Каролина умерла супругой уважаемого конгрессмена. Женой политического деятеля, чья популярность в Вашингтоне со временем только росла и кто был, в числе прочего, еще и другом детства президента. Трагическая смерть мужа и сына открыла ей навстречу все сердца; отчего же «не просто так»? Что заставило ее увериться в смертельной инъекции?

Мартен попытался методически проанализировать ее душевное состояние. Что она думала последние два дня жизни? Он особо остановился на моменте второго просветления. Проснувшись, она взяла Мартена за руку и посмотрела в глаза:

— Николас, я… — Дышала она тяжело, и сухой язык с трудом ворочался во рту. Говорить стоило огромных усилий. — Я ведь должна была оказаться… на том самолете… с мужем… и сыном. Планы… поменялись в последнюю секунду… Я вернулась в Вашингтон на день… раньше. Они убили мужа… и сына… — продолжала она, не сводя с Мартена глаз. — А теперь убили… меня.

— О ком ты говоришь? — спросил Мартен осторожно, стараясь не спугнуть важное сообщение. — Кто такие «они»?

— Тот… ка…

Больше ничего Каролине выговорить не удалось. Без сил, она провалилась в забытье и пришла в себя только перед самой смертью. Успела только открыть глаза и сказать Мартену, что любит его.

Подумав как следует, Мартен смог разложить эту скудную информацию на два независимых сегмента. Первый из нескольких обрывков: Каролина лишь случайно не оказалась на том самолете со своими родными — в последнюю минуту изменились планы. Вернулась в Вашингтон на день раньше. Потом похороны, потом звонок в Манчестер. Уверенность, что ее заразили умышленно. Наконец эти «тот… ка…», но кто такие, так и осталось неизвестным.

Второй сегмент составили слова, произнесенные во сне. В основном ничего не значащие повседневные фразы. «Майк» — муж, «Чарли» — сын, «Кэти» — сестра; «Чарли, сделай потише телевизор», «урок бывает по вторникам» — ну и тому подобное. Но было и совсем другое. Обращенные, вероятно, к мужу слова, полные тревоги и страха. «Майк, что это?»; «тебе страшно, я же вижу»; «почему ты не хочешь говорить?»; «те, другие, да?». Хуже всего последнее: «Я боюсь того, седоволосого!»

Это Мартену было отчасти понятно: Каролина успела кое-что рассказать, пока просила его по телефону приехать из Манчестера.

— Температура поднялась в тот же день, как я очнулась в клинике. Становилось все хуже; мне сделали анализы. Появился тот, седоволосый. Говорят, хороший специалист, но мне он не нравится. Меня все пугает: как он смотрит, как трогает мое лицо и ноги своими отвратительными длинными пальцами; и этот жуткий крестик на кончике большого пальца. Там еще кружочки такие… Я спрашивала, зачем он здесь и что делает, но он ни разу не ответил. Вскоре у меня обнаружили стафилококковую инфекцию кости — в правой ноге. Они попробовали антибиотики, но не помогло. Ничего не помогает…

Дождь лил все сильнее, но Мартен не замечал этого и не останавливался, думая о Каролине. Они встретились еще в школе, поступили в один и тот же колледж и нисколько не сомневались, что поженятся, заведут детей и проживут вместе всю жизнь. А потом она уехала на летние каникулы и встретила молодого адвоката по имени Майк Парсонс. После этого жизнь Мартена и Каролины изменилась кардинально и навсегда. Но сколь ни страшен был удар для него, любовь осталась сильна, как прежде. Со временем они с Майком подружились, и Мартен рассказал ему то, что знала только Каролина и еще очень немногие: почему ему пришлось покинуть убойный отдел Лос-Анджелесского полицейского управления и переехать на север Англии — жить под вымышленным именем и работать в качестве ландшафтного дизайнера.

