ИЗ СБОРНИКА «ЗЛАТАЯ ЦЕПЬ» (ПАРИЖ, 1975) И днем и ночью кот ученый Всё ходит по цепи кругом. А. С. Пушкин «Парапсихологическое ощущенье…» Парапсихологическое ощущенье Реальной нереальности. И вот, Предчувствуя стихотворенье, Ко мне слетает вдохновенье И ямбами мурлычит кот. Мой мудрый кот, мой кот ученый, Суть политических интриг И стихотворные законы Мой мудрый кот вполне постиг И в парапсихику проник – Она не для его персоны. Он потянулся, полусонный, Взмахнул хвостом, в окошко прыг! И побежал на Лукоморье. 1975 «Королевская мантия…» Королевская мантия И корона рассыпались в прах. Надоели мне анти-я, Анти-я, что живут в зеркалах, И в стихах моих, и грехах, Ну, конечно, и в добрых делах Тех, что я по ошибке творю. Лишь под утро, встречая зарю, Расцветающую за окном, Между полусознаньем и сном, Я не больше пяти минут Настоящая. А потом – Ничего не поделаешь тут – День идет своим чередой, Превращая меня в другую, Иль, точнее, в многих других Анти-я, мне почти враждебных, Анти-я, обманно волшебных, Лженесносных – как много их! До него же они, до чего же На меня совсем не похожи! 1975 «Тень пространства, времени тень…» Юрию Терапиано Тень пространства, времени тень, День сегодняшний, день вчерашний, Ну, конечно, и завтрашний день… Я живу в поднебесьи, на башне, Неуютно и тесно живу Не во сне, а впрямь, наяву, Как во чреве кита Иона, Без комфорта и телефона, Так, как жили во время оно, А не в атомные года. Прилетает ко мне иногда Ведьма с Брокена для развлеченья, Чтоб со мною писать стихи, От безудержного вдохновенья Превращать их в лесные мхи, В мухоморы и лопухи, В отголоски райского пенья — Те, что в памяти прозвучат У моих нерожденных внучат, Как надежда и как утешенье. «Снег – серебряный порошок…» Я. Н. Горбову Снег – серебряный порошок – Щедро сыпят добрые тучи, До чего же мне хорошо, Никогда не бывало лучше!.. Твердо помню — теперь девятьсот Семьдесят пятый год — Год всемирного заката, — До которого я когда-то И не думала, что доживу, Только это совсем негоже. Чепуха. Ни на что не похоже. Но со мной — не во сне — наяву Очень странное что-то творится, Будто время идет для меня Час от часу, день ото дня Не вперед, а назад, Будто я становлюсь моложе, А не старше, чем прежде была. Я смотрю из окна на сад — Всё в саду на праздничный лад По-весеннему веселится. Вот, слетев на обрубок ствола, Вдруг запела Синяя Птица, Круглоглазая, как сова, — Птица счастья из сказочной зоны: «Жизнь прошла. Безвозвратно прошла. Жизнь прошла, а молодость длится». И в ответ ей мой кот ученый, Мудрый кот лукоморный мой, Замурлыкал: – Постой, постой. Дай подумать… Эти слова Ты когда-то давно написала, Но теперь лишь мне ясно стало До чего ты была права. 1975 АНТИТЕЗА
Довольно вздор нести Про ту страну, куда Макар, Кипя, как самовар, Телят, а не котят, Гонял иль не гонял. Из щепетильности я жизень потерял. Но это до меня уже Рембо сказал. Рембо сказал, Я повторила — Чужое часто очень мило И даже — до чего! — милее своего. Так вот: под Рождество Слова — не знаю для чего — Бегут, как на вокзал К отходу поезда. Им Вифлеемская звезда Сквозь суть и муть Столетий и столетий Указывает верный путь, Ведущий прямо в никуда. Звонок последний, третий… Как много надо слов На этом свете, Предлогов, междометий, Недоговорок, строк и строф Пред тем, Как, повздыхав дней семь, Спросить свою судьбу — Задать ей напрямик вопрос-табу: — А жил я, собственно, зачем? – Не удостоясь от судьбы ответа, Отнюдь с ней не вступать в борьбу, Но всё же, несмотря на это, — Пустить себя в трубу: С улыбкою на лбу Уютно лечь в гробу, Став, наконец, и глух и нем, Исчезнуть насовсем — До перевоплощения, До следующего рождения В Египте? Индии? Иль Полинезии? Здесь у Поэзии, Рассчитывая на ее ко мне благоволение Осмеливаюсь я просить прощения За мной в нее вводимое нововведение За мой Вижу, разум Зашел за ум, Без подготовки, разом, С размаху, наобум Рассыпался по фразам По городским садам, Аэропланным базам И ординаторам, Повсюду — тут и там, — Пока под утро августа второго Не докатился вдруг до Пскова… Сомненье — мудрости основа. Поэтому-то я признать готова Моих неточностей прилив-отлив Моих ошибок океанский риф И всякие там шуры-муры, Хотя в них не участвуют амуры. Особо подчеркнула я б Строку, где о нововведеньи речь, Сиречь Тот шестистопный ямб, Который — Подумать страшно — без цезуры! Засим я — ненавидя споры — Согласна: правильно «жизнь», а не «жизень», Не «насовсем», а «навсегда», — Но, извините, я капризен, Вернее, я капризна. Даже очень. Язык мой ангельски неточен, Акробатичен и порочен, Я сознаюсь в том без труда. Мне нравятся созвучья лиро-лирные, Барокко-рококо-ампирные, Не значащие ничего. Мне нравятся неправильности речи — Я ими щегольнуть не прочь – Они горят, как елочные свечи, Как обещания волшебной встречи В рождественскую ночь. Ах, Рождество… На этом «Ах…» И многоточии Кончается мое стихотворение — В порыве яростного вдохновения Парапсихического откровения Написанное ретро-авангардно, Гиппопотамно-леопардно, К тому ж гиперреалистично — И не за совесть, а за страх. Не знаю, как кому, Что до меня – оно мне, лично, И по душе, и по уму И льстит тщеславью моему – Какой полет! Какой размах! Но, знаю, авторы не вправе Себя превозносить и славить – Недопустимо! Неприлично! И можно многое еще в вину поставить Стихотворенью моему: Длинноты. Надо бы короче и Без синтаксических истерик, Без «открывания Америк», И гиперреализм здесь ни к чему. Да, я пишу не то — не так, Как, впрочем, и другие прочие Мне современные поэты. Они подспудно мной воспеты: То, что неясно и темно, Их славою освещено, Сияньем их озарено. Постскриптум лишь для разъяснения Читателей недоуменья — А может быть, и возмущения — Его принять прошу я как Любви и уваженья знак Ко всем, кто дышит в мире этом, И ко всему, что в нем растет. А главное — ко всем поэтам. 1975 |
