Второй удар обрушился спустя четыре месяца, когда в результате несчастного случая на автомобильном заводе погиб и отец. Осиротев, девочка в соответствии с завещанием отца осталась на попечении тети, преподававшей французский и итальянский в престижной частной школе неподалеку от Лондона. Так они и жили вдвоем в небольшой квартирке в студенческом городке; Деми приняли в эту же школу, поскольку тетя там работала. Тетя оказалась родственницей дальней во всех отношениях, и новая жизнь принесла Деми только хорошее образование и знание английского языка. Росла же она как придется.

Через несколько месяцев после переезда в Англию для Деми пришла посылка из Парижа. В ней были личные вещи матери: несколько платьев, фотография, откуда смотрели ее большие карие глаза, спокойные и сосредоточенные, книги, в основном на итальянском, и еще рисунки — абстрактные наброски, которые мать делала в свободное время. Кроме фотографий и платьев, мало что могло заинтересовать девочку, которой не исполнилось и девяти лет, еще не оправившуюся от потери, одинокую и растерянную; уверенную, что мать жива, и ждущую каждый день письма, которое так и не пришло. Деми всегда носила фотографию матери при себе, вглядываясь в каждую незнакомую женщину, молясь и надеясь, что однажды увидит то единственное лицо, а родные руки обнимут ее, чтобы уже не отпускать никогда.

С течением времени боль потери никак не утихала. Маленькая Деми не сомневалась, что мама жива, хотя тетя и потратила немало сил, убеждая девочку не терзать себя напрасной надеждой. Напротив, уверенность росла с каждым ударом сердца. Однако дни шли за днями, складываясь в года, но не принося никаких известий. Деми лишь могла смотреть бессильно и одиноко, как за другими школьниками приезжают родители, чтобы забрать домой. Забрать на выходные, на каникулы, в путешествие… Отвлечься от тоски можно было только уроками.

И вот утром семнадцатого дня рождения Деми получила письмо от адвоката из Парижа. В конверте лежал другой, поменьше и короткая записка, где было сказано: «В соответствии с завещанием Вашего отца настоящее письмо надлежит доставить в день Вашего семнадцатилетия».

Деми разорвала второй конверт, не зная, что и думать. Внутри оказалось письмо, написанное рукой отца; судя по дате, незадолго до смерти.

Письмо потрясло Деми. Она немедленно позвонила юристу в Париж, требуя объяснений. Тот лишь ответил, что понятия не имеет о содержании письма и переслал его в соответствии с последней волей клиента. Повесив трубку, Деми бросилась к чемодану, где лежали материнские вещи — единственная надежда узнать больше. Там, конечно, не нашлось ничего нового: все те же платья, те же итальянские книги, те же рисунки, виденные сотни раз. На этот раз, то ли не зная, с чего начать, то ли желая прежде всего коснуться предметов, созданных собственной рукой матери, Деми обратилась к наброскам. Всего их было тридцать четыре; некоторые не больше визитной карточки. На таком-то маленьком листке и нашелся рисунок, показавшийся необычным: несколько штрихов, составивших равносторонний крест с кружками на концах. Внизу рукой матери мелкими буквами было написано единственное слово — «боскетто».

Сердце Деми заныло рисунок каким-то образом связался со зловещим письмом отца. Она в тысячный раз вытащила из сумочки фотографию. Во взгляде матери сегодня читалось особое значение, будто та глядела дочери прямо в глаза. Деми перечитала письмо еще раз, потом вернулась к рисунку. От странного слова повеяло холодом.

Портрет, письмо, рисунок, слово.

Деми остро почувствовала, какой огромной доли собственного «я» ей не хватало многие годы. И куска души не удастся вернуть, пока она не узнает наконец, жива ее мать или погибла и что же случилось на самом деле. Может быть, она прислала все эти вещи в качестве знака? Дать дочери намек на собственную участь, который станет понятен накануне совершеннолетия?

Так жизнь Деми навсегда поменяла русло. Девушка поклялась выяснить все, чего бы это ни стоило и сколько ни ушло бы сил и времени. Это был договор, глубоко личный и секретный, между ними двоими. Об этом договоре она твердо решила никому не говорить — и не говорила, вплоть до сегодняшнего дня.

— Вы все молчите, Деми. Что-нибудь случилось?

Неожиданный вопрос смутил ее. Вздрогнув, Деми подняла глаза — преподобный Бек смотрел на нее через спинку кресла. Вслед за Беком обернулась и Лючиана, ее зеленые глаза смотрели жестко и проницательно.

— Нет, все в полном порядке! Спасибо, — улыбнулась Деми.

— Хорошо, — сухо ответила Лючиана. Нам еще ехать и ехать.

12.10

Мигель Балиус припарковал лимузин за ровным рядом деревьев между железнодорожной станцией Монсеррат-Аэри и павильончиком фуникулера; отсюда раскрашенные в желтый и зеленый цвет вагончики карабкались по каменистым горам, где двумя тысячами футов выше находилась верхняя станция. По просьбе Мартена Мигель запер его сумку с ноутбуком, диктофоном и личными вещами в багажнике и проводил вновь обретенных «кузенов» к нижней станции фуникулера. Президент Харрис вновь надел очки и широкополую шляпу, взятую у Деми; парика на нем не было. Остановившись в тени высокого дерева, Мигель смотрел, как Мартен и президент идут к павильону по отдельности, будто незнакомцы, только что сошедшие с поезда.

Купив билет на фуникулер в оба конца, Мартен вышел на платформу, где уже стояли редкие туристы. Выждав немного, президент последовал за ним. Через несколько минут с горы спустился вагончик; из него вышло человек десять. Те, кто ждал на перроне, вошли внутрь, проводник в форме запер дверь, и желто-зеленый вагончик пополз наверх. По дороге они не обменялись ни словом, ни взглядом: все уже было решено раньше, в развалинах у горного потока, где серьезного и готового оказать любую помощь Мигеля «приняли в члены семьи».

— Ресторан «Аббат Сиснерос» является частью отеля с тем же названием, — объяснил Мигель. — Дверь служебного входа в конце коридора, сразу за туалетами. Снаружи, за дверью, дорожка.

Острым обломком камня Мигель начертил на земляном полу план монастыря, комментируя каждую деталь.

— В эту сторону — попадете на двор, где разгружают подвозимые припасы, а если сюда — дорожка ведет наверх и круто поворачивает за Деревья. Там, ярдах в тридцати, развалины часовни, о которых я говорил. — Мигель обозначил развалины крестиком. Там все зеленью заросло; даже если стоишь напротив, почти не видно. Если вы сумеете завести туда Фокса, может получиться. Очень удобное место.

— Очень хорошо, — кивнул Мартен, переводя взгляд на президента. — Если Деми сказала правду, то, когда мы доберемся до монастыря она сама, Бек и Лючиана будут уже там, вместе с Фоксом. Полагаю, первой их заботой будет найти и передать меня в руки Фокса. Это если Деми ничего не рассказала о вас. Тогда они прежде всего будут искать кузена Джека, что сильно меняет ситуацию.

— Ничего это не меняет, — решительно заявил президент Харрис. — Если Фокс там, мы обязаны вытрясти из него все. Если мои «друзья» его предупредили, поступим по ситуации. У нас просто нет выбора.