Тут ей вспомнилось, что мать не раз ее предупреждала, говорила, что когда-нибудь она почувствует, что такое оскорбления и насмешки. И все же Селия даже предположить не могла, что до такой степени расстроится.

Но как же жила ее мать? Как ходила она здесь по магазинчикам? А может быть, она вообще никогда не общалась с этими людьми, вообще никогда не покидала дом, когда приезжала сюда?

Тут мальчишки принялись толкать Тома, и казалось, что теперь уж драки не избежать. Вернее, не драки, а неминуемой расправы над Томом, потому что один он не смог бы оказать сопротивление этим парням. Он не мог даже убежать от них – они обступили его со всех сторон и не отпускали.

И тут вдруг Селия заметила высокого крепкого мужчину, приближающегося к мальчишкам. Мужчина был одет как джентльмен, и этим джентльменом… оказался мистер Олбрайтон. И как раз в этот момент самый дерзкий из юнцов направился к двери дома. Все остальные тут же потеряли всякий интерес к Тому и принялись подбадривать приятеля громкими криками.

Неожиданно путь парня был прегражден рукой мистера Олбрайтона.

– Куда вы направляетесь, молодой человек?

– У меня здесь дельце, так что убери свою лапу, если не хочешь, чтобы ее сломали.

– Если это не твой дом, то у тебя не должно быть там никакого дела. Так что убирайся отсюда.

– Это ты убирайся! – крикнул юнец. – Мы здесь не любим посторонних. Ты что, напрашиваешься на неприятности из-за какой-то шлюхи?

Мистер Олбрайтон опустил руку, и парень, ухмыльнувшись, сделал еще один шаг вперед. В следующее мгновение рука Олбрайтона снова опустилась ему на плечо.

Селия толком не видела, что именно сделал ее жилец – казалось, он просто положил ладонь на плечо мальчишки. Однако глаза юнца внезапно расширились, ноги подкосились, а лицо исказилось от боли.

В следующую секунду мальчишка отлетел на несколько метров, отброшенный рукой Олбрайтона словно тряпичная кукла. Друзья подняли его на ноги, и он с побелевшим от боли лицом уставился на человека, победившего его одной рукой, вернее – одним неуловимым движением руки.

– Проклятая шлюха! – заорал парень. – Мои деньги ничуть не хуже твоих, понял?!

– Ты не сделаешь ничего, что могло бы оскорбить женщину, живущую в этом доме, – заявил Олбрайтон. – А теперь убирайся отсюда и больше здесь не появляйся, иначе я тоже окажусь здесь.

Парень что-то пробурчал себе под нос и зашагал на другую сторону улицы. Его приятели тут же последовали за ним. Том же подбежал к крыльцу, положил гвозди и монетку на верхнюю ступеньку и через несколько секунд скрылся за углом. Мистер Олбрайтон поднял деньги и гвозди, затем постучал в дверь.

Стараясь держаться с достоинством, Селия открыла дверь; она видела, что мальчишки наблюдают за домом издалека.

– Это оставили для вас, – сказал мистер Олбрайтон с улыбкой, но Селии показалось, что он смотрел на нее с сочувствием, и это очень ее смутило. Заставив себя улыбнуться, она пробормотала:

– Благодарю вас. – Взяв гвозди, она взглянула в сторону мальчишек и добавила: – Похоже, все полагают, что я точно такая же, как моя мать.

– Ваш жилец не думает ничего подобного. И в отличие от зеленых юнцов не высказывает скоропалительных суждений по поводу того, какой выбор делает человек в жизни, – пусть даже этот выбор не соответствует общепринятым представлениям о нравственности. – Джонатан вынул из сюртука визитную карточку и протянул ее девушке – так, чтобы это увидели мальчишки. – Если у вас возникнут еще какие-то неприятности с ними, вы должны немедленно сообщить мне об этом. – Вежливо поклонившись, он развернулся и зашагал по улице. Мальчишки, внимательно наблюдавшие за этой сценой, тоже ушли.

Девушка взглянула на визитную карточку мистера Олбрайтона. На карточке не было ничего, кроме его имени и фамилии, но их Селия и без этого знала. Но что он за человек? Чем занимается? На эти вопросы у нее по-прежнему не было ответов.

В кофейне возле гостиницы «Грейс» в полдень, как всегда в это время, было многолюдно, и почти все столики были заняты. Это заведение являлось излюбленным местом отдыха адвокатов из ближайших контор; здесь они читали газеты, дымили сигарами и обсуждали свои дела – обсуждали слишком уж громко. Но для мистера Олбрайтона это обстоятельство не являлось помехой, – напротив, именно здесь он мог поговорить со своим дядей, не опасаясь, что их разговор будет услышан.

Джонатан заметил дядюшку на диване, у дальней стены. Подошел к нему и присел рядом. Эдвард молча кивнул и приподнял брови – как бы задавая понятный им обоим вопрос.

– Возникли непредвиденные обстоятельства, – сообщил Джонатан. – Ее дочь поселилась в своем доме на Уэллс-стрит. И очень редко выходит. Может пройти еще несколько дней, прежде чем я смогу тщательно все осмотреть и сделать определенные выводы. Хотя не исключено, что даже после обыска мы не узнаем об Алессандре ничего нового.

Эдвард нахмурился и проворчал:

– То есть тебе пока нечем похвастать, верно? Я правильно тебя понял?

Джонатан утвердительно кивнул:

– Да, пока что – ничего. Я осмотрел большую часть мансарды, но там не нашлось ничего интересного. А вот с нижними этажами придется подождать.

– А другой дом?

– Я пошел туда перед похоронами, но оказалось, что меня опередили. Ну, во-первых, сама девушка, то есть дочь. Но она считает, что и до нее кто-то туда приходил. Не могу сказать точно, ошибается ли она в своих подозрениях, но отсутствие некоторых весьма важных документов указывает на то, что девушка скорее всего права. Но еще раз повторяю: пока что ничего определенного сказать не могу. Не исключено, что сама Алессандра не оставила ничего… заслуживающего внимания.

Дядя надолго задумался, потом спросил:

– Но если дом обыскивали, то кто? Что ты об этом думаешь?

Джонатан промолчал. Он вспоминал веселую и остроумную женщину, любившую жизнь и умевшую наслаждаться ее благами. Время от времени он подолгу беседовал с ней. И Алессандра, как и многие другие женщины, иногда любила пооткровенничать, но их беседы не имели никакого отношения к его нынешнему заданию.

Пожав плечами, Джонатан наконец проговорил:

– Мне кажется, что она, зная о близком конце, или сожгла, или спрятала все бумаги, которые могли бы раскрыть всю правду о ней. Исчезла даже бухгалтерская книга, если, конечно, она вообще существовала. Между прочим, ее дочь не уверена в том, что эта книга имелась у Алессандры.

– Но дочь когда-нибудь покинет дом, не так ли? – пробурчал дядя Эдвард. – И вообще, довольно странно, что она решила там жить. Возможно, она теперь жалеет о том, что когда-то, сбежав из дома матери, лишилась того, что сейчас уже могла бы иметь. То есть она могла бы занять место Алессандры. Ведь в детстве она была хорошенькой, верно? Говорят, мужчины выстраивались в очередь, когда мать представляла ее.

– Похоже, вам, дядя, многое о ней известно, – заметил Джонатан, невольно нахмурившись.

Эдвард пожал плечами:

– Кое-что известно, разумеется. Но ведь и ты знаешь о ней немало. Алессандра развлекалась целый год, представляя гостям свою девочку и рассматривая всевозможные предложения, – вероятно, рассчитывала получить кругленькую сумму от первого покровителя дочери. Но получилось так, что девочка сбежала, и Алессандра в результате…

– Ее зовут Селия, – перебил Джонатан.

– Да, правильно, Селия. Так вот, когда она убежала в самый последний момент, это стало горячей темой во многих лондонских клубах. – Эдвард сделал глоток кофе из чашки и спросил: – А она надолго вернулась в город? Если надолго, то может опять стать притчей во языцех. Те, кого она заинтересовала тогда, возможно, сохранили к ней интерес, так что сам понимаешь…

Дядя ухмыльнулся и спросил:

– А ты что о ней думаешь? Чем она занимается?

– Мисс Пеннифолд устроилась в довольно скромном доме, и не похоже, что она намеревается идти по стопам матери. Мне кажется, она намерена вести очень спокойную жизнь, столь же скромную, как и ее жилище. – Джонатан откровенно лгал – ведь сама Селия заявила, что пригласит в свой дом не очень-то скромных женщин, то есть явно намекала на то, что собирается открыть у себя бордель. Впрочем, не исключено, что бордель – просто выдумка; возможно, она таким образом вынуждала его покинуть дом. Но с другой стороны… Если честно, то он пока что не понял, чем она собиралась заняться.