«В руках жасминовый букет…» В руках жасминовый букет И взгляд невинно-удивленный, И волосы, как лунный свет, Косым пробором разделенный. Сквозь тюлевый туман фаты Девическое восхищенье… Но неужели это ты, А не твое изображенье На полотне за гранью лет, В поблекшем золоте багета, Воображаемый портрет, «Банальная мечта поэта»? «Летала, летала ворона…» Летала, летала ворона. Долетела до широкого Дона, А в Дону кровавая вода Не идут на водопой стада, И в лесу кукует не кукушка, А грохочет зенитная пушка. Через Дон наводят мосты И звенят топоры и пилы, Зеленеют братские могилы, На могилах безымянные кресты… А вороне какое дело — Вильнула хвостом и домой улетела. «Угли краснели в камине…» Угли краснели в камине, В комнате стало темно… Все это было в Берлине, Все это было давно. И никогда я не знала, Что у него за дела, Сам он рассказывал мало, Спрашивать я не могла. Вечно любовь и тревога… Страшно мне? Нет, ничего. Ночью просила я Бога, Чтоб не убили его. И уезжая кататься В автомобиле, одна, Я не могла улыбаться Встречным друзьям из окна. «Серебряной ночью средь шумного бала…» Серебряной ночью средь шумного бала, Серебряной ночью на шумном; балу, Ты веер в волненьи к груди прижимала, Предчувствуя встречу к добру или злу. Средь шумного бала серебряной ночью Из музыки, роз и бокалов до дна, Как там на Кавказе когда-то, как в Сочи Волшебно и нежно возникла весна. Серебряной ночью средь шумного бала Кружилась весна на зеркальном полу, И вот эмигрантской печали не стало, И вот полудетское счастье сначала, Как в громе мазурки на первом балу, Как там на Кавказе когда-то, как в Сочи Средь шумного бала серебряной ночью… «Далеко за арктическим кругом…» Далеко за арктическим кругом, Распластав поудобней хвосты, Рассуждали тюлени друг с другом, Называя друг друга на ты. Согласились разумно тюлени: Жизнь спокойна, сытна, весела И полна восхитительной лени, Много холода, мала тепла, Ни надежд, ни пустых сожалений. Жизнь от века такою была… А про ландыши, вешнее таянье, Исступленное счастье, отчаянье Сумасшедшая чайка врала, Перед тем, как на льду умерла. 1950 «За окном сухие ветки…» За окном сухие ветки, Ощущенье белки в клетке. Может быть я, как и все, Просто белка в колесе? И тогда мечтать не в праве Я о баснословной славе? Слава, все равно, придет, Не сейчас, так через год. 1950. «Клочья света, обрывки тепла…» Клочья света, обрывки тепла, Золоченой листвы фалбала, Сад в муаровой шумной одежде, Легкомысленно верит надежде, Что не будет от осени зла, Что она как весна весела. Вспоминаю насколько я прежде Рассудительней, старше была И насколько печальней жила. 1950. «Банальнее банального…» Банальнее банального, Печальнее печального, Умильнее умильного, Под гром оркестра бального, А дальше право сильного, Без разговора дальнего. А там совсем банальщина, Шампанское, цыганщина. Банальнее банального, «Прости» свистка вокзального, Печальнее печального, В купэ вагона спального, В ночи с огнями встречными, С цветами подвенечными, Железа бормотание «В Ис-панию, в Ис-панию»… «В белом дыму паровоза…» В белом дыму паровоза, Возле вагонных колес, Были улыбки и розы, Не было правды и слёз. Так в этот час расставанья, В час умиранья души Он говорил: «До свиданья, Ведь ненадолго. Пиши…» Сердце царапают кошки. Все утешенья — вранье. …Белый платочек в окошке Делает дело свое. |