Стоило приехать на похороны — он теперь очень жалел об этом. Тогда бы он был рядом, когда Каролина не выдержала и когда появилась доктор Стивенсон. Но он так и не приехал. Его отговорила сама Каролина: вокруг столько друзей, сестра с мужем летят с Гавайских островов — совершенно незачем, а для Мартена вовсе не безопасно. Увидимся позже, сказала она. Потом, когда станет поспокойнее. Тогда казалось, что она справится. Кроме понятного потрясения в голосе звучала внутренняя сила. Та самая внутренняя сила, которой до сих пор хватало, чтобы пережить любые трудности. А потом… потом все и случилось.

Боже, как он ее любил! Любит и сейчас, всегда будет любить.

Он так и шел, думая только о ней. Но в конце концов осознал, что идет дождь и что он промок насквозь. Надо возвращаться в гостиницу… Мартен огляделся. Как он мог не заметить раньше? Вот это здание, подсвечено прожекторами, и не так уж далеко. Сколько раз он его видел, с самого детства? В учебнике истории, в газетах, по телевизору, в кино. Белый дом.

В этот самый миг до него целиком дошел невыносимый ужас потери. В темноте и под дождем он заплакал не стесняясь, как ребенок.

20.20

Ясная погода так и не наступила, мелкий дождь сеялся по-прежнему.

Николас Мартен сидел за рулем взятого напрокат автомобиля, припаркованного напротив дома доктора Лорейн Стивенсон в Джорджтауне. Через улицу трехэтажный дом было видно хорошо, целиком. Ни в одном окне свет не горел: если кто и есть, либо уже спит, либо в одной из комнат с другой стороны. Мартен, наблюдавший за темными окнами более двух часов, решил, что в доме все же никого нет. Мало кто ложится спать в шесть часов вечера, да и в одной комнате обычно не сидят безвылазно. На кухню сходить, в туалет или еще куда… А в такое время и по такой погоде наверняка включили бы свет, хотя бы в коридоре. Здравый смысл подсказывал, что доктор Стивенсон еще не приходила домой. По-тому-то Мартен терпеливо сидел здесь и собирался сидеть, сколько понадобится.

Сколько раз он доставал из кармана пиджака этот документ? Кажется, успел выучить наизусть.

Напечатанный на машинке, подписанный нетвердой рукой Каролины и заверенный нотариусом листок доставили Мартену сегодня утром прямо в гостиницу. Дата написания и день доставки говорили о многом. Каролина позвонила в Манчестер вечером в четверг, тридцатого марта, и на следующее утро Мартен вылетел в Вашингтон. В тот же день, в пятницу тридцать первого, был написан и заверен этот документ, но Мартен ничего о нем не знал до сегодняшнего утра. Боясь, что друг может не успеть, она призвала нотариуса, будучи в здравом уме и твердой памяти. И вот, он держит листок в руках — после ее смерти.

— Я уже писал вам, мистер Мартен, что такова была ее воля, — объяснил по телефону ее адвокат Ричард Тайлер, когда Мартен позвонил ему.

Тайлер писал, что письмо Каролины действительно имеет законную силу. Трудно сказать, что получится, если документ будет оспорен в суде, но тем не менее Мартен может использовать его по своему усмотрению.

— Только вы, мистер Мартен, можете знать, что имела в виду Каролина, предоставляя вам доступ к бумагам, но такое доверие возможно лишь между близкими друзьями.

— Это действительно так, — согласился Мартен.

Поинтересовавшись, может ли в случае чего воспользоваться услугами Тайлера, и поблагодарив, Мартен повесил трубку. Не вызывало сомнения, что Каролина не обсуждала своих страхов и подозрений с адвокатом. Тогда получается, что, кроме Мартена, никто ничего не знает. Она доверилась только ему одному. То, что письмо было передано только после смерти, доказывало всю серьезность положения. Она действительно верила, что ее саму, мужа и сына убили. Каролина не хотела, чтобы Николас усомнился в сказанном, видя ее физическое и душевное состояние, — даты показывали это ясно. И еще — она знала, что, однажды поверив, он сделает все возможное, чтобы узнать правду.