Лю.Раз уж мы заговорили об этом, господин, тебе, конечно, больно. Но ведь ты приобрел имя и прославил родню, а это уже немало.
(Поет.)
Третья ария от конца
Наконец осуществились нежной матери желанья:
Сын ее обрел в избытке и богатство и признанье.
Шлют ему с печатью алой государевы посланья!
Ты в тоске сжимаешь пальцы, нет конца твоим
стенаньям…
Знай же, что ушла с улыбкой
мать к Ручьям, забыв страданья,
Веря в то, что, в свой черед,
Ты прославишь весь твой род.
Это будет воздаяньем
За ее благодеянья!
Коу Чжунь.При жизни не умеем как следует позаботиться, а после смерти прославляем, ставим пышные памятники… Подумаешь об этом — еще горше на душе!
Госпожа Коу.Мы без того помнили о безвременно покинувшей нас свекрови, а сегодня старая Лю заговорила о былом — вот господина и одолела печаль, и я тоже совсем расстроилась. Да только какой прок в наших вздохах, когда ничего уже поправить нельзя. По моему глупому разумению, раз завтрашний пир по случаю дня рождения отменен, нужно пригласить побольше монахов и отслужить поминальный молебен. Так мы и сыновнюю почтительность проявим, и ей в загробном мире поможем. Как думаешь, супруг?
Коу Чжунь.Дельный совет. Пусть кто-нибудь возьмет портрет покойной матушки и повесит над алтарем, где завтра состоится молебен.
Картину уносят.
Госпожа Коу.Пусть завтра у таблички с именем покойной свекрови старая Лю совершит возлияния и воскурит ароматные палочки.
Лю.Будет исполнено.
(Поет.)
Вторая ария от конца
С чистой водою сосуды
Стоят перед ликом Будды,
Траурные полотнища свисают в обеих сторон.
Капли с веточек ивы
[231] Стекают неторопливо.
Всяк, госпожу вспоминая, в тихую скорбь погружен.
Кончились все напасти,
Ее не волнуют страсти,
Разве что донесется к ней колокольный звон…
Поверх погребального ложа
Роскошное платье положат
[232],
Многие сотни монахов милостыней одарят;
Я ж в бессильной печали
Буду вершить запоздалый
Траурный этот обряд.
Госпожа, раз завтра будут совершать молебен и раздавать милостыню, всем во дворце придется не пить вина и не есть скоромного. Только ваша старая служанка без вина не может прожить и дня, о чем заранее вам докладывает.
Госпожа Коу.Безумная старуха, делай, что хочешь, — тебя нельзя равнять с другими.
Коу Чжунь.Много ли у нас осталось таких старых слуг? Пусть все будет так, как она пожелает.
Лю.Бесконечно благодарна!
(Поет.)
Первая ария от конца
Не сравнюсь я с юными в сноровке,
И движения мои неловки,
И легко теряю разум от вина…
Думала я: госпожа забыла
Обо мне, как будто обронила
Вещь, которая ей больше не нужна.
Но теперь, окружена заботой,
Вижу, что господские щедроты
Нескончаемы, как в погребах вино.
Не забыты прежние страданья,
И посмертные благодеянья
Шлет хозяйка мне — так Небом суждено.
Коу Чжунь и его супруга плачут.
Господин и госпожа, прошу вас, успокойтесь. После наших молений Будде покойная матушка наверняка обретет новую жизнь на небесах. А ваша старая служанка так долго болтала, что в горле пересохло. Пойду на кухню, попрошу две-три чарки вина.
(Поет.)
Заключительная ария
Судьбой своей довольна, живет во дворе наседка,
Птенец же орла стремится в неудержимый полет.
О матери вспоминает каждый из нас, но нередко
Сверх всякой меры
Сын занят карьерой,
После ж кончины родимой его раскаянье ждет.
Уходит.
Коу Чжунь то и дело вытирает слезы.
Госпожа Коу.Слова старой служанки опечалили нас всех. Но ведь годы жизни родителей имеют предел, сыновняя же почтительность безгранична. Предаваясь такой чрезмерной скорби, вы, сударь, идете против заветов наших предков [233].
Коу Чжунь.Ох, как мне перенести все это! Супруга моя, кости матушки, страдавшей в одиночестве, давно охладели; к чему теперь весь мой почет и богатство!
Госпожа Коу.Я, сударь, не решалась часто напоминать вам о покойной матушке как раз потому, что боялась вызвать у вас такую скорбь и слезы.
Полное название пьесы: "Вспомнив о матери, Коу Чжунь отменяет пир".
Япония
Классический японский театр
В Японии до наших дней сохранились три старинных театральных жанра.
Это прежде всего возникший еще в XIV веке театр Но [234]. В большой, построенной по законам контраста, программе этого театра лирико-музыкальные драмы чередуются с фарсом кёгэн.
Значительно позже, в XVII веке, появились как зрелища для простых горожан театр Кабуки и театр кукол Дзёрури.
Расщепления на драму и комедию в репертуаре Кабуки и Дзёрури не произошло. Многоактные пьесы с развитой сюжетной фабулой легко совмещали в себе напряженные драматические ситуации и комедийный гротеск.
Каждый из старинных театральных жанров Японии имеет свою четко счерченную индивидуальность и свою долгую историю. Пьесы замечательных драматургов прошлого не сошли с подмостков сцены и до сих пор исполняются согласно многовековым канонам и традициям. Традиции эти передаются от мастера к ученику, и в актерских династиях составляют драгоценное семейное наследие.
С приходом нового времени в Японии под влиянием европейского искусства возник современный театр. Появились своя собственная опера, свой балет, множатся массовые зрелища на западный образец. Но старинный японский театр всех трех жанров сумел отстоять свое "место под солнцем", проявив необычайную способность к выживанию. Это, впрочем, не значит, что он — музейный раритет, неподвластный ходу времени. Актеры — не мертвые копировщики. Меняются и исторически обусловленное восприятие зрителей, их вкусы и запросы. Сквозь отстоявшиеся веками театральные формы неизбежно проникают новые ритмы истории, освежая трактовку роли, трансформируя исподволь структуру спектакля. Время как бы убыстрилось, представления становятся короче. Так постепенно накапливаются перемены даже в старейшем, казалось бы, навеки застывшем театре Но. Зрители (за вычетом немногочисленной элиты) не предаются в нем медлительному созерцанию, потому что им уже чужда средневековая метафизическая эстетика.
Однако даже театр Но, наиболее далекий от нашего времени, не потерял своего былого обаяния. Он все еще восхищает зрителей, его классические традиции плодотворны, они продолжают оказывать воздействие на японское искусство, даже такое современное, как кинематография. По признанию замечательного кинорежиссера Акира Куросава, школой его был именно театр Но ( См.: Григорий Козинцев. Пространство трагедии. Л., "Искусство", 1973, с. 13).