«Последнее траурное новоселье…» Последнее траурное новоселье. Мне хочется музыки, света, тепла, И чтоб отражали кругом зеркала Чужое веселье. И в вазе хрустальной надежда цвела Бессмертною розой, как прежде. Смешно о веселье. Грешно о надежде. В холодной, пустой, богадельческой келье Сварливая, старческая тишина И нет ни покоя, ни сна, И тянет тоскою из щелей окна, Из сада, где дождь и промозглая слякоть. Не надо, не надо! Прошу вас не плакать. «Ни спора с судьбой. Ни укора…» Все чисто для чистого взора, Н. Гумилев Ни спора с судьбой. Ни укора. Жара и усталость. Бреду Одна вдоль чужого забора, Одна, как повсюду на свете. Закатные розы в саду, На небе закатная роза И те огорченья и эти В победно-лучистом свете Заката Апофеоза. А ветер в асфальтном чаду Вздыхает облаком сора: — Все чисто для чистого взора В земном и небесном аду. «Все было, было, бы.. Лото под лампой…» Мы играем не для денег, А чтоб время провести. А. Пушкин Все было, было, бы.. Лото под лампой, Старушки богаделки, старцы богадельцы — От жизни старостью, как театральной рампой. Вечернее лото — приятнейшее дельце Пред тем как спать идти, с восьми до десяти. Ведь «не для денег, а чтоб время провести», Как черти в дурачки у Пушкина играли. Телевизьон трещит в полубезлюдном зале. Я в комнате своей у лунного окна. Дверь заперта на ключ. Одна, всегда одна С тех пор, как умер ты — одна на целом свете. Пора казалось бы и мне ожесточиться, Стать язвой-сплетницей, подслеповатой, злой, Лихой лотошницей, как богаделки эти. Луна сквозь облаков полупрозрачный слой, Как там, как над Невой, прелестно серебрится. — Луна, далекий друг, сестра моя луна… … Не то, что молодость спешит, летит стрелой И падает стремглав подстреленною птицей, А то, что молодость так бесконечно длится, Когда давно она мне больше не нужна. «Неправда, неправда, что прошлое мило…» Неправда, неправда, что прошлое мило. Оно как открытая жадно могила — Мне страшно в него заглянуть. - Забудем, забудьте, забудь!.. По синим волнам океанится парус, Налейте вина и возьмите гитару, Давайте о завтра мечтать. Чтоб завтра казалось еще неизвестней, Еще невозможней, тревожней, прелестней, Чтоб завтра не стоило ждать. О, спойте скорей «Лебединую песню» И «Белой акации» И «В том саду», Хоть встретились мы не в саду, а в аду, В аду эмиграции. А парус белеет навек одинокий, Скользя по волнам в байроническом сплине, В пучине стихов, от шампанского синей. И вот наконец приближаются сроки И час расставанья рассветно-жестокий, - Прощайте, прощайте, пора! Прощайте, желаю Вам счастья! Но разве так поздно? Нет, здравствуйте, здрасьте! Уже не сегодня, еще не вчера, Еще далеко до утра! — И значит, игра Продолжается. «Банальнее банального…» Юрию Терапиано Банальнее банального, Печальнее печального Сознанье — жизнь прошла. Ну что ж? Поговорим О подвигах, о славе — Троя, Рим. Вот дни мои и все мои дела. Как мало доброго. Как много зла. Не то я делала, не так жила, И ясно, что я лучше быть могла. От одиночества и от усталости Прилив горячей нежной жалости К себе и прочим тварям на земле, Как уголек, краснеющий в золе. Печаль, похожая на вдохновенье, И драгоценно каждое мгновенье, Когда уже отсчитаны они — На счетах звонких и магических — Мои пустынные, торжественные дни. Но раз в стихах лирических Нельзя без точки зрения И собственного мнения, Я признаюсь — банальнее банального, Сусальнее сусального Мне кажется высокий этот тон Раскаяния, просветленья И старческого всепрощенья Предпохоронный звон, Полупоследний стон, Благословляющее — «Ах!» Нет, старость мудрая, прости, С тобою мне не по пути Ни в жизни ни в стихах До самой смерти. НОЧЬ БЕЗ СНА Ледяная луна в ледяной высоте Озаряет озябшие вязы и клены, И на снежной поляне четыре вороны, Как чернильные пятна на белом листе. Почему их четыре? Не три и не пять? Почему мне опять ничего не понять? Почему все меня до смешного тревожит И ничто на земле успокоить не может? Если б было ворон или пять или три, Треугольник или пентагон Без затей и затрат Преудобно улегся бы в сон. Но четыре вороны — вороний квадрат — Никуда не уляжется он. В черной душной ночи горят фонари, Далеко до луны, далеко до зари, Невозможно уснуть и немыслимо спать, Оттого что ворон-то четыре, А не три и не пять. И кругами, кругами все шире и шире Наплывает тоска обреченности. |
