— Да, по конфузиям он в Европе ныне всех обскакал, — заметил с места Меншиков.
— Бог с ним, пусть обскакивает, лишь бы короля возле себя держал. А то вон из-за того же бежал от Августа дипломат Паткуль, он боялся, что как только Август замирится с Карлом ХИ, так тут же выдаст его головой, а это для Паткуля смерть. Я принял его к нам на службу ума его ради и опыта, так что отныне он будет нам служить. Но все это худой знак, поэтому с Ингрией спешить надо. Наперво будем брать Нотебург, то бишь нашенский Орешек. Поскольку он на острове, думал по льду на него идти. Ан нет. Спешить надо. Еще неведомо, где Карл зимой окажется. Скорей, скорей надо в Ингрии твердой ногой встать. Вот худо, что ты, Петр Матвеевич, здесь повоевал много сел. — Царь укоризненно покосился на Апраксина.
— Я хотел как лучше, государь, чтоб у неприятеля пристанища не было.
— Сие велено было фельдмаршалу в Лифляндии творить, он славно и погостил там. А здесь наши земли, здесь завтра нам же пристанища понадобятся, а ты деревни жег. Нехорошо, Петр Матвеевич, не по-хозяйски.
— Надо было предупредить, государь.
— А своя голова для чего? В общем так, господа генералы, тут мы на своей земле, потому прошу помнить об этом. Без нужды ничего не рушить, не жечь. Тем более не обижать население. И никаких грабежей. Борис Петрович, предупреди своих казаков.
— Я их отпустил, государь. Свой полон на Дон погнали, ясырь {153} повезли по домам, хотели и пушки с собой везти, кое-как отговорил. Наша добыча, говорят, и все тут.
— Может, и верно, что отпустил эту вольницу. Значит, к Нотебургу придут регулярные.
— Да, государь, почти одни регулярные.
— Инженер Корчмин был в Нотебурге не так давно, осмотрел крепость, видел, что надо было. Василий Дмитриевич, посвяти совет в то, что узнать изволил.
— Крепость сия невелика, — встав с лавки, заговорил Корчмин. — На первый взгляд кажется неприступной. Стены каменные, высотой в четыре сажени, толщиной в две. Потому, кажется мне, чтоб как-то пробить их, желательно бить в одно какое-то место, лучше всего с юго-запада. Гарнизон невелик, четыреста пятьдесят человек, сто сорок две пушки. Чтобы пресечь возможность сикурса крепости, в первую очередь надо взять укрепление на той стороне.
— А откуда может быть сикурс? — спросил царь.
— От генерала Кронхиорта.
— Кронхиорта изрядно Петр Матвеевич потрепал. До сикурса ли ему?
— В такой крепости, как Нотебург, и полета человек полка будут стоить.
— Что ж, ты, пожалуй, прав, Василий Дмитриевич. Эти укрепления на той стороне я беру на себя. Думаю, там без пушек обойдемся. Яков Велимович?
— Я слушаю, государь, — встал Брюс.
— Ты, как артиллерийский генерал, отвечаешь за пушки. Ставишь их на сей стороне одна к одной. Сколько их у тебя?
— Помимо полковых трехфунтовых, государь, 19 пушек восемнадцатифунтовых, 12 двенадцатифунтовых и 12 мортир.
— Вот, и отлично. Будешь бить, как и советует Корчмин, по юго-западному фасу. Стрелять, я полагаю, придется не один день, так что озаботься добрым запасом пороха и ядер.
— Я думаю, недельного достанет.
— Нет, нет. Имей двух-, а лепш трехнедельный запас. А подвезешь месячный, бранить не стану.
Брюс, усмехнувшись, покачал головой.
— Чего ты? — спросил царь.
— Так ведь, Петр Алексеевич, месячного огня ни одно орудие не выдержит.
— Значит, имей и пушек запас. Князь Михаил?
В свою очередь поднялся Михаил Михайлович Голицын.
— Тебе надлежит, князь, озаботиться штурмовыми лестницами. Слыхал, какие стены? Вот и рассчитывай, чтобы длины не менее четырех сажен были. Общее командование я возлагаю на фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева. Извольте, господа, его приказы исполнять неукоснительно и без пререканий. Кто ослушается во время боя, пойдет под суд. А приговор кригсрехта {154} сами знаете какой.
— Об этом можно б было и не говорить, — с ноткой обиды молвил князь Голицын.
— Напомнить не помешает, князь Михайла.
К Нотебургу царь стянул пятнадцать полков. Конечно, это не могло быть секретом для шведов, однако на виду крепости до времени никто не появлялся.
В ночь с 26 на 27 сентября 1702 года были выкачены на берег пушки и явились гвардейские полки, начавшие перестрелку с крепостью, не приносившую никакого вреда ни той, ни другой стороне, зато послужившую отличным прикрытием прокладки трехверстной просеки от Ладожского озера к Неве, невидимой из крепости. Царь сам с топором в руках был на просеке и трудился на рубке, подавая пример рядовым семеновцам. Трехверстная просека была пробита за сутки, и по ней в Неву из озера перетащили пятьдесят лодок.
Появление русской флотилии у крепости повергло шведов в изумление: откуда они явились? Ведь все течение Невы находилось в руках шведов. На следующий день Петр, взяв тысячу гвардейцев, переплыл с ними на другую сторону, атаковал береговое укрепление и захватил его, лишив крепость связи с берегом, откуда комендантом ожидалась помощь. Здесь закрепилось три русских полка.
Обложив таким образом Нотебург, фельдмаршал послал на лодке к крепости трубача с предложением коменданту сдать крепость, поскольку ему теперь ждать помощи было неоткуда. Трубач воротился с отказом.
— Что он сказал? — спросил Шереметев.
— Он посмеялся и сказал: зубы сломаете.
— Ну что ж, раз ему так весело, дадим ему музыку. Капитан Михайлов, извольте открыть огонь.
— Есть, господин фельдмаршал! — четко отсалютовал капитан Михайлов, он же царь.
И рявкнули пушки, берег заволокло дымом, от стен крепости брызнули крошки камней, дождем падая в реку. Пальба шла весь день и ночью. Пушкари, чтоб не оглохнуть, закладывали в уши очески, работали посменно. После трехсуточной беспрерывной пальбы в крепости послышался барабанный бой, который едва был услышан.
— Ага, — сказал капитан Михайлов, — кажись, с пардоном решились.
На лодке прибыл барабанщик с письмом от госпожи комендантши.
— Пакет для господина фельдмаршала, — сказал он.
— Давай сюда, — сказал высокий артиллерист-капитан, столь прокопченный, что светились на лице только зубы и белки глаз.
Он разорвал пакет, пробежал глазами, засмеялся и сообщил пушкарям, окружавшим его:
— От великого шума и беспокойства жены господ офицеров просят господина фельдмаршала выпустить их из крепости. А? Каково? — Повернулся к барабанщику: — Передай от имени фельдмаршала, что он с удовольствием предоставит дамам выход из крепости, но только совместно с их любезными супружниками. Ступай.
Барабанщик отплыл, и едва он исчез в крепости, как бомбардировка возобновилась.
Десять дней без передышки грохотали пушки, изрядно измолотив юго-западный фас крепости. Наконец Брюс не выдержал, подбежал к Петру:
— Господин капитан, орудия раскалились до опасного состояния, дайте остыть им.
— Хорошо, Яков Велимович, — согласился Петр. — Они свое дело изрядно исправили. Пусть остывают. Алексашка!
— Я здесь, капитан! — подскочил Меншиков, закопченный не менее царя.
— Тащи мыло, утирку и пошли кого-нибудь за Голицыным.
Петр, взяв мыло и полотенце, прошел к воде и стал умываться вместе с Меншиковым, присев у самой кромки.
С крепостной стены щелкнул выстрел; и пуля жмякнулась рядом в воду, обрызгав их.
— Ты гля, еще и огрызаются, — сказал Меншиков.
— Мазилы, — хмыкнул Петр, вытирая отмытое от копоти лицо. — Впрочем, далековато, пожалуй, и я бы не попал.
Петр и Меншиков наворачивали из одного горшка гречневую кашу, когда явился Голицын.
— Садись с нами, князь, бери ложку.
— Спасибо, государь, я только что поел.
— Тогда так, князь Михайла, готовься к штурму. Поведешь семеновцев. Лестницы готовы?
— Готовы, ваше величество.
— Ночью я дам сигнал из трех мортир {155} . По этому сигналу отчалишь на лодках, на самолете [9]. А днем на берег чтоб не высовывались. Сейчас через зрительную трубу присмотри место, где начнешь, чтоб ночью не плутать.
