь извергали его глазницы. И там, в палатах, завидев стольких героев-сородичей, храбрых воителей, 730 спящих по лавам, возликовал он; думал, до утра душу каждого, жизнь из плоти, успеет вырвать, коль скоро ему уготовано в зале пышное пиршество. (После той ночи Судьба не попустит — не будет он больше мертвить земнородных!) Зорко высматривал дружинник Хигелака повадки вражьи, стерег недреманный жизнекрушителя: чудище попусту не тратило времени! 740 из сонных выхватив, разъяло ярое, хрустя костями, плоть и остов и кровь живую впивало, глотая теплое мясо; мертвое тело с руками, с ногами враз было съедено. Враг приближался; над возлежащим он руку простер, вспороть намерясь когтистой лапой грудь храбросердого, но тот, проворный, привстав на локте, кисть ему стиснул, 750 и понял грозный пастырь напастей, что на земле под небесным сводом еще не встречал он руки человечьей сильней и тверже; душа содрогнулась, и сердце упало, но было поздно бежать в берлогу, в логово дьявола; ни разу в жизни с ним не бывало того, что случилось в этом чертоге. Помнил доблестный воин Хигелака вечернюю клятву: восстал, угнетая 760 руку вражью, — хрустнули пальцы; недруг отпрянул — герой ни с места; уйти в болота, зарыться в тину хотело чудище, затем что чуяло, как слабнет лапа в железной хватке рук богатырских, — так обернулся бедой убийце набег на Хеорот! вернуться 678 след. Слова Беовульфа входят в ритуал битвы: перед сражением противники старались сокрушить друг друга грозной похвальбой (для которой в древнеанглийском даже было специальное слово). Необычно здесь лишь то, что похвальба звучит до появления врага (но после прихода Гренделя ее уже было бы не произнести!). вернуться В древнеанглийской поэзии, и особенно в «Беовульфе», исход события очень часто предсказывался заранее. Слушателей заботил не столько традиционный сюжет (хотя и он был далеко не безразличен), сколько встреча с любимыми персонажами, обсуждение понятных всем ситуаций и мастерство сказителя. вернуться …воины спали… — То, что гауты могли уснуть в такую ночь, кажется необъяснимым. Но тем более величественно предстает фигура бодрствующего Беовульфа. вернуться Шел ратобитец // злосчастный к смерти. — Третий разговорится о том, что Грендель идет в Хеорот. Это нагнетает напряженность, создает впечатление неотвратимости смертельной схватки. На самом же деле схватка с Гренделем не была для Беовульфа слишком тяжелой. Последующие встречи с матерью Гренделя и драконом стоили ему несравненно больших усилий. Но искусственно созданная поэтом атмосфера ужаса (совершенно отсутствующая там, где противник действительно могуч) маскирует легкость победы. Также и роскошный пир назавтра после битвы подчеркивает важность случившегося. И действительно, хотя и давшаяся ему сравнительно легко, эта битва — кульминация всей жизни Беовульфа, тот последний момент в ней, когда, сражаясь с исчадиями ада, чудовищами и силами зла, он еще чувствует свое превосходство. Грендель не случайно называется злосчастным: своими преступлениями он обречен на гибель и одиночество, и у сказителя, хорошо знающего, что значит изгнание для любого смертного, порой прорывается нечто, похожее на сочувствие к нему. вернуться … тут же воина… — Много позже, из рассказа вернувшегося домой Беовульфа (ст. 2076), станет известно имя воина — Хандскио (Рукавица). В поэме есть несколько эпизодов, рассказанных дважды и даже трижды, и каждый раз описание варьируется и возникают дополнительные подробности. Гибель соплеменника дает Беовульфу мотив личной мести в битве с Гренделем, но современного читателя поражает, что Беовульф не вступился за Хандскио, а неподвижно следил за происходящим со своего ложа. |
